— Тише, у мамы мигрень началась, лед на голову положила, — шепотом ответила Марина.

Дика уложили в прихожей, сами прошли на кухню. Там была и Аленка.

— Ты уже поел? — спросила Марина.

— Да нет, целый день натощак.

— Ну, я сейчас быстро яичницу сделаю, чай согрею.

— Ты скажи, каких продуктов купить надо, я же не знаю.

— Надо у мамы спросить, она у нас хозяйством ведает, — сказала Марина, — А вообще мы дома почти не едим, утром и вечером что-нибудь перехватим, а в обед — в столовой или в буфете на работе.

— То-то ты и исхудала.

— Сейчас модно худой быть, стиль такой — европейский.

— А здоровье?

— Что здоровье?

— Ну, если не питаться нормально, и здоровья не будет — я так считаю. Вон всего один день не поел, а голова кружится от голода.

— Сейчас, сейчас я тебя накормлю.

Марина зажарила два яйца, вскипятила чай. Агнесса Николаевна от ужина отказалась, сославшись на головную боль.

Петр Данилович и Марина легли спать рано, как только убаюкали Аленку. Они тихо ласкали друг друга, изредка прислушиваясь к тяжелым вздохам Агнессы Николаевны.

— И часто у нее голова болит? — шепотом спросил Петр Данилович у жены.

— Да нет, не замечала, у телевизора она меня, во всяком случае, пересиживала.

Петр Данилович не догадывался, что приступ мигрени Агнессой Николаевной был разыгран, чтобы показать, до чего ее стеснила эта собака, что она, лежа с открытыми глазами в темноте, все более распаляет себя, раздувает неприязнь к зятю, бесцеремонно притащившему в квартиру этого страшного пса. Петр Данилович пока не чувствовал неприязненного отношения тещи к себе и Дику и считал, что с собакой вполне можно мириться. Пес вел себя смирно, лежал там, где указывали, не гадил.

А Дик, впервые за несколько последних суток наевшийся почти досыта, спал в прихожей, растянувшись во всю ее длину, даже всхрапывал во сне, чувствуя, как тепло из желудка расходится по всему телу.

Утром Петр Данилович встал пораньше, когда Марина сладко снала, прошел в кухню. Было уже без четверти шесть. Уходили женщины на работу почти одновременно: теща — в семь пятнадцать, Марина — в семь тридцать. Чтобы не стеснять их, Петр Данилович решил возвратиться с прогулки с Диком к семи пятнадцати.

Быстро ополоснув лицо, Петр Данилович заглянул в холодильник. Там было пусто. Обнаружив в хлебнице почти полбуханки хлеба, Петр Данилович отрезал половину Дику.

Надо какую-нибудь похлебку Дику сварить, подумал он. Но в чем? И из чего кормить?

Значит, днем придется побегать по хозяйственным магазинам, поискать посуду для собаки. Да и продукты закупить тоже надо, себе суп или борщ сварить, а то ноги быстро протянешь на тещиных, харчах.

Осторожно, даже не щелкнув язычком замка, вышли они с Диком на лестничную площадку, а затем во двор. Было еще совершенно темно, темнота была почти осязаема, потому что двор со всех сторон сжали черные глыбы домов. Свет горел только в подъездах, но люди уже просыпались. То тут, то там освещались квадраты окон. Прошелестел шинами по мокрому асфальту автобус, синим огнем осветились на миг от вспыхнувшей вольтовой дуги низко нависшие тяжелые облака и верхушки домов и деревьев.

Знакомой дорогой Петр Данилович и Дик прошли за линию электрички.

— Гуляй! — сказал Петр Данилович, отстегнув поводок.

Дик побежал вперед, читая свою собачью книгу.

В этот ранний час в поле никого не было, и Петр Данилович подумал, что несмотря на неудобства раннего вставания, выгуливать Дика лучше всего в эту пору.

Дик, побегав немного, вернулся к хозяину, ткнулся носом в его ладонь.

— Проголодался? — ласково сказал Петр Данилович. — На, поешь пока хлеба, позже сообразим что-нибудь поосновательней.

Когда они вернулись, Агнессы Николаевны уже не было дома. Марина и Аленка стояли одетые в прихожей.

— Долго ты гуляешь со своим любимцем, — недовольно сказала Марина.

