Так было раньше — но не теперь. И виноваты в том сны.

В Тунхамне беспрерывно гудели рефрижераторы.

Чужаки выходили из моря, где раньше качались на волнах. Они поднимались на берега, на острова, куда их прибивало ветром. Они выбирались из рефрижераторов.

В сумраке короткой летней ночи чужаки ходили по Фагерё, разыскивая живых.

Чужакам ничего не стоило пробраться в сны: спящий безоружен перед собственным подсознанием, его выдумками и образами, спящий не может защитить себя от того, что возникает на экране сна. Чужаки не желали спящим зла; может быть, им только и нужно было, что заглянуть в умы жителей Фагерё — острова, на котором они оказались помимо своей воли.

Они входили в сны островитян, вежливо останавливаясь у дверей, как водилось раньше. Морская вода стекала по ним, образуя лужи на полу. Они старались получше запахнуть полы пиджаков, одернуть платья, а те, у кого не было одежды, прикрывались руками. У многих были страшные раны и ссадины. Они стояли, обратив к хозяевам пустые глазницы, и молча ухмылялись.

Микаэле из Улара приснилось, что ее разбудил плач Йенни. Она встала и подошла к кроватке. Там лежал чужой безглазый ребенок. Микаэла побежала в комнату Виктора и Сары. В их кроватях тоже лежали чужие дети.

Ко-Дэ Матсону приснился мужчина с белой косматой бородой, в черном костюме, который вошел к нему на кухню, поклонился и произнес: «Wie Sie sind, waren wir auch einmal» [6], после чего еще раз поклонился и стал ждать.

Абрахамсону с Бусё приснилось, что он плыл по ночной морской глади на своем «бэйлайнере». В воде, покуда хватало взгляда, лежали тела. Руки тянулись к катеру, пытались ухватиться за планширь. Абрахамсон выжимал газ, но катер не двигался с места. Он обернулся. У катера на буксире были люди, они качались в пенной воде, как длинная связка бревен.

Эльне из Бакки приснилось, что кто-то постучал в окно спальни. Она встала с постели и отодвинула занавеску. Двор был полон чужаков: они молча ждали.

Диаконисе Хильдегорд Лёкстрём приснилось, что она открыла холодильник. Оттуда на нее смотрела старая голая женщина. Голосом пастора Лёкстрёма женщина произнесла: «Да обратит Господь лицо Свое на тебя и даст тебе мир!»

Каждый видел свои сны. Одно было в этих снах общим: скорбь, с которой просыпались островитяне, тяжкая горькая печаль.

Это была горькая печаль бегства. Но никто из жителей Фагерё не узнавал ее.

Да и откуда им знать?

В самый разгар событий на Фагерё стали съезжаться отпускники и туристы.

Первым предвестником явилось семейство Альфтан из столицы — ну, те, которые несколько лет назад выкупили хутор Клос у наследников Веги Хольмлунд и превратили его в летнюю резиденцию. Возглавляла отряд невестка младшего судьи Альфтана, кандидат биологических наук Бедда Густавсон. Под ее предводительством на остров прибыли дети семейства Раббе и Ульрика, а также перепуганный волнистый попугайчик, нахохлившийся в углу клетки.

Элис с Нагельшера доставил отпускников в Тунхамн на катере-такси. Пассажиры везли с собой множество сумок, рюкзаков и чемоданов: они, как обычно, собирались остаться на острове до середины августа. Младший судья Альфтан с супругой должны были прибыть на Фагерё ко дню летнего солнцестояния.

Заранее заказали и такси Ленни, которое должно было отвезли Бедду Густавсон и детей из Тунхамна в Клос, но пока машина не приехала.

В гавани дул теплый ветер, в воздухе пахло соленой водой и подгнившими водорослями. Окошки прибрежного магазинчика все еще были заколочены, пластиковые стулья и столы летнего кафе пока не выставили на террасу; у бензоколонки виднелся листок с мобильным номером, набрав который неожиданные клиенты могли вызвать хозяина. В гостевой гавани была пришвартована одинокая лодка наподобие гички с синим куполом над кокпитом. Два рыбацких судна терлись кранцами о причал, из-за рулевой рубки каждого выглядывал пучок поплавков, как стрелы из колчана; черные маркировочные флажки поплавков лениво трепыхались в дуновении бриза. На фонарном столбе у прикола парома неподвижно, словно флюгер в безветренную погоду, сидела клуша.

