Аленку отдали в детский садик здесь же, в Дачном, надо было проехать всего одну остановку на автобусе.

— Вот хорошо, теперь ты будешь дочку отводить в садик и забирать домой, — обрадовалась Марина, — Сегодня я тебе покажу, а потом будешь сам. А то очень уж это утомляет. Ладно?

— Ладно, ладно, — ответил Петр Данилович, думая о своем.

Сдав Аленку на попечение нянечек и воспитательниц, Марина и Петр Данилович поспешили к станции метро. Рабочий день у Марины начинался в девять утра, но еще надо было доехать до площади Восстания, там пересесть на автобус и ехать две остановки по Суворовскому. Далековато в общем.

Петру Даниловичу, чтобы попасть в свой институт, нужно ехать от Московского вокзала по Невскому проспекту вниз, до Фонтанки.

— Давай я с тобой доеду до площади Восстания, а оттуда, если хочешь, — прямо до твоей работы, а если — нет, то ты поедешь в свою контору, а я в свою, — предложил Петр Данилович.

— Доедем пока до Московского, а там видно будет, — ответила Марина.

Ей, как и ему, после долгих лет разлуки не хотелось расставаться, хотелось подольше побыть вместе.

Они как-то ухитрились втиснуться в переполненный вагон метро, стать рядом, чтобы видеть друг друга, и те двадцать минут, пока скоростной поезд мчал их под землей с новой юго-западной окраины Ленинграда почти в самый центр, они просто смотрели в глаза друг другу и улыбались. Им было очень хорошо…

…Возвратился Петр Данилович домой часам к трем дня. Марин» отдала ему свой ключ, наказав забрать Аленку из садика и встретить ее.

В институте все свои дела Петр Данилович решил довольно быстро. Ему предоставили отпуск за те три года, которые он пробыл в Арктике. За отпускными деньгами ему еще, правда, предстояло съездить, а также сдать отчет о работе. Отчет у Севрина был готов давно, надо было только отдать его машинистке перепечатать, вычитать — и все. Квартир пока не было, но Петру Даниловичу сказали, что он в очереди один из первых, пообещали, что, возможно, к ноябрьским праздникам он заветные ключи и получит. Все будет зависеть от того, как справятся с планом строители, как распределит жилье горисполком.

Пообещали, пока он отдыхает, подобрать работу. Петр Данилович встретил в институте бывшего своего подчиненного, который уехал с острова год назад. Теперь он заведовал сектором. Он был в курсе институтских дел, сообщил, что Петр Данилович у начальства на хорошем счету, стало быть, может рассчитывать на солидную должность.

Настроение было хорошее. Севрин купил колбасы, свежего мяса с косточкой и предвкушал, как обрадуется Дик, увидя такие яства. И только где-то глубоко в подсознании таилась мысль: как там Дик ведет себя, ведь он ни разу не оставался надолго один, да еще взаперти, а тут взяли и оставили — не натворил бы чего! Но эта мысль была запрятана где-то далеко-далеко, она не могла омрачить радостное настроение.

— Ну что, Дикуша, заскучал один? — спросил Петр Данилович, открыв дверь.

Дик радостно бросился к хозяину, лизнул теплым языком его руку.

— О-о, да ты нашкодил! — сказал Севрин, заметив на полу свою старую куртку, в которой выводил Дика, а потом впопыхах оставил на вешалке. Он поднял куртку, встряхнул. Дик ничего не испортил, только вешалку оторвал «с мясом», когда тянул, да правую полу прокусил в двух местах, где зубами вцепился, стаскивая. А потом, видно, лежал в тоске, положив голову на куртку, вдыхал запахи хозяина и размышлял, куда он так надолго запропастился.

— Ну, ничего, ничего, — успокаивающе притронулся Петр Данилович к голове Дика. — Бывает. Я тебя понимаю, на целый день заперли одного, тут с ума можно сойти от тоски. Сейчас пойдем погуляем, я тебя и покормлю заодно.

И Петр Данилович, сняв плащ, облачился в поднятую с пола куртку, взял поводок. Дик радостно вильнул хвостом, вопрошающе взглянул на хозяина своими желтоватыми глазами.

Гуляли там же, за линией электрички, по полю, поросшему чахлыми кустиками. Собак сюда ходило, видно, много, потому что Дик, внимательно обнюхивая каждый кустик, каждую кочку, то поднимал ноту, чтобы поставить свою отметку, то рычал, дыбил шерсть. Видно, чуял, что здесь побывал кто-то, с кем не мешало бы схватиться в поединке.

