Сволочь ты ехидная. Я тебе покажу, попляшешь ты у меня сейчас.

— Я пытаюсь объяснить, почему Сэнди так напугана, почему мы так нервничаем. Я многие годы создавал наше семейное гнездышко. А теперь этот гаденыш, это никчемное дерьмо старается все разрушить. Почему я должен идти в суд? Неужели без этого никак нельзя? Это просто нечестно.

— Да, нечестно. — Эндрю взял свои сигареты, убрал пачку в карман. — Мне пора. Позвоню, как только придет уведомление. Скажи Сэнди, пусть не беспокоится насчет «Актуального репортажа». Этот урод наверняка напьется, когда будет звонить, так что он вряд ли пробьется дальше оператоpa. Что касается твоих соседей, научись с ними дружить. Если тебе нужны дружелюбные соседи, незачем было покупать большой участок земли прямо через дорогу от брайтонского [55]пляжа.

К тому времени, когда он приехал домой вечером, он уже сожалел, что в обед выпил вина и пива. Всю вторую половину дня у него кружилась голова, а к трем часам появилась тупая непрекращающаяся мигрень. Он вспылил из-за молодого индуса, работающего в его магазине в Мурабине. Ленивый ублюдок всегда пытался поменять свою смену, и, едва Гарри вошел в магазин, Санджив вышел из-за прилавка и попросил, чтобы на субботу ему дали выходной.

— А здороваться кто будет?

— Прошу вас, мистер Апостолу, я никак не могу работать в субботу вечером.

В глубине магазина бродила группа школьников, наверняка что-нибудь стащат. Вошел молодой торговец. Гарри кивнул на него. Но Санджив, не обращая внимания на покупателя, терпеливо ждал ответа от босса.

Уволить бы тебя прямо сейчас, толстозадый индус.

— Нет, — отрывисто бросил он. — Раньше нужно предупреждать. За такое короткое время я не могу найти тебе замену на субботу. Будешь отрабатывать сам.

Выражение лица парня не изменилось. Он медленно кивнул и вернулся за прилавок. Гарри тронул свой лоб. Веки отяжелели, в голове стучало. Когда он проходил мимо школьников, на мгновение у него возникло желание выхватить у одного из них сумку и вывалить ее содержимое на пол. Он был уверен, что они что-нибудь украли. Школьников было четверо — два белых австралийца, два азиата. Они смеялись, высокий белый громко рассказывал что-то похабное про секс, пытаясь произвести впечатление на своих приятелей. Гарри прикусил губу. Он жалел, что не может сказать подонкам: эй, если ничего не покупаете, пошли вон из моего магазина. Но это было рискованно. Кто-нибудь из этих выродков мог сострить что-нибудь в ответ, и тогда он за себя не ручался. В том состоянии, в каком он находился сейчас, он был не вправе поддаваться на провокацию. Его не покидало ужасное чувство, что он попал в западню, из которой нет выхода.

Жужжание электроламп, воздух, голоса школьников сгущались вокруг него, словно туман. Дрожащей рукой он повернул ключ в замке складского помещения. Ввалился в дверь, захлопнул ее за собой и головой прислонился к холодной металлической полке. Глянул на часы, висевшие на стене, и без всякого стыда предался детским фантазиям, представляя, как он поворачивает время вспять и возвращается в ту пору, когда еще не было того злосчастного пикника, на котором он ударил маленького гаденыша. Тогда он был так счастлив. Он поднял голову, встряхнулся, покидая мир детских фантазий. Ты не заслуживаешь этого дерьма, сказал он сам себе. Ты не сделал ничего плохого.

Он начислил зарплату, проверил счета и запер склад. Выходя из магазина, он сказал Сандживу, что подыщет ему замену на субботний вечер.

— Массаж сделать?

Это было первое, что сказала ему Сэнди, когда он вошел в дом, и ее внимательность, чуткость, забота и любовь мгновенно убили его головную боль. Он привлек ее к себе, она прильнула к нему. Он обнял ее крепче, и она безропотно, без страха и боязни, покорилась ему.

Через несколько минут она осторожно отстранилась от него и, все еще оставаясь в его объятиях, спросила:

— Что случилось, любимый?

— Ничего. Просто устал и рад, что вернулся домой.

— Что сказал Эндрю?

