состоянии своего здоровья. Это освобождало его от ответственности,

поскольку угроза наказания всегда могла быть снята просьбой о помощи.

Героин, в котором Курт искал избавления от своих проблем, на самом деле

сделал его еще более зависимым, создав порочный круг депрессии и боли,

вырваться из которого у Кобейна не было ни сил, ни желания.

Если добавить сюда неожиданно свалившиеся на него славу и богатство,

вещи, к которым он, в принципе, не стремился и которые плохо переносил, то

тогда можно лишь удивляться, почему Курт не убил себя раньше.

Кобейн не только имел несчастье родиться в семье самоубийц, он еще и

выбрал для себя сферу деятельности, где долгая счастливая жизнь отнюдь не

является приоритетом.

<Было бы трудно представить Курта старым и удовлетворенным жизнью>, -

считает звукоинженер Крейг Монтгомери. Сам Курт говорил, что ему было бы

трудно представить себя <в роли Клэптона>. Перспектива исполнять <Teen

Spirit> перед толпой располневших и постаревших фэнов в каком-нибудь 2020

году была невозможной для человека, который настаивал, что жизнь

заканчивается в тридцать два.

Как показывают его последние слова, Курт считал, что лучше уйти

молодым, не дожидаясь превращения в пародию на самого себя. Если он не

убил себя раньше, это, возможно, произошло потому, что он испытывал

потребность многое сказать своим слушателям. В двадцать семь такой

потребности у него уже не было.

То, что к моменту ухода из жизни Курт ощущал себя творчески

истощившимся, вряд ли нуждается в повторении. Подобно другому знаменитому

сиэтлцу в том же возрасте - Джими Хендриксу - Кобейн устал от

необходимости повторять на сцене одни и те же трюки на потребу публики. В

то же время по Сиэтлу ходили упорные слухи, что он убил себя, не перенеся

творческого застоя.

Отношение к себе как к безнадежному неудачнику, сформировавшееся еще в

детстве, побуждало Курта вырабатывать для себя слишком высокие моральные

критерии, которым он сам не мог соответствовать. В последние два года

своей жизни он искал постоянного подтверждения, что ни он сам, ни те, кем

он восхищается, не изменили себе, и был постоянно разочарован. Известно,

что в марте 1994 года, совсем незадолго до своей гибели, Курт рассматривал

фотографию своего друга Майка Миллза из R.E.M., счастливо играющего в

софтбол (разновидность бейсбола) на калифорнийском пляже. Курт был не

просто удивлен, он был в шоке.

Для него самого проведение времени в компании престарелых актеров и

других знаменитостей являлось худшим предательством панковской этики. Его

собственный, слишком легко пришедший успех, по мнению Курта, мог означать

аналогичное предательство. Именно поэтому Курт вернул назад в магазин

дорогой <лексус>, являвшийся, в его глазах, неприемлемым символом

благосостояния. Он мучительно переживал из-за богатства своего дома на

Лейк-Вашингтон-бульвар и говорил, что предпочел бы жить среди бездомных на

Кэпитл Хилл. В In Utero Курт неоднократно выражает отношение к

собственной славе, когда поет, например: <Я не хочу то, что имею>.

Совершенно однозначно можно сказать, что реальность, окружавшая Кобейна,

ни в малой степени не соответствовала той, которую он построил у себя в

голове. Ему так и не удалось примирить свою жизнь с мифом.

Не последнюю очередь в добровольном уходе Курта из жизни сыграло его

отношение к смерти, как к чему-то такому после чего люди бывают <абсолютно

счастливы>. Он назвал свою группу НИРВАНОЙ главным образом потому, что, по

его мнению, это понятие означало <полный покой после смерти>. У Курта

вполне могли быть моральные мотивы для самоубийства, включая идею о том,

что так он сможет лучше защитить свою дочь, а также мысль, высказанную им

незадолго до смерти: <Стать кем-то другим - это моя самая большая надежда>

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Ребята, которые росли в Америке в 80-е годы, слышали ото всех, что

эпоха рока кончилась, что настоящие звезды и настоящая музыка остались в

прошлом, и что их поезд уже ушел. Подобное высокомерие лишь усиливало их

разочарование. Молодежная культура этой эпохи предстает вялой и

апатичной, лишенной какой бы то ни было политической направленности.

Для этих лишенных надежд ребят с НИРВАНОЙ было связано время, когда их

социальная группа имела собственные законы, собственных лидеров и

собственные идеи.

НИРВАНА сделала свободными тысячи Абердинов по всей Америке. Она

побуждала молодежь голосовать, протестовала против принятия закона об

<эротической музыке>, позволяющего властям запретить любой диск под

предлогом его <эротичности>, где только можно участвовала в

благотворительных акциях. Она побуждала ребят бороться за собственное

будущее. Та искренность, с которой НИРВАНА делала это, резко отличала ее

от других подобных групп, и на этот призыв откликнулись миллионы.

Эта способность мобилизовать поколение не в последнюю очередь была

связана с популярностью самого Курта Кобейна, которая основывалась главным

образом на его личном обаянии. Несмотря на свое хрупкое телосложение он

был весьма заметной фигурой: белокурый, с грустными глазами и лицом

ангела, которое лучилось силой и эмоциональностью. У него был странный

взгляд, своей отчужденностью как бы говоривший, что мы никогда не узнаем

до конца, что делается у него внутри. Это был ангел с душой демона, и

такое сочетание было неотразимым. Когда он ударял по тпунам своей гитары,

он тем самым бил по нервам миллионов своих слушателей, а потом они

торопились домой, чтобы читать скандальные сообщения о наркотиках,

пьянстве, депрессии и тому подобном.

Причины привлекательности рок-звезд различны. Та личная симпатия,

которую испытывали к Курту Кобейну миллионы молодых людей, не в последнюю

очередь была связана с его направленными против истэблишмента взглядами.

Он вращался в мире многомиллионного музыкального бизнеса, но он был всегда

рядом с ними - такой же одинокий, такой же озлобленный, исполненный той же

энергии и даже одетый в такую же рубашку. Когда он уходил в наркотический

загул и не появлялся на публике, его привлекательность только возрастала.

Вряд ли кто-то станет отрицать ценность музыкального наследия Курта

Кобейна и НИРВАНЫ. Он и его группа произвели настоящую революцию в мире

музыкального бизнеса. Они доказали, что покупающая диски публика отнюдь не

консервативна и способна к восприятию нового. Конечно, НИРВАНА не изменила

людей, однако она способствовала изменениям, и это самое большее, на что

может претендовать любая рок-группа. Они облекли в музыкальную форму

недовольство, кипевшее внутри, и тем самым позволили ему вырваться наружу.

Печально, что в конце группа практически утратила контакт с аудиторией,

сделавшись пленницей собственного успеха.

По-видимому, единственной возможностью бунта после того, как он

завоевал американский рынок, оставалось для Курта бросить все.

Преждевременная смерть как бы запечатлевает людей во времени. Курта

Кобейна всегда будут помнить как блестящего музыканта и автора песен,

который соединил андеграунд с мейнстримом рока и оставил после себя

ставшие классикой песни. Все остальное - наркотики, пьянки, вандализм и

война с прессой - не более чем сопутствующие обстоятельства.

Курт стал первым рок-музыкантом звездного уровня, который лишил себя

жизни по собственной воле. В новостях сиэтлского радио, сообщивших о

произошедшей трагедии, он был назван <одной из последних жертв

рок-н-ролла>. Но рок-н-ролл сам по себе никого не убивает. Самоубийство