На лестнице раздались шаги, звякнул ключ, вставляемый в замок, и Анна быстро и с виноватым видом вышла из комнаты. Появилась Гертруда, но не одна, а с мужчиной. С Тимом Ридом.

Тим и Гертруда были красны от смущения и нервно улыбались.

— Я тут встретила Тима. И пригласила зайти выпить стаканчик.

— Дождь еще идет? — спросила Анна.

— Нет, кончился.

— Входите. Я принесу выпить.

Они оставили плащи в прихожей. Анна сходила за бокалами и шерри, вермутом и джином.

— Думаю, можно оставить бутылки на инкрустированном столике, как было всегда, — сказала Гертруда. — Ни к чему каждый раз уносить их.

— Постараюсь запомнить. И виски тоже принести?

— Нет, шерри — то, что нужно. Шерри, Тим? Тебе что-нибудь налить, Анна?

— Нет, не хочется.

— Не увлекаетесь? — улыбнулся Тим.

— Ну, не совсем.

— На севере, когда мы с ней там были, Анну за уши было не оттащить от местного сидра.

— В Лондоне тоже можно найти хороший сидр, — сказал Тим. — Я знаю местечко на Харроу-роуд.

— Правда, восхитительные цветы? Это Анна у нас такая мастерица составлять букеты.

— Да, восхитительные.

— В монастыре обычно она этим занималась.

— Ну, не одна я, — заметила Анна.

— Они чудесны, — сказал Тим. Улыбнулся Анне и снова повернулся к Гертруде.

А та слегка отодвинулась от него и деланым жестом коснулась каминной полки. Потом быстро взглянула на Тима и снова отвела глаза.

Так это правда, пронеслось в голове у Анны, и чувство ужаса перед жизнью накатило на нее, как приступ тошноты. Это была та горячка, бестолковость жизни, от которой она бежала в монастырь и которую Гай так хотел изгнать, как бесовщину, педантично верша над ней свой личный суд.

— Ты не хотела оставить его на ланч? — спросила Анна. — Я все пыталась угадать, что ты задумала.

Тим ушел, после того как они поболтали двадцать минут.

— Нет-нет, я его пригласила только выпить. Приятный парень, правда? Кстати, а что у нас на ланч, есть что-нибудь?

— Есть, со вчерашнего дня осталось.

— Твой шедевр? Холодный он должен быть изумителен. Или лучше разогреем?

— Ты оставайся и допивай. Я все сделаю.

— Ты ангел.

Анна заранее решила ничего не говорить Гертруде об анонимном письме. Она даже сердилась на Графа за то, что он показал ей его. О подобной грязи не следует распространяться. Мог же он просто сказать, что, мол, «ходит слух»? Но подобная разумная уклончивость, подобная тактичная ложь были не в характере Графа. В голове Анны крутился вихрь сердитых, сумасшедших, горьких мыслей, в крайнем раздражении она гремела тарелками. А Граф между тем сидит на работе, мучаясь и ожидая ее телефонного звонка. Возможно, интуиция подвела ее. Остается только надеяться, что сейчас Гертруда сама ей все расскажет. А если не расскажет?

— Что с тобой, Анна, ты чем-то расстроена? — спросила Гертруда, стоя в дверях кухни с бокалом в руке.

В ее тоне и позе сквозило какое-то наигранное спокойное безразличие. Мы начинаем удаляться друг от друