Февраль холоден, как и положено, вдобавок промозгл, но она включила кондиционер, чтобы посушить влагу, выступившую между лопатками. Через мгновение она его выключила. Зубы у нее стучали.
Хелена свернула на узкую лесную дорожку, над которой сплетались кронами дубы и клены. Казалось, их голые ветви опускаются на машину как таинственные коричневые сталактиты. Даже зимой аллея была тенистой.
Она двигалась по дороге очень медленно, заглядывая под каждый куст. Они выглядели совершенно не так, какими она их помнила. Это случилось здесь? Чуть дальше? Или она уже миновала злополучное место? На этом повороте? Сможет ли она узнать место, где ее выкинули?
Выехав на свободное пространство, она притормозила свой БМВ, который едва успел остановиться перед светофором у выезда на шоссе, а потом пролетела явно с превышением скорости – прямо до своего парковочного места на стоянке у колледжа. Без сомнения, поездки напрямую короче, но чересчур бьют по ее психике. Она ударила по рулю так сильно, что, должно быть, на руке появится синяк. Хелена выключила зажигание и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы выровнять сердцебиение. Ее лицо в зеркале дальнего вида было серым, будто некий вампир выпил всю ее кровь без остатка.
Ублюдок выпил ее жизнь. И она должна получить ее обратно. Майло считает своим долгом заботиться о ее безопасности. Он видел, как она корчилась на полу их туалета. Ви старалась держаться подальше, заметив признаки приближающегося жуткого припадка. Дети должны поверить, что их мать не потеряет самообладания, что она неуязвима. Вот… Но!
Рано или поздно этот ублюдок придет, чтобы убить ее. Она чувствовала это всем нутром. Вот почему она должна убить его первой.
Хелена подняла голову и нащупала свой пульс. Страху здесь больше нет места. Почувствовав, что наконец успокоилась, она вышла из машины, взяла портфель и стала подниматься по лестнице, ведущей к корпусу, где занимались художники.
Перед тем как отвезти детей в школу, она опрокинула в себя только жестянку томатного сока, и теперь желудок шумно протестовал – так, что ей пришлось сделать крюк и зайти в студенческую столовую за булочкой и чаем, благо до занятий было в запасе минут двадцать. Поскольку младшекурсники и старшекурсники избегали появляться здесь утром, она была в кафетерии одна, за исключением разве парочки первокурсников с мутными, невыспавшимися глазами.
Хелена открыла записную книжку, в которую заносила все, что касалось изнасилования. Наверху страницы она написала те же самые два пункта, что писала на каждой странице последние полгода.
«Найди его».
Полиции, при всех ее возможностях, за эти два года сделать это так и не удалось. Каков же ее шанс?
Она подчеркнула вторую строчку так резко, что надорвала бумагу.
«Заставь его найти тебя».
Тем временем, однако, ей необходимо попытаться научить первокурсников тому, как составить реферат из пяти параграфов – задачу, выполнение которой им предстояло совершенствовать на старших курсах. Многие воспринимали задание так, будто она преподавала им древнегреческий язык.
Хелена задержалась в преподавательской факультета, чтобы перед лекцией выпить еще одну чашку чаю. В этот час она обычно была там одна. Но в этот день, однако, Альберт Баркли, преподаватель американской литературы, сидел на одном из потертых синих кресел у окна, читая книжное приложение к «Нью-Йорк таймс». Он поморгал на нее глазами поверх очков, сложил газету и поднял бровь.
– Что-то сегодня утром в нашей Елене Троянской изменилось. Должно быть, на воду спустили еще сотню кораблей.
– Даже простенький каяк не спустили, Эл, – сказала она и отхлебнула из чашки.
Он не переносил, когда его называли Эл. Вероятно, поэтому весь факультет так его и звал.
– В тебе действительно что-то изменилось. Кажется, ну, не знаю, ты перепоясала чресла. Намерена ринуться в бой?
– Представь меня в виде пророка Даниила, который в женском обличье направляется в пасть льву, – сказала она, опоражнивая пакетик искусственного подсластителя в чашку с «эрл-греем».
