— Я слушаю.
— Ты скоро закончишь наблюдение?
Ирина молчала. Возможно, пыталась вспомнить, чей это голос.
— Неужели нельзя было повесить трубку, раз никто не подходит? — наконец произнесла она. — Человек наблюдает, а тут звонят по разной ерунде…
— Я спрашиваю — ты скоро освободишься? — спокойно повторил Вадим.
— Нашел время звонить. У меня пластинка вставлена.
— Я хочу тебя видеть.
— В двенадцать у павильона. Все!.. Что же ты молчишь? В двенадцать!
Убедившись, что Вадим ее понял, Ирина повесила трубку. Такое впечатление, будто они только вчера расстались, хотя не разговаривали уже много дней. С самого Нового года…
К двенадцати Вадим подошел к павильону. Шторы купола были сдвинуты, и бетонный корпус напомнил склеп. Розовое табло мерцало фразой «Идет наблюдение».
Вадим ходил вокруг павильона по утрамбованной дорожке. Все было пронизано холодным, прозрачным воздухом и покрыто бледно-серебристым светом луны. Сколько раз он очаровывался этой красотой, и все как в первый раз…
Погасло розовое табло. Спустя минуту открылась тяжелая дверь павильона, как створки огромной раковины.
— Ты давно ждешь?
— С двенадцати.
На Ирине меховая куртка, теплые ватные штаны и пимы. Обычная рабочая одежда астронома. Попробуй часами, не двигаясь, сидеть у телескопа зимней ночью.
— Хочешь мандарин?
Ирина протянула Вадиму плотные промерзшие кулачки. Мандарины были совсем спелые, и шкурка тянулась цельным закрученным серпантином. И падала в снег золотой стружкой.
Вадим положил в рот сразу весь мандарин. Зубы пронзил резкий холод. Он часто задышал, стараясь согреть плотный шершавый комочек…
Ирина старательно отщипывала каждую дольку и долго дышала на нее, прежде чем прикусить ровными, удивительно белыми зубами.
— Готовитесь к завтрашнему докладу?
— Устинович считает, что недостаточно пластинок в ультрафиолетовом спектре.
Они говорили медленно, словно ощупывали друг друга словами.
— В городе появились мандарины. Устинович принес целую сетку, — произнесла Ирина..
— Помню, как их вкладывали в новогодние елочные подарки, — ответил Вадим и добавил: — Я очень скучаю по тебе.
— Не думаю.
— Почему?
— Тебе было не до меня. Ты был занят Вероникой.
— Я как-то заходила к тебе… Тетя Женя сказала, что ты уехал к Веронике.
— Ну и что?
— Ничего. Просто ты не скучал по мне.
— Нет, я скучал… Но ты меня избегала. Мы так нелепо расстались. Ты сама виновата, — Вадиму казалось, что он крикнул. — Ты слишком… самонадеянна. Ты считаешь, что владеешь истиной… Это тягостно, — Вадим не хотел это говорить. Получилось как-то помимо воли. Упоминание о Веронике сбило его с толку.
— А с ней тебе было просто. Она тебя понимала. И сочувствовала. — Ирина не скрывала иронии.
— Представь, да. Она меня понимала…
— Особенно в последнее время, — резко перебила Ирина.
Помолчали. Снег вкрадчиво похрустывал, рисуя след в виде глубоких капель у Вадима и бесформенных плюх от Ирининых пимов.
— Как-то неудобно ругаться с тобой и в то же время есть твои мандарины, — произнес Вадим.
— Тогда расскажи что-нибудь, — Ирина взяла Вадима под руку. И Вадим почувствовал необыкновенную нежность к Ирине. Как тогда, давно, в ту первую ночь, когда он остался у Ирины. Он вспомнил, как они долго, лениво-усталые, разговаривали обо всем. О теории Хойла, об Устиновиче, об университетских знакомых. Пробило три удара, потом еще один. Половина четвертого.
И Вадим еще вспомнил, что уже назавтра он не испытывал подобного чувства. Оно куда-то пропало, как медленно стекающая вода. То есть он был так же нежен с Ириной, как и в первую ночь. Но только внешне. Себе-то он мог в этом признаться…
И вот сейчас Вадим испытывал то искреннее чувство, как в ту первую, ставшую уже далекой ночь…
Вадим остановился и провел ладонью по ее лицу. Ирина прикрыла глаза и прислонилась к его груди. Пальцы Вадима нащупали холодные камешки клипсов.