— Что все будет нормально. Беспокоиться не о чем.

Он почувствовал, как в голове опять начинает шуметь.

Сэнди хотела что-то сказать, но осеклась. Он видел, что она напряжена, и понимал, что должен сказать ей нечто такое, что развеяло бы ее страх, ее тревоги, все до единой. В эту минуту он и решился на ложь.

— Я же говорю, он сказал, что беспокоиться не о чем. Ему позвонил какой-то журналюга с телевидения, но Эндрю разъяснил ему ситуацию. Парень сказал, что он так и знал, что звонивший им придурок был явно не в себе. Он оскорбил оператора и всех, кто с ним говорил. Никто не станет воспринимать этого урода всерьез… — Чем больше он лгал, тем больше ему это нравилось; он и сам почти поверил в свою ложь.

Жена ничего не ответила. Она подошла к раковине и начала мыть посуду.

Он остановился рядом с ней, забрал у нее полотенце:

— Дай я сам.

— Значит, он обратится куда-нибудь еще.

Боже, как я устал!

— И везде получит от ворот поворот. Неужели ты не понимаешь, Сэнди? Он же дрянь последняя.

— Откуда ты знаешь? А вдруг кто-нибудь согласится его выслушать, решит, что из этого происшествия можно раздуть сенсацию?

Гарри бросил полотенце на стол:

— Какую сенсацию, Сэнди, какую, к черту, сенсацию? Я отвесил оплеуху негодному щенку. Вот и все. Кому это интересно?

Она застыла на месте. Прямо фото из рекламного буклета, подумал Гарри. Его жена стоит посреди дорогой, идеально функциональной, современной кухни, которую он оборудовал для нее.

Он коснулся ее волос, нежно поцеловал ее в губы:

— Я не допущу, чтобы этот гад причинил тебе боль.

Она схватила полотенце и тихо сказала:

— Я не за себя боюсь. За тебя переживаю. Мне больно смотреть на то, что он делает с тобой. — Она заплакала.

У него было такое ощущение, будто его парализовало. Внезапно он осознал, что Рокко должен быть где-то в доме — наверно, в своей комнате. Сэнди всхлипывала громко, а он не хотел, чтобы сын их слышал. Он обнял жену, прижал ее к себе.

— Шшш… — прошептал он. — Все будет хорошо.

Постепенно она расслабилась, перестала плакать, но продолжала держаться за него.

— Убила бы его, — пробормотала она ему в грудь. — И его, и ту заносчивую стерву.

И их глупого недоноска-щенка. Убил бы с огромным удовольствием.

— Я уберу посуду, а ты иди поздоровайся с Рокко.

Его сын был в своей комнате, играл в компьютерную игру. Гарри сел рядом с ним на пол, скрестил ноги.

— Хочешь поиграть?

— Конечно. — Он обнял сына. — Как школа?

— Как обычно.

— Чем занимались?

— Смотрели видео.

— Что за видео?

— Про эскимосов. Только там их по-другому называли.

— Хороший фильм?

— Нормальный. Скучноватый немного. — Рокко ставил другую игру, и его глаза были прикованы к экрану телевизоpa. — Там у них жуткий холод. Показывали одну семью. Они жили в ледяном доме под землей долгие-долгие месяцы, годы и питались одним только тюленьим жиром. На вид он действительно очень жирный.

— У них была игровая приставка?

Рокко глянул на отца и улыбнулся во весь рот:

— Не-а, а вот Интернет был. Удивительно, да?

Прислонившись спинами к узкой кровати Рокко, они вдвоем, отец и сын, играли в компьютерную игру. Мальчик возбужденно вскрикивал, стремясь победить отца. Посмеиваясь над азартностью сына, Гарри чувствовал, как боль уходит из головы. У него не было желания ни выпить, ни таблетку проглотить, даже курить не хотелось. Ко времени ужина у него уже разыгрался волчий аппетит. Сэнди приготовила стейки с картофельным пюре, и эта простая сытная еда доставила ему огромное наслаждение. Пока она мыла посуду, он принес в ванную музыкальную шкатулку и поставил ее рядом с зубной щеткой жены. Потом ополоснулся под душем, как был, голый, запрыгнул в постель и стал ждать. Вскоре из ванной донесся радостный визг. Сэнди запрыгнула в кровать и села на него верхом.