— Именно так, Зинаида, — сказал Даниэль. — Можешь собирать бесплатно этих устриц, потом надо целый день с ними возиться — чистить специальным ножом.
— Хоть ты меня и пугаешь голландскими деревенскими порядками, но по-моему это совсем неплохое местечко, — сказала Зинаида Васильевна. — Как раз для пенсионеров.
— Да, — согласился Даниэль. — И для работы в самый раз. Можно сидеть за компьютером сутками, ни на что не отвлекаться. Ни телевизора, ни телефона. Но мы завезли туда карты, домино и шахматы. Скучными уютными вечерами будем играть в подкидного дурака. Не зря же ты нас научила.
Зинаида Васильевна с сомнением покачала головой:
— Я совершенно не могу, когда занавески открыты, я чувствую себя под постоянным наблюдением, даже если никто не наблюдает.
— А мы у себя в доме наглухо закроем все занавески! — с вызовом, непонятно для кого, сказал Даниэль и сам же первый засмеялся.
Даниэль уже убедил Зинаиду Васильевну.
— Я-то не против, — сказала она, — но все-таки не хочу вам мешать. Вы молодые. Я боюсь, что вам со мной скучно будет.
— Не будет, не будет, — замахал руками Даниэль. — Мне с тобой никогда скучно не бывает. Не надо комплексовать.
От этих слов у Зинаиды Васильевны стало теплее на сердце. Шанталь обязательно сказала бы «комплексировать». Ужасно приятно было ей слушать Даниэля.
— Вы будете работать, а я — вдоль берега моря гулять, и больше мне ничего на свете не надо. Но разве Шанталь может сейчас уезжать, ей в Академию надо каждый день ездить.
— Да ладно, — сказал Даниэль. — Не надо ей каждый день ездить. Это тебе не Россия. У нас нет обязательного посещения занятий. Шанталь поступила в Академию — это самое главное. Это она предложила съездить в Пфаллинс-Порт. Ей тоже необходимо расслабиться. Я, честно говоря, эгоистически рад, что у тебя зубы заболели. С тобой, Зин, веселее!
Зинаида Васильевна знала о потрясающей энергии и работоспособности маленькой Шанталь. Кроме учебы в университете и в художественной Академии, она посещала занятия в искусствоведческой студии, готовила к выставке суперэффектные абстрактные фотоколлажи, цветные иллюстрации для детской книжки, ходила на фитнес. Утром вставала рано, вечером падала от усталости и уходила спать, а Зинаида Васильевна и Даниэль бесконечно болтали, обсуждая все подряд — от авангардного искусства до российской и мировой политики. Зинаида Васильевна немного побаивалась Шанталь. Девушка говорила чудно, на советско-эмигрантской языковой смеси, но ненавидела многочисленных выходцев из СССР, которые за границей постоянно сквернословили. Зная это, Зинаида Васильевна не решалась при ней нечаянно сказать какое-нибудь слово, которое могло бы показаться Шанталь неприличным. С Даниэлем было проще. Зинаида Васильевна с восхищением смотрела на него и слушала его залихватские речи.
— До чего же ты отлично по-нашему шпрехаешь, Даниэль! Вот Шанталь русская девушка, но за двенадцать лет, что не была в России, она научилась говорить каким-то другим языком, как-то по-иностранному. А ты, наоборот, хоть и часто приезжал с родителями ненадолго, но постоянно с нами никогда не жил. Целиком даже одного года не прожил! И так потрясающе болтаешь! Это тебе от родителей такие способности передались. Я теперь понимаю, почему тебя тут все русским считают.
— Пускай считают! Я очень рад! — обрадовался Даниэль. — В Москве физически мне было совсем хреново, но я чувствую с Россией огромную внутреннюю связь. Впервые почувствовал, Зинаида, еще в первый свой приезд. Помнишь, мне было всего три годика, когда я в первый раз у вас появился.
Зинаида Васильевна заулыбалась от невероятного воспоминания:
— Ну как же такое можно забыть. Ты требовал мороженого в тридцатиградусный мороз. И твои прогрессивные родители тебе давали. А в моем семействе от этого зрелища чуть в обморок не падали.
Даниэль сказал мечтательно:
— Россия мне часто снится, меня все время туда тянет. С нетерпением жду, когда Шанталь получит наконец постоянный немецкий паспорт, и тогда мы обязательно приедем к тебе в Москву.
— А почему сейчас она не может ехать?
— Из-за родителей! Они боятся, что ее не выпустят обратно. У нее нет внутреннего русского паспорта, потому что, когда они уехали, она была еще ребенком.
— Нечего бояться, — сказала Зинаида Васильевна. — Совсем оторвались от нашей жизни. У вас здесь придумывают про нас невесть что. Если у нее есть заграничный паспорт, то как приедет, так и уедет. Никто ее не тронет.
