Дорогая Клара, все эти странные призрачные образы. Ночью Роуздейл напоминает аквариум. Подводные деревья. Ты в длинном черном платье идешь босиком по длинному саду Эмброуза, пока его жена спит наверху. И воешь, чтобы потревожить ее сон. Нежные богачи.
У Эмброуза есть класс, потому что у него есть ты. И они это знали — все эти незрелые люди, родившиеся с деньгами, которым остается только держать их в заднице, как термометр. Слабые богачи. Нежные богачи. Я знаю, почему ты ушла с Эмброузом. Он был портовой крысой. Эмигрантской крысой. Он должен был или победить, или все потерять. Другим достаточно было отдать старшего сына в Аппер-Кэнада-Колледж. Осуществить севооборот. Смолл единственный сумел преодолеть стену, перепрыгнуть через битое стекло. Но мне нужен не Смолл, мне нужна ты…
Дорогая Клара, всю ночь возбужденные препирательства любовников, выходящих из бара «Гринвуд» на той стороне улицы. Я лежу у окна, вдыхая летний воздух, и запоздавшие парочки, думая, что их никто не слышит, соблазняют, упрекают или ссорятся. Нет, я не делал этого. Прости. Пошел к черту!Шепот. Звук пощечины, отвергнутая любовь наносит удар, ногти грозят выцарапать глаза. Вся эта борьба за территорию, Клара, за право собственности и удовлетворение потребностей, учащенное дыхание во время спаривания, у людей или котов…. душераздирающие стоны, бессвязные слова… ее руки на его лице, стирая его анонимность, он прижимает ее к кирпичной стене. Ты что-то ему говорила, что ты сказала? Иди к черту! Что? Ничего!
Проснувшись, я часто вижу то, что не предназначено для моих глаз. Однажды я услышал странный шорох внизу и выглянул в окно. Мужчина с ковром на плече в сопровождении рыжей собаки. Это возвращался с работы местный вор, Караваджо. Он спокойно прошел подо мной, самозабвенно поедая сицилийское мороженое…
Я проснулся от звука твоего встревоженного голоса. Ты говорила шепотом. Сначала я подумал, что это разговор на улице, но это была ты, и я похолодел в темноте — возможно, это сон, который мне захотелось продлить. Мне знакомы эти неуверенные надтреснутые нотки в твоем голосе, когда ты лжешь или бываешь пьяна. Я хорошо их знаю. Клара? — окликнул я в темноте. — Все в порядке, все в порядке. Я стоял на матрасе в изножье кровати. Я мог бы коснуться потолка обеими руками. Но ты не слышала. С улицы дул ветер. Тебе ответил мужской смех. Я повернулся и увидел светло-желтую светящуюся шкалу приемника. Повторяли «Тайный час», который шел два-три года назад. Несколько часов я спал под приемник и проснулся лишь от звука твоего голоса. У тебя была эпизодическая роль. По сценарию у тебя были неприятности.
На вокзале я не хотел тебя отпускать. Твое сердитое лицо на фоне бедфордского известняка, черт побери, Патрик, оставь меня в покое!Ты вырываешься, мотнув головой, волосы бьются о стену.
У выхода № 5 ты останавливаешься, медлишь в клубах пара и поднимаешь руки вверх, как ковбой, прося пощады. Перемирие. Нет, мы не шли, тесно переплетя пальцы. Ты убегала от клаустрофобии, которую несет с собой одержимый любовник. Мы положили руки на плечи друг другу, тяжело дыша. Все твои чувства написаны на твоем лице.
Дорогая Клара, я подошел к тебе и пригласил на танец. Мужчина, который был с тобой, ударил меня кулаком в лицо. Я повторил приглашение, и он опять меня ударил. Я вытер кровь под глазом. Через пять минут я вернулся к твоему столику, но его люди напали на меня и бросили в аллее за домом. В этом сне я давно тебя не видел и любовался тобой в новом платье. Ты была на каком-то большом торжестве, в достойной компании. Я смотрел на тебя, и кто-то меня ударил. Я упал на пол. Я лежал там, глядя на твое платье, а потом меня выволокли из зала. В конце концов я вернулся и пригласил тебя на танец. Случились две вещи. Мы немного потанцевали. Я хотел прижать тебя к себе, но боялся запачкать кровью, и ты сказала: «Все в порядке, Патрик», а потом, когда меня снова стали выволакивать, я смотрел на твое лицо. 13 конце сна мы обсуждали с каким-то китайцем, как нам разогнать гостей.