Все, что купил Петр Данилович, Дик съел быстро и охотно. И Петр Данилович сожалел, что купил мало. За несколько дней голодовки Дик сильно отощал.

Со стороны Финского залива дул пронизывающий ветер, пришлось поднять воротник, но он мало защищал от холода.

Да, лето кончилось, и осень, пожалуй, тоже, подумал Петр Данилович. Межсезонье наступило: дожди, слякоть, ветры холодные вплоть до января, пока зима не вступит в свои права.

Он посмотрел на часы. Дик гулял около сорока минут, конечно, этого ему мало, надо бы еще, но пора было идти в детский сад за Аленкой. Да и об ужине нелишне позаботиться. За весь день Петру Даниловичу так и не удалось поесть. Он коротко свистнул и, когда Дик, навострив уши, остановился, позвал:

— Дик, ко мне!

Уже надвигались ранние осенние сумерки, на мокрой улице было значительно темнее, чем в открытом поле. Дик шел рядом с хозяином, всматриваясь в яркоглазые чудовища, вздрагивая всем телом, когда та или иная машина проносилась слишком близко.

Подойдя к дому, Петр Данилович подумал, что надо бы помыть Дику лапы. Но где? Из водосточных труб вода не текла, хотя сыростью сочился воздух, луж приличных не было. На лестнице, на площадке перед дверью и в прихожей Дик, конечно, наследил. Пришлось Петру Даниловичу искать половую тряпку, ведро, чтобы помыть лапы Дику, подтереть грязные следы.

В детский сад за Аленкой он пришел около шести. Девочка обрадованно повисла у него на руках, весело болтала.

По дороге они заглянули в продовольственный магазин, но пробиться к прилавку не смогли. Был магазинный час пик: возвращаясь с работы, каждый забегал сюда, чтобы купить еду на ужин.

— Ладно, дома, наверное, что-нибудь сыщется, — сказал Петр Данилович дочери.

Агнесса Николаевна уже пришла, но стояла перед дверью на лестничной площадке.

— Я уже целый час вас жду, — недовольно сказала она.

— А что же вы не входили? — спросил Петр Данилович. — Ключа нет?

— Наивный какой! Я уже вставила ключ в замок, а он зарычал. Хорошо, что вспомнила про твоего пса. Решила позвонить, если ты дома, то откроешь. Звоню, никто не открывает, только собака лает. Вот и пришлось перед собственной дверью выстаивать.

— Надо было прямо идти. Дик же понимает, что вы своя, не тронет.

Петр Данилович открыл дверь Марининым ключом, вошел.

— Ты держишь его там или нет? — раздался с лестничной площадки голос тещи.

— Да входите, входите.

Агнесса Николаевна сунулась в дверь. Дик потянулся, чтобы понюхать ее.

— Ой, держи, укусит! — и теща выпорхнула за дверь.

— Ну чего вы испугались, он и не думал кусать, просто понюхать хотел, — успокаивал Петр Данилович, выйдя на площадку вслед за Агнессой Николаевной.

— Убери, убери его, закрой в ванную, в шкаф, куда хочешь, разве не видишь, что я вся дрожу!

Голова Агнессы Николаевны, прикрытая вместо шляпки модным париком, действительно вздрагивала.

Пришлось Петру Даниловичу закрывать Дика в ванной.

Но через пятнадцать минут Агнессе Николаевне понадобилось мыться, ванную пришлось освободить.

— Куда же я Дика дену? — вопросительно улыбнулся Петр Данилович.

— А хоть на улицу. Я же не могу из-за твоей собаки лишать себя возможности умыться, причесаться, переодеться в домашнее.

— Присмотрите тогда за Аленкой, пока Марина придет, — и Петр Данилович протянул руку за своей курткой.

Дик вопросительно взглянул на него: что, пойдем гулять?

— Пойдем, пойдем! — сказал ему хозяин.

И еще почти час гулял Петр Данилович с собакой на улице, чувствуя, как от голода подтянуло живот, как от табака кружится голова.

Ключ он забыл в плаще, в котором ходил за дочкой, поэтому пришлось звонить.

— Можно? — спросил он выглянувшую Марину. — Все свои дела сделали?