Скоротечность полета, как всегда, явилась для нее полной неожиданностью. Чтобы пролететь Австралию из конца в конец, требовалось целых шесть часов, а тут не прошло и трех часов, как они уже начали снижаться на подлете к аэропорту Денпасара. В сравнении с огромным аэропортом Бангкока международный аэропорт Бали казался провинциальным, пустым и ничуть не пугающим. Она заплатила аэропортовый сбор и, ориентируясь по указателям с надписью на двух языках, уверенно проследовала к месту выдачи багажа. Таможенный досмотр она прошла быстро. Ей импонировали расторопность и спокойствие сотрудников службы безопасности, состоявшей в основном из яванцев. Она улыбнулась про себя. Как приятно после сахарной любезности тайцев вновь позволить себе быть деловитой, методичной, прямодушной. О Бали она слышала достаточно, и знала, что здесь ее ожидает такая же раздражающая обходительность, как и в Таиланде. Но, по крайней мере, пока она не прошла таможенный контроль и не покинула здание аэропорта, она могла оставаться самой собой.

Гектор, ожидая ее прибытия, сидел на скамье, раскинув руки. Одет он был в небрежном стиле, но она отметила элегантность его новой рубашки с коротким рукавом и хлопчатобумажных брюк свободного покроя. Она была рада, что он в брюках. Это выгодно выделяло его из толпы сновавших вокруг небритых, длинноволосых туристов. Как она и ожидала, Гектор постригся перед приездом на Бали. Когда она приблизилась к нему, он широко улыбнулся и тепло ее обнял. От него пахло ее жизнью, ее домом, ее детьми, и она с радостью и облегчением упала в его крепкие объятия. Арт был слишком худ. С этой мыслью пришло и решение. Арт исчез из ее жизни.

Она поцеловала мужа, спросила его про Адама и Мелиссу.

— Они в полном порядке. Скучают по тебе, но яяи nannyбудут нещадно их баловать. И они это знают. Всю неделю ждали, когда я их к ним отвезу.

— Давно ждешь? — виновато спросила она.

— Несколько часов… — Он добродушно пожал плечами. — А куда деваться? Вживался в местный колорит.

Она не ощутила запаха никотина. Гектор сказал, что не притрагивается к сигаретам уже три-четыре месяца, но она подозревала, что он выкуривает несколько штук, когда пьет с Деджем или своим кузеном. Втайне она надеялась, что в отпуске он нарушит зарок, иначе будет нервный как черт. От него не пахло табаком, он казался довольным и счастливым — даже после утомительно долгого ожидания в аэропорту. Мимо них катила горы упакованного в целлофан багажа группа молодых австралиек. Айша заметила, как две из них посмотрели на Гектора. Улыбаясь, она взяла мужа под руку:

— Надеюсь, ты не флиртовал с «местным колоритом», пока меня ждал?

Гектор ей подмигнул:

— Местных не интересует моя белая задница. Что до туристов, это все упакованная наличкой шваль — с кучей денег, но без мозгов и без капельки хорошего вкуса… — Он кивнул на выход: — Ну что, готова прокатиться с местным водителем?

Приятная стерильная прохлада долгих часов, что она провела в герметичной атмосфере кондиционированного воздуха аэропортов и самолетов, мгновенно испарилась, едва они ступили во влажную, липкую духоту Азии. Гектор повел ее через толпу туристов, робко и неумело торговавшихся с балийскими водителями, которые, обступив приезжих со всех сторон, громко кричали и жестикулировали, предлагая свои услуги. Гектор уверенно пробирался сквозь толпу, игнорируя как туристов, так и балийцев. Они подошли к скамейке, где курили два старика, и сели. Один из стариков начал что-то им говорить, но Гектор бесцеремонным жестом его осадил. Он обнял ее одной рукой, и, хотя стояла почти невыносимая жара и все ее органы осязания безжалостно атаковали шум, запахи и свет, она с благодарностью прильнула к нему, ощущая тяжесть его тела и тепло его влажной кожи.

— Чего мы ждем?

— Пусть суматоха немного уляжется… — Он помассировал ей шею. — Это старый трюк курильщиков. Заходишь за угол, выкуриваешь сигарету, дожидаясь, пока некурящие отразят все удары. — Он широко улыбнулся ей: — Правда, я теперь не курю.

Похоже, он выбрал верную тактику. Каждый раз, когда кто-то приближался к ним, Гектор начинал шептать ей что-нибудь на ухо, и уличные торговцы удалялись. На скамью рядом с ними присел морщинистый старик с седым ежиком на голове и огрубелой кожей. Спину он держал прямо, с достоинством. Он кивнул им, улыбнулся, достался сигарету из нагрудного кармана своей рубашки:

— Вам в Куту?

