Вот пришли они в поселок. Та собачка, которая постарше, приклеилась к ноге хозяйки и не отлипала ни на секунду, а та, которая помладше, решила погулять на улице, пока тетки апельсины пакуют – небыстрое это дело, за фруктами ходить.

Короче, когда фрукт был упакован, и нужно было собираться в обратный путь, от младшей собачки остались только ушки, на которые с вожделением поглядывали члены поселковой стаи, опоздавшие к пиршеству.

Ну, хозяйка, конечно, сама виновата – собак кормить уже перестали, а тут – мало того, что чужая, да еще и упитанная сучка ходит по чужой территории с гордым видом. Почти ресторанное меню.

Комната у нас была одна; в ней главное, козырное место занимала печка. В комнате было тепло, а печка была очень белой, потому что, пока мама не устроилась на работу радиотелеграфисткой, она читала классику из местной библиотеки, пекла пироги и белила печку. Раз в неделю белила. В коридоре было не очень холодно, мороженое, которое Людмила Ивановна делала самостоятельно, замораживалось в камень за два часа.

Туалет был в доме. Чтобы воспользоваться этим изобретением человеческого разума, нужно было обладать некоторыми навыками. Представлял он собой яму, закрытую деревянным настилом с дыркой. Нет, вы правильно поняли, вони не было, потому что все замерзало еще в падении. Но вот когда метель и ветер выковыривали снег из щелей обшивки, случались казусы. Например, освободил ты организм от лишнего, вытер попу бумажкой и бросил бумажку в дырку. А тут порыв ветра, потому что на улице – вьюга. Бумажка в восходящих потоках вырывается наружу из дырки и начинает порхать вокруг тебя. Тут неплохо было увернуться, не подумайте чего плохого. И сказать старшим, чтобы уже привалили снежку к стене сортира.

Или вот, например, двери во всех домах открываются внутрь. Потому что, если тебе не повезло, и дверь твоего дома с наветренной стороны, то после пурги, пока не придут солдатики с лопатами и не проковыряют дырочку для вылезания на свет божий, ощущай себя младенцем в материнской утробе – тепло, сытно, но хрен выйдешь.

А уж когда придут, отгребут снег от жилья, то вдоль дома образуется бруствер, в котором лопатами вырубаются ступеньки.

(Я, конечно, никому не говорила, мне бы повторно надрали задницу, но главным моим развлечением было выйти из дома и кататься с этих горок. А уж думать о том, что своей попой я эти ступеньки полирую до зеркального блеска, и люди потом с них падают с большой помпезностью – не барское это дело!)

Первые мамины пироги ел только папа, потому что даже Муха отказалась. Добрые женщины сказали маме: «А муки сыпь столько, чтобы тесто от рук отлипало!» Оно отлипало, а как же. Пирожки были жареные, поэтому в горячем виде папа еще смог осилить две штуки, а потом, по мере остывания, они из хлебобулочного изделия превращались в шлакоблоки.

Но ведь дело мастера боится. Научилась матушка печь пирожки, до сих пор волшебно выходит, я свидетель. И солдаты очень любили, когда в ночное дежурство с папенькой моим попадали. Во-первых, он срочник, а не профессиональный военный, то есть интеллигент. Матом не ругался, для того чтобы солдаты во время дежурства в жарко натопленном помещении не засыпали, выводил их периодически на улицу и рассказывал им про созвездия, украшая рассказ мифами Древней Греции. И маманя моя к середине ночи с пирожками подгребала. На всех. Не, ну я понимаю, чего бы так не дежурить?

А еще солдаты очень любили у нас трудиться по хознадобности – снег там отгрести, уголь разгрузить или воды привезти. Потому что мама, как приличная женщина, их потом чаем поила с разными деликатесами, которые ей присылали в посылках.

И вот один раз напросился солдатик на разгрузку угля с дальним прицелом на чай с пирогами. Ну, поработал, сидит, чай пьет. Мама его светской беседой развлекает, тем более что солдатик – почти родственник, из Гатчины. Показывает ему фотографию Оли, моей тетки. А тетка у меня – мастер спорта по академической гребле. И на фотографии она в лодке, в распашной восьмерке.