Низкорослая, широкобедрая, пышногрудая, одетая в ветровку, шорты, тяжелые ботинки с высокой шнуровкой и зеленую фуражку, Бедда Густавсон руководила выгрузкой вещей, отдавая громкие распоряжения и энергично жестикулируя:

— Осторожнее с сумкой, там ноутбук!

— Раббе, не стой на краю причала! Оглянуться не успеешь, как ты уже в воде!

— Ульрика, ты берешь свой рюкзак и клетку Пискунчика!

Улирика послушно взяла протянутую ей клетку. У девочки был такой же изможденный и несчастный вид, как у птицы: зыбь залива Норфьерден оказалась немилосердна.

— Давай-ка шевелись, Улли! — ободряюще улыбнулась фрекен Густавсон. — Раббе, не забудь удочку. Раббе!!

Мальчик лет восьми, светловолосый и худенький, одетый в мешковатые камуфляжные штаны, синюю куртку с надписью «Детройт тигерз» на спине и кепку, повернутую козырьком назад, вытащил из уха один из наушников эмпэтри-плеера.

— Ты слышал, о чем я тебя попросила, Раббе?

— Да… Смотри, тетя Бедда, там полицейская машина! — Раббе указал на небрежно припаркованный у незнакомого белого «форд-транзита» автомобиль, в северном конце гавани, отгороженном от остального пространства и посторонних взглядов толстой строительной пленкой. — Что там делает полицейская машина, по-твоему? И что это так гудит?

— Господи, откуда же мне знать! — ответила фрекен Густавсон и, положив на плечо мальчика руку, направила его к багажу, лежавшему на пристани, стараясь загородить собой обзор. — Бери свои вещи и жди рядом с Улли. Такси скоро приедет.

Элис с Нагельшера поставил последний рюкзак на пристань:

— Вот, кажись, и все.

— Благодарю, я готова расплатиться, сколько я должна? — Фрекен Густавсон достала бумажник из кармана ветровки.

— Тридцать восемь евро и шестьдесят центов, — ответил Элис. Он украдкой взглянул на северный конец гавани.

Фрекен Густавсон аккуратно отсчитала названную сумму и протянула деньги Элису, стоявшему на борту катера.

— И выпишите, если вам не трудно, квитанцию.

Элис приподнял бровь: его клиенты редко просили квитанцию и его это вполне устраивало. Однако он быстро нашелся, кивнул и нырнул в рулевую рубку, ухмыляясь самому себе. Через пару мгновений Элис вернулся с аккуратно заполненной квитанцией.

Фрекен Бедда Густавсон внимательно прочла квитанцию, после чего перевела взгляд на Элиса с Нагельшера. Не хватало детей.

— Вы не взяли плату за детей, — сказала фрекен Густавсон.

— Да, до двенадцати лет бесплатно, — ответил Элис. Поскольку он стоял на борту катера, а она на причале, его взгляд естественным образом утыкался в ее мощные бедра.

— Тогда понятно. Благодарю, — сказала фрекен Густавсон, сложила квитанцию пополам и спрятала в бумажник. — Однако позвольте уточнить, что это не Попугай, а волнистый попугайчик. А «попугай» пишется с одним «п».

На это Элису с Нагельшера нечего было ответить. Он смотрел на фрекен Густавсон, не отводя глаз. Элис утер рот ладонью, отвернулся, красивой — на зависть Раббе — дугой плюнул в воду через планширь и скрылся в рубке. Он завел дизельный мотор и дал задний ход в голубом облаке выхлопных газов, затем взял курс на Норфьерден и добавил оборотов, бормоча про себя: «Видал я баб. Слыхал я баб. У самого баба была, пока не померла. Но такой чертовой бабы отродясь не видал и не слыхал!»