Гектор качнул головой:

— В Убуд.

Старик постучал себя по груди:

— Я еду в Убуд. Отвезу вас. Недорого возьму. — Он улыбнулся почти беззубым ртом.

Гектор стал торговаться. Айша не вмешивалась. Она была бы не столь щедра, как он, но ей было плевать. Неделя независимости доставила ей большое удовольствие, но она предпочитала надежность супружества. Приятно было сознавать, что рядом — всегда рядом — есть человек, который делит с тобой ответственность. Неделя в Таиланде, Арт и ее измена — все это улетучивалось.

В Таиланде сельской местности она не видела, и теперь, когда машина выехала из перенаселенного города и покатила в горы в центре острова, она была опьянена сочными красками и запахами джунглей. Хотя и вдали от города не было ни одного участка земли, не заселенного людьми. Вдоль дороги по обеим сторонам стояли лотки, с которых торговали немыслимо разнообразным товаром — ювелирными украшениями, керамикой, индуистскими и буддистскими идолами, безделушками и тканями. Улицу то и дело перебегали собаки, курицы и петухи, и каждые несколько минут их водитель свирепо сигналил, чтобы согнать с пути живность. Кондиционер в машине работал на всю мощь, но Айша, опустив стекло, вдыхала насыщенный смрад внешнего мира. Гектор и водитель рассуждали об Убуде, однако она слушала их вполуха. Водитель разразился страстной тирадой о мусульманах. Она перехватила его взгляд в зеркале заднего обзора.

— Вы христианка?

Гектор опередил ее с ответом:

— Это я христианин. А жена индуска.

Вздрогнув, она отодвинулась от мужа. Она знала, что остров заселен в основном индусами, это было заметно по большому количеству местных святилищ. Но также было очевидно, что она не относится к тому миру. Ей хотелось поправить Гектора, заявить о том, что она атеистка, но она понимала, что это было бы грубо. Водитель вновь поймал ее взгляд. Казалось, он собирается что-то сказать, но он молчал. Гектор, не догадываясь про свою оплошность, схватил ее за руку. Она с трудом сдержалась, чтобы не вырвать свою ладонь.

Наконец водитель заговорил, но не о религии:

— На пляж едете?

Гектор покачал головой:

— Кута нас совсем не интересует.

— Почему?

— Слишком много австралийцев.

Водитель расхохотался. Потом повернулся и потрепал Гектора по руке:

— Австралийцы — хороший народ. Балийцы любят австралийцев. Только глупые мусульмане не такие, как австралийцы. — Айша ожидала, что он разразится очередной тирадой. — А купаться езжайте на север. В Амед. Красивое тихое место… — Он вздохнул. — После теракта там стало хуже. Для жителей Амеда хуже. — Он повернулся к ним. Смотри на дорогу, хотела крикнуть ему Айша. — На этой неделе полнолуние, — радостным тоном продолжал он. — Особое полнолуние. В Амеде очень красиво. Там очень хорошие пляжи. Рыбачить хорошо.

— Вы оттуда?

— Нет. Жена моя из Амеда.

Айша подалась вперед всем телом:

— Она тоже красивая?

Старик хмыкнул:

— Она — бабушка. Старая уже.

Остаток пути он и Гектор беседовали о детях и семье, а она, откинувшись на сиденье, смотрела в окно, засасываемая дыханием Азии.

Перво-наперво, как только их поселили в номер, она попросила Гектора заняться с ней сексом. Он мгновенно откликнулся на ее просьбу. Грубо, кусая ей губу, поцеловал ее. Это было то, что нужно. Застонав, она повернулась, опустилась на кровать и легла на живот. Он стянул с нее трусики, раздвинул ее ноги. Она услышала, как он расстегивает молнию на брюках, как рвет упаковку с презервативом. Он овладел ею. Она стиснула зубы, сдерживая крик. Все ее существо пронзила боль — желанное ощущение, которого она жаждала, которого заслуживала. Она сделала глубокий вдох, второй, третий, четвертый и вознеслась над болью. Гектор долбил ее, словно отбойный молоток, заполняя ее собой. Она зарылась лицом в покрывало, раскинув руки, цеплялась в простыни, сминая ткань. Ей хотелось, чтобы он наводнил ее собой. Он вколачивался в нее, разрывал ее на части, разрушал ее и возрождал к жизни. Она плакала от боли и облегчения. Она совсем не была возбуждена, когда у него наступил оргазм — он взревел в исступлении, не прикасаясь к ней, — но она издала громкий стон благодарности. Он рухнул на нее, она наслаждалась ощущением тяжести его вспотевшего тела. Он утвердил свою власть над ней, она снова принадлежала ему.