– А вот это моя сестра! – тычет мама в фотографию наманикюренным пальчиком.

– А вот это – моя! – в совершенном охренении тычет пальцем солдатик в ту же фотографию. А вы говорите: Питер – город маленький. Шарик наш вообще никакой!

Самое распространенное заболевание у солдат – фурункулез. Страшное переохлаждение непривыкших организмов, недостаток солнца, авитаминоз – и вот результат. Практически все ходят, как будто у них свело шею: фурункулы первым делом завоевывают шею и поясницу, поэтому воротничок и ремень выступают как средства средневековых пыток.

Маме пришлось научиться удалять фурункулы, потому что фельдшерица одна, а солдат тридцать. Тут, кроме минимального навыка, требовалось еще и отсутствие брезгливости.

Надо отдать должное, когда речь идет о человеческих мучениях, мама моя про свою брезгливость забывает.

Аборигены страдают двумя распространенными заболеваниями – это «брюшничок» и «бытовичок». То есть брюшной тиф и бытовой сифилис. Антисанитария потому что полная. И не моются, да. И посуду не моют. Один раз в чум заглянули, так там рядом с очагом был песец привязан. Бегал и гадил там же, где едят, а над головами участников концессии сидела полярная сова. Она тоже была привязана и тоже гадила, но на головы.

Ненецкая хозяйка предложила маме водицы испить и даже принесла в кружке. Мама на кружку посмотрела, и жажда прошла. Дней на пять.

Для того чтобы заставить аборигенов соблюдать хоть какую-то гигиену, в поселок раз в полгода приезжает вошебойка. Это баня в вагончике, совмещенная с такой хренью, где прожаривают одежду от вшей.

Когда вошебойка въезжает в поселок, закрывается магазин. И пока ты не покажешь талончик, что ты прошел санобработку, в магазине тебе ничего не продадут. Некоторые хитрые и предприимчивые ненцы тут же устроили свой бизнес – ходили мыться по три-четыре раза и торговали помывочными талонами.

Зовут ненцев просто – зачастую, как русских, только в сокращенном варианте. Петя Семенович, Вася Алексеевич. Одного звали Абрам, и он всем говорил, что он еврей. Очень гордился.

_{Для того чтобы разнообразить стол, мужчины из части ходили на охоту. На куропаток. Мама даже научилась виртуозно их не ощипывать, а очищать, снимая кожу вместе с перьями, чулком, так что перья остаются внутри.}

_{Винтовки были у каждого. Мамане тоже один раз дали выстрелить. Это при ее-то тогдашнем зрении минус тринадцать. Ну, выстрелила она в белый свет как в копеечку. Перебила куличку ножку. Если учесть, что стреляла крупной дробью, то это мегарезультат.}

_{А к Таутвидасу, когда он за куропатками пошел, в ложок медведь вышел. Белый. И кэ-э-эк побежит за ним. Друг наш даже про винтовку забыл. Зато, говорит, так быстро даже на Олимпиадах не бегают. Метод, кстати. Но супруге своей Регине он про это не рассказал, когда она к нему приехала. Утаил.}

Мне папа придумал развлечение. Тоже помню до сих пор. Он брал деревянную чурку, рисовал на ней узоры и выдавал мне молоток и гвозди. Мне очень нравилось вбивать гвозди по рисунку.

А маменька полярным летом вылезла загорать на крышу. Откуда была снята командиром чуть не выстрелом. Потому что Заполярье, солдаты, офицеры, а тут солнышко пригрело, и она в бикини, Господи прости.

Вот еще развлечение во время службы – папа не только просвещал солдат в смысле астрономии, а еще и бороду отрастил. Вообще-то Александр Васильевич брюнет, а вот борода у него выросла очень нарядная, ярко-рыжая.

В Уставе про бороду ничего не сказано, но наличие бороды очень раздражало кадровое офицерское начальство.