Поднимаясь к себе в аудиторию, Хелена подумала – если Альберт Безразличный-ко-всему, смог разглядеть в ней какие-то изменения, она, должно быть, действительно начала излучать некие вибрации? Курсы самообороны стали первым шагом к выполнению ее плана защитить себя и убить того человека, о котором она думала как об «ублюдке». Вторым шагом могла бы стать ее внешность. Третьим – сделать себя его мишенью.
– Я научусь использовать мою слабость против его силы, – прошептала она и поймала на себе удивленный взгляд первокурсника, спускавшегося с лестницы ей навстречу.
Это замечание станет достоянием широкой общественности еще до обеда.
– Это стопроцентный висяк, – сказал Рэнди. – Наше дело.
Он убедил лейтенанта Гэвигана и остальных прочесть заметки детектива О'Хары по делу Прядки еще до утреннего совещания.
– Никаких улик после предварительного расследования, нет подозреваемого, – сказал Гэвиган. – Тупик. Тупиковому делу место в тупике, да.
Джек Сэмьюэльс и Лиз Слотер сидели у стола Гэвигана. Рэнди прислонился к углу шкафа.
– Такие типы обычно никогда не останавливаются сами, лейтенант, – заметил Рэнди, разводя руками. – Я сомневаюсь, что это изнасилование – единичный случай. Где он сейчас? Уехал, мертв, находится в больнице, в тюрьме? Или он насилует других и изнасилует еще многих.
– Может быть, – подтвердил Джек.
Лиз уже сидела в позе, свойственной беременным женщинам, с руками сложенными на животе.
– Рано или поздно он попадется. Больше схожих дел – значит, большая вероятность того, что он промахнется, и мы сможем поймать его.
– У меня такое чувство, что мне стукнули мешком песка по голове, – сказал Гэвиган. – Это надо довести до конца. Рэнди, поговори с О'Харой. После такого перерыва новые случаи заставят его опять приняться за обидчика твоей подружки и надрать ему задницу.
– Она не моя подружка. Я же тебе говорил, она просто ходит в мою группу. Возможно, есть что-то, чего она не сказала во время первоначального расследования, потому что не хотела говорить или просто не помнила. Сейчас как раз было бы очень удобно вытащить это из ее памяти. Согласны?
Все трое дружно кивнули.
– Прядка мне нравится. Я хочу поймать этого парня ради ее безопасности.
– Прядка? – спросил Гэвиган.
Рэнди объяснил.
– Ранняя седина? – спросила Лиз. – А почему она ее не закрасит?
– Это какая-то полоска у нее в волосах. Ей бы следовало получше за собой следить, тогда б она не выглядела неряхой. А полоска не седая, а белая.
– Ставлю пять баксов, что до нападения она не выглядела распустехой, – сказал Джек и покачал головой. – Это камуфляж, она как бы прячется. Наверняка она винит во всем себя. Почему нет? Возможно, кто-то еще винит ее в чем-то.
– Итак, снова открываем дело как незавершенное. Что вы собираетесь предпринять из того, что не сделал первый детектив? – спросил Гэвиган.
– То же, что и всегда, – пожал плечами Рэнди. – Еще раз просмотрим все с самого начала.
Это означало, что придется сказать Прядке, что он знает о том, что на нее напали. Вряд ли она скажет ему спасибо за то, что он рылся в ее деле. Вероятнее всего, она не скажет спасибо за то, что он вновь открыл ее дело.
И ее едва закрывшиеся раны тоже.
– Не ближний край, – усмехнулся Гэвиган.
– Все наши дела не ближний край, – ответил Рэнди. – Ты глянь, сколько мы их позакрывали.
Лиз и Сэмьюэльс кивнули.
– Хорошо, поговори с детективом О'Харой. Может быть, у него уже есть информация о сходных нападениях. И постарайся не наступать на его любимые мозоли.
– Спасибо, лейтенант, – сказал Рэнди.
– Ладно, а как продвигается дело об убийстве Мерчисона? – обратился Гэвиган к Лиз.
Через час совещание закончилось.
По пути в дамскую комнату Лиз поймала Рэнди.
– Если тебе нужна женщина, чтобы поговорить с Прядкой, я с радостью допрошу ее, – сказала она и погладила себя по животу. – Ты вроде говорил, что у нее двое детей? Я могу спросить ее совета по поводу материнства.