— Но я же хотел не мешать маме собираться, — ответил Петр Данилович примирительно. — А то опять бы шумела, что никуда не пройти из-за Дика.

Дик сел в углу, внимательно слушая разговор. При упоминании своего имени он вильнул хвостом, вопросительно посмотрел сначала на Петра Даниловича, потом на Марину. Хотел понять, о чем разговор.

— Дик, сидеть спокойно, я скоро приду, — сказал ему Петр Данилович, выходя с женой и дочерью за дверь.

— И охота тебе с ним возиться? — спросила Марина, — Одни только неудобства.

— Собака — друг человека, — отшутился Петр Данилович. — Ну, а от неудобств я вас с мамой постараюсь оградить. Все на себя приму.

С Мариной они распрощались на автобусной остановке. И как показалось Петру Даниловичу, Марина облегченно вздохнула, отходя от него и вливаясь в поток пассажиров, стремившихся попасть в автобус.

Днем Петр Данилович закупил продукты, купил алюминиевую кастрюлю для Дика и такую же алюминиевую миску. Покормлю, вымою и воды налью, размышлял он. В уголке прихожей миска не будет мешать. Придя домой, он сварил в новой кастрюле мясной суп с макаронами, наелся сам, покормил Дика, после обеда пошел с ним гулять.

Привязанность к Дику сильно осложнила жизнь Петра Даниловича. Теща демонстративно не входила в квартиру, не выходила никуда из комнаты, если в прихожей был Дик. А когда Петр Данилович уводил собаку гулять, чтобы не мешать теще и жене делать свои женские дела, они так много наливали одеколона в прихожей, что не только Дик начинал недовольно чихать, но и Петр Данилович чувствовал, как от приторного запаха его подташнивает.

Марина тоже стала ворчать. То скажет:

— Фу, как от тебя псиной разит!

То спросит:

— А ты хоть помылся после общения со своей собакой?

Она радовалась приезду мужа первые два дня. А потом стала раздражительной, придирчивой.

Петр Данилович чувствовал, как нарастает какой-то ледок в его отношениях с женой и тещей. Он не раз замечал изучающие взгляды Марины и ее матери. Одна трехлетняя Аленка радовалась, что папа вернулся, что привез Дика, играть с которым ей, правда, не разрешают.

Возможно, Марина раздражалась потому, что Дик отбирал время, предназначенное для нее: Петр Данилович вынужден был вставать и уходить в самые сладкие утренние часы. Он не мог встречать жену вечером потому, что вынужден был уводить из дома Дика, предоставляя Агнессе Николаевне возможность сделать все необходимое после возвращения с работы. С Аленкой теща, хоть и не очень охотно, оставалась. Но Петр Данилович уже подумывал о том, не забирать ли с собой на эти вечерние прогулки и дочь. Вот только пусть чуть-чуть распогодится, прекратится нудный многодневный дождь.

Петр Данилович попытался было вырваться из этого заколдованного круга. Он понимал, что Марине хочется сходить с ним и в театр, и в кино, и просто погулять по городу. Ведь столько лет она все одна и одна.

Дней через пять после возвращения Севрина собрались друзья, тоже бывшие полярники, сотрудники институтского отдела, где Петр Данилович работал до отъезда в Арктику. В тесной квартире Агнессы Николаевны стало и без того тесно. Но теща, надо отдать ей должное, постаралась встретить гостей достойно. Закупленные в магазине полуфабрикатов закуски выглядели так, словно были только что приготовлены.

Дика, чтобы не мешал, Петр Данилович еще после обеда отвел на квартиру к научному сотруднику их института Кириллу Князькову, который одну зимовку провел на том же острове, где родился и жил Дик. Кирилл Дика не помнил, но сказал, что знает его, согласился, чтобы Дик побыл у него в квартире, пока у Севриных гости. Кирилл был приглашен тоже.

Марина еще с утра убежала в парикмахерскую делать прическу и вернулась, когда уже начали собираться гости.

— Что так долго? — спросил обеспокоенно Петр Данилович.

— Очередь, — коротко ответила Марина.

Вечер прошел хорошо. Пили, ели, пели, танцевали. Петр Данилович видел, что Марине нравится быть в центре внимания, и отметил про себя, что она за эти дни очень похорошела. Все-таки, видно, нелегко было ей одной.