* * *
Он открыл дверь и, смутившись, быстро отступил назад. Он не ждал ее.
Он прошел в пустые комнаты, указывая на сломанные вещи, которые пытался собрать, на разбитую посуду, которую расшвырял давным-давно, после ухода Клары.
— Что это?
— Стекло, фрагменты головоломки… моя история.
Элис усмехнулась. Как бы там ни было, она довольно много знала про него и Клару.
— Пытаюсь привести свою жизнь в порядок, — сказал он.
— Что ж, с этого следует начать.
Она прошлась по комнате, ни к чему не прикасаясь, как будто все в этом пустом помещении могло иметь отношение к его выздоровлению.
— Когда она уехала? Полтора года назад? Или два?
— Больше. Не так давно.
Он говорил отрывочно. Предложения нуждались в дополнениях, вводных словах, чтобы прояснить не ситуацию, а его состояние.
— Свари мне кофе, Патрик.
Между ними было больше пяти шагов. Когда она подошла ближе, чтобы рассмотреть газетные вырезки на стене, он непроизвольно отпрянул. Он чувствовал себя в опасности. Элис казалась повзрослевшей, уверенной в себе. Она сняла пальто и положила его на пол у двери. Он пошел за ней на кухню, налил в кофейник воду и зажег газ. Стульев не было, и она уселась на стол напротив и стала смотреть, как он стоит у плиты. Здесь она чувствовала себя в безопасности.
— Ты выглядишь усталым, — сказала она.
— О, все хорошо. Физически я в полном порядке, только с головой не так. Мне повезло, в каком бы состоянии я ни находился, тело само заботится о себе.
Он произнес самую длинную речь за много месяцев.
— А вот я наоборот. Только через тело понимаю, что с головой неладно.
— Ты ведь актриса, верно?
— Да.
Его глаза смотрели куда угодно, только не на нее, — дурной знак. Соскользнув со стола, она направилась к нему, потом остановилась, не дойдя нескольких дюймов. Его глаза поймали ее взгляд, метнулись в сторону и благополучно остановились на ее щеке.
— Ну, еще одно движение, Патрик.
Первая улыбка за много месяцев. Он наклонился и прижался к ней, чтобы она не исчезла. Она оказалась меньше, чем он думал. Она не была ни худой, ни очень маленькой, но он ожидал, что ее тело будет другого размера. Он видел рыжеватые волоски у висков, морщинки под глазами.
Вода в кофейнике кипела, но они не двигались. Они стояли вместе, чувствуя спину друг друга, волосы сзади на шее. Успокойся, сказала она, и ему захотелось упасть к ее ногам, чтобы она унесла его в другие страны, в океан, в кровать, — куда угодно. Он слишком долго был один. Возвращаясь с работы, он проваливался ночью в пещеру снов и потом не слишком ясно понимал, что было сном, а что явью. Это произошло внезапно, их встреча ничего не обещала, ничего не решала, просто она каким-то образом позволила ему жить дальше. Элис пришла в тот день, думал он потом, не ради страсти, а чтобы его спасти, вернуть к жизни. Если кто-нибудь и знал, где Клара, так это она.
На прошлой неделе, у театра «Попугай», он едва не прошел мимо Элис. Он не видел ее два года, с тех пор как они жили на ферме близ Парис-Плейнс, и с трудом ее узнал. Но она окликнула его.
— Ты был на спектакле?
— Нет…
Он растерянно пожал плечами. Безумное лицо, глаза не видят ничего вокруг. Старая, мятая одежда, концы воротничка загнулись вверх.
— Что ты сейчас делаешь? — спросила она.
Он отодвинулся от ее протянутой руки.