— Вот еще. Зачем ты их надела в павильон?
— Мне хочется нравиться хотя бы себе…
Они пошли дальше, поддерживая друг друга за талию.
— В детстве была такая игра «замри», — произнесла Ирина. — Сейчас мне кажется, что какой-то добрый волшебник сказал «замри»… Ну, хотя бы что-нибудь пошевелилось. Нет?!
— Ага, — подтвердил Вадим.
— Что ты делал сегодня вечером?
— Разбирал кое-какие работы Киреева. И еще одного человека.
— Зачем?
— Я с тобой, об этом хотел поговорить, Ира… Вадим рассказал о визите к Савицкому. Правда, он не назвал фамилии. Просто о визите к одному из сотрудников отдела… Его интересовало мнение Ирины.
Вадим напряженно прислушивался. Несколько минут Ирина молчала, прежде чем произнесла:
— Как у Шекспира: «И этот бог, какой ничтожный идол!»
— В том-то и дело, что… Понимаешь, Ирина, работа Киреева интересна. Свои, именно киреевские мысли. Я их ни с чьими не спутаю… Мне казалось, что тот, другой, позаимствовал идею у Киреева, а не наоборот. Вот что странно. Конечно, есть неоправданные ходы. Киреев, например, избежал теорему Соболева и наворотил что-то сложное, запутанное.
— Что тебе сказать, — перебила Ирина. — Честно говоря, я не верю, чтобы Киреев мог допустить такое. Так он поступить не мог, мне кажется… Впрочем, кто знает…
— Не могу поверить… Знаешь, у этого человека тяжело сложилась жизнь. И он какой-то ущербный, что ли… Может быть, заблуждение? И он сам не замечает? Сколько известно случаев, когда одни и те же темы решаются одновременно и независимо. Совершенно разными людьми…
— Тебя очень это мучает, Дима?
— Очень.
— Почему?
— Я верю в порядочность Киреева. Я очень его уважаю… Но у кого нет недостатков? Я учился у него. Это очень сложно.
Снег пошел неожиданно и сразу густыми хлопьями. Видно, его нагнали тучи, что подползли с севера. А хлопья почему-то казались теплыми…
— Знаешь, пойдем ко мне, — предложила Ирина.
— А тетя?
— Господи, у меня же есть своя комната. Или ты забыл?
— Ты очень этого хочешь, Ирина?
— Не всякий вопрос можно задавать женщине… Неуклюжий ты парень, Димка.
Вадим ошалел от радости. Он схватил Ирину на руки и сделал несколько шагов. Ирина болтала ногами и хохотала. И вдруг притихла.
— Ключи?! Только что выскользнули…
Минут пять они ползали на четвереньках, перебирая снег руками. Пальцы смерзались и плохо сгибались. Вадим клял себя последними словами. Вслух и про себя.
— Ведь счастье было так возможно, так близко, — еле сдерживая раздражение, проговорила Ирина.
Вадим себя почувствовал виноватым вдвойне. Он готов был пожертвовать чем угодно, только бы нашлись проклятые ключи.
И они нашлись!
Вадим сел на снег и принялся хохотать, потряхивая ключами, как кастаньетами. Рядом в снег плюхнулась Ирина. Устала… Ей-то что — меховая куртка и штаны, да еще и пимы. Ирина легла на спину. Снег бархатными хлопьями летел в лицо, повисая на ресницах.
— Знаешь, французы запустили ракету типа «Вероника». С котом Феликсом на борту.
— А ты злая, — ответил Вадим, не переставая бренчать ключами. — Ты мне никогда этого не простишь.
— Я — ревнивая, — серьезно ответила Ирина.
А снег все шел. И почему-то норовил в лицо.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
— Вы не находите? Ангел, что в центре компании, напоминает меня.
Вадим взглянул на потолок. И вправду, у ангела было какое-то сходство с Киреевым. Розовое полное лицо, мощная шея и белые женские руки. И еще голубые маленькие глаза.
— Я всю жизнь улавливаю это сходство. Словно он стареет вместе со мной.
Киреев осторожно размешивал в стакане чай, чтобы не плеснуть на бумаги, разложенные на столе. Он был в просторном плюшевом халате с шелковым шнурком, который то и дело развязывался.
— В котором часу передавали объявления?