— Она родителей очень слушается, — неодобрительно сказал Даниэль. — Я тоже считаю, что мы можем приехать на пару недель, и ничего страшного не произойдет.
— Эмигранты несчастные, совки убогие, — рассердилась Зинаида Васильевна.
Это только за границей ее посещали такие патриотические чувства, дома с друзьями и родственниками она только тем и занималась, что без устали поливала свою родину. И злому этому охаиванию не было ни конца ни края.
До ауслендерамта, конторы по делам иностранцев для продления визы, они с Даниэлем так и не добрались. Даниэль сказал, там в очереди надо сидеть, и на это придется убить целый день. Зинаида не одна такая, у массы белых, черных и желтых людей свои проблемы. Они высиживают для того, чтобы остаться в Германии навсегда или на больший срок. Поэтому очереди. Решили сходить в ауслендерамт после возвращения из Голландии.
— Тебе, Зин, еще долго здесь оставаться, зубы лечить все равно надо. Мы всегда успеем твою визу продлить, тебе нечего бояться. Ты же пенсионерка, а не русская мафия. Никто тебе слова не скажет.
— За мафию не волнуйся, Даниэль, у них всегда все в порядке — и паспорта, и визы.
Из Дюссельдорфа вернулась Шанталь. Она обрадовалась, что Зинаида Васильевна едет с ними в Голландию, но тут же начала сурово отчитывать Даниэля. Он еще вчера обещал вынести мусор, но до сих пор этого не сделал.
По экологическим соображениям никаких мусоропроводов в их доме не было. Мусор, перед тем как выбросить, приходилось сортировать. Бутылки полагалось разделять на стеклянные и пластиковые, раскладывать по цвету для разных контейнеров: отдельно белые, зеленые и коричневые. Бумагу и пустые полиэтиленовые пакеты тоже надо было выбрасывать отдельно, пищевые отбросы отдельно, металлические отдельно. Особое внимание уделялось использованным электрическим батарейкам. Они считались супервредными; их тоже полагалось выносить, как отходы, в специальное место.
Тащиться с пятого этажа без лифта с рассортированным мусором, а затем выбрасывать многочисленные пакеты в разные контейнеры — не самое приятное на свете занятие. А если не будешь сортировать, оштрафуют весь дом, — бьют дойчемаркой!
Шанталь не забыла напомнить Даниэлю о том, как много она вкалывает и как мало спит, а Даниэль только чересчур много говорит. И вообще, жалко, что он ушел из фирмы, где так хорошо зарабатывал. Даниэль тут же на нее обиделся и воскликнул:
— Я вообще, Шанталь, не буду с тобой сегодня больше разговаривать! Ты нехорошая злая девочка!
Я все купил, я все убрал, и ты, Шанталь, прекрасно знаешь, что мусор я сейчас вынесу!
— Давай я мусор вынесу, — предложила Зинаида Васильевна.
— Ни в коем случае! — запротестовал Даниэль, схватив многочисленные мусорные мешки и выскакивая с ними на лестницу. — Мы не заставляем наших гостей мусор выносить!
После того как Шанталь «взяла ванну», она подобрела, и молодежь помирилась. Но увидев у нее в нагрудном кармане кофточки синенький мобильник, Даниэль снова недовольно забурчал:
— Зачем взяла телефон? Ведь договорились — отрываемся от всех, никаких телефонов, никаких звонков, никаких контактов с друзьями и подружками!
— Не будь таким нервозным, Дани, — сказала Шанталь, надевая коротенькое бордовое пальтишко, — он у меня выключен. Но мало какие симультанные обстоятельства случаются! Вдруг понадобится.
Шанталь сидела за рулем «Фиата», уверенно рулила маленькими ловкими ручками и рассказывала о том, как хорошо к ней относится ее профессор в Академии, что скоро в Кельне откроется выставка, которую организовывают ее сестра с мужем, тоже оба художники. Выставка будет расположена в оставшемся от Второй мировой войны и до сих пор никем не использованном бункере. Будет много русских участников, не только эмигрантов, но и приезжих, особенно из Москвы и Петербурга. Шанталь тоже выставит там свои фотографии. Еще Шанталь сказала, что не собирается всю жизнь учиться в университете, чуть ли не до пятидесяти лет, как многие немецкие студенты. Она совсем не хочет бесконечно продлевать беззаботную студенческую жизнь и пользоваться всякими льготами. Она будет самостоятельно заниматься любимым делом, зарабатывать деньги, а не сидеть на шее у родителей. Это был слишком прозрачный намек. И Даниэль даже раскрыл рот, чтобы возразить. Но Зинаиде Васильевне не хотелось очередной распри между супругами, и она спросила совсем о другом:
