Начался концерт, подготовленный нынешними учениками, скучный до отвращения. Илье быстро надоело это зрелище, и он решил выбраться из зала любой ценой.

— Куда ты? — заволновался Андрей, явно не желавший отпускать его так быстро.

— Курить, — отмахнулся Илья.

— Я тоже пойду, если вы не против, — вдруг подала голос Люся. Илье хотелось убить ее в это мгновение, но открыто выразить свое недовольство он не мог. Они вместе вышли на крыльцо. Накрапывал мелкий дождь.

Говорить им было не о чем, кроме, разве что, Андрея. Но эта тема для Ильи уже много лет была запретной даже в мыслях.

Он украдкой разглядывал женщину, которой принадлежала любовь его некогда хорошего друга со смутным, размытым чувством ревности. Он пытался нащупать в своей душе, в своей памяти хотя бы призрачный шлейф того, что он испытывал к ее мужу, но тщетно. Все следы уже давным-давно были смыты дождем.

Он так старался забыть эту историю, что действительно смог это сделать. Но теперь все призраки прошлого ожили и стали реальными людьми, правда, изменившимися за годы. Придя сюда, он как будто открыл до того замурованную кирпичами, тайную дверцу в своем сознании. Не стоит увлекаться. Ее нужно как можно скорее снова запереть и заколотить покрепче.

— Такой дождь… — задумчиво сказала Людмила, выдыхая в воздух струйку серебристого дыма. Ее полные кровожадные губы ласкали сигарету.

— Угу, — буркнул Илья, бросил окурок на крыльцо и обратился к ней, — мне нужно идти. Скажите, пожалуйста, об этом Андрею.

Люся кивнула. Он быстрой походкой направился к школьным воротам, оказавшись под прицелом холодных дождевых капель.

Женщина догнала его в нескольких шагах и схватила за рукав поразительно теплыми пальцами.

— Постойте… — проговорила она отчего-то взволнованно, — возьмите, пожалуйста, зонт.

Он не мог понять, зачем ей это нужно.

Илья оценивающе посмотрел на Людмилу, хотел сказать что-нибудь резкое и отказаться, но почему-то не сделал этого.

Пусть этот зонт будет последним напоминанием о том, что он в скором времени забудет.

Забудет навсегда.

Снег сиял в ослепительном солнечном свете, как волшебное зеркало. Его поверхность казалась идеально гладкой и навеивала мысли о бесспорной первозданной чистоте. Хотелось погрузиться в нее, откинуться, как на мягкую белую перину, закрыть глаза и погрузиться в глубокие и сладкие зимние сны.

— Катя! — голос матери заставил девочку, безмятежно раскинувшую руки, поднять ресницы и сощуриться от зимнего солнца, — не лежи на снегу, простудишься!

Девочка была послушной и перечить не собиралась, поэтому быстро встала и принялась отряхиваться. Мать поспешила к ней, чтобы помочь в этом занятии.

Снежинки лежали у Кати на пальто, на светло-рыжих волосах, даже на веснушчатом носу. Выглядела она счастливой и растерянной.

— Ну сколько можно… — говорила мама строго и в тоже время с нежностью.

— Я хотела сделать ангела! — воскликнула Катя. К ним подошел отец, обнял обеих сразу за плечи, спрятал лицо в растрепавшихся волосах дочери.

— Ангела… — ворчливо повторила молодая женщина и покачала головой, — где твоя шапка?

Девочка завертелась. Искомый предмет она заметила в сугробе, куда сразу же и кинулась, чтобы побыстрее вернуть его себе.

— Разве ты не делала этого в детстве? — с улыбкой спросил мужчина, теснее сжимая объятия. Женщина задумалась.

— Нет, — сказала она после некоторой паузы.

Катя вернулась со своей шапкой, по дороге отряхивая с нее снег. Солнце делало цвет ее волос еще более ярким, как расплавленное золото. Женщине захотелось прикоснуться к ним, ощутить их мягкость, ощутить излучаемое ими тепло. Она привлекла к себе девочку.

— Что-то случилось? — насторожилась Катя. Она подумала, что провинилась в чем-то.

— Нет-нет, — сказала ее мать, — просто я очень люблю вас обоих.

Зима всегда приносила с собой множество вкусных, терпких ароматов, словно пришедших из давно оставшегося позади детства. Поэтому Катя очень любила зиму — за эти запахи, за маленькие хвойные иголочки, мандарины и бабушкину выпечку.

В последний день уходящего года Катя всегда носилась по дому счастливая, радостная и окрыленная ожиданием чуда. Она всем мешалась, путалась под ногами и на нее даже порой повышали голос, но ничего не могло омрачить безоблачного счастья девочки.

К вечеру все было готово, и они собирались за праздничным столом — Катя, мама, папа и бабушка, мама мамы; пили шампанское (Катя с мамой пили детское), пробовали многочисленные салаты, приготовлением которых домашние были заняты весь день. Праздничный сервиз и праздничные бокалы поблескивали своей чистотой в тусклом свете длинных белых свечей. На елке уютно горели разноцветные огоньки, затерявшиеся среди пушистых разлапистых веток.

Кате казалось, что так будет всегда.

Тишина сдавила виски.

Можно было слышать, как капает вода из крана, как смеются за стеной соседи, как на улице лают собаки. Внутри их квартиры замерло все, умерло все. И Катя тоже чувствовала себя мертвой. Ей хотелось вырваться, убежать прочь. Но некуда было бежать.

Она плохо понимала, что происходит, но чувствовала что-то холодное у себя в груди, какую-то невидимую руку, сжимающую ее сердце.

Это первый новый год, который они встречают без мамы.

Отец сидел хмурый, опустив потухшие глаза. В бокале, который он сжимал в руках, было красное вино. Оно всегда казалось Кате похожим на кровь, ведь настоящей крови, к своему величайшему счастью, она еще никогда не видела.

— Не вини себя, — сказала бабушка, наконец-то нарушив тишину, вбиравшую в себя их души.

— Ну как же! — сказал отец. Лицо его исказило отчаяние. Он всплеснул руками, вскочил и ушел на кухню.

Бабушка погладила Катю по волосам, посмотрела на часы.

— Совсем чуть-чуть до нового года, — как могла весело сказала пожилая женщина, — сейчас будут бить куранты. Не забудь загадать желание.

— Хорошо, — кивнула Катя, стала писать на листке бумаги свое желание. Скрывать его от бабушки смысла не было — они были одержимы одной-единственной мечтой, не смотря на ее несбыточность. Потому что мертвые не возвращаются.

«Я хочу, чтобы мама вернулась» — написала Катя.

По телевизору заговорил президент. Бабушка разлила шампанское.

— Андрей, — крикнула она, не получив ответа.

Забили куранты. Катя подожгла листок с желанием от слабого огонька засаленной свечи и бросила в бокал с детским шампанским, которое сегодня она пила одна. Главное — успеть. Тогда все будет иначе. Тогда мама вернется. Не важно откуда. Даже с того света…

Девочка выпила пепел с полной уверенностью в том, что раз и навсегда изменила их судьбы. Бабушка тоже выпила, ушла на кухню. Катя сидела неподвижно, стараясь различить о чем они там говорят с папой.

— И что ты думаешь, она загадала? — вздыхала бабушка.

— Мертвые не возвращаются… — обронил отец, а потом, судя по всему, разбил бокал и схватился за голову, — это я виноват, я… всего этого не случилось бы, если бы не я…

— Поздно думать об этом, — вынесла свой приговор бабушка.

Катя опять же ничего не понимала, кроме, разве что того, что все бессмысленно — и желания загадывать и ждать. Двери потустороннего мира открываются только один раз — чтобы впустить в свое молчаливое царство, но никогда, чтобы вернуть назад.

Девочка подбежала к окну, отдернула занавески и стала смотреть во вспоротое вспышками салютов ночное небо. Где-то за этим морем искусственного света спрятались тусклые, ласковые звезды. С одной из них на нее сейчас с грустной нежной улыбкой смотрит ее мама, которая никогда бы не оставила ее и вернулась бы, если бы это только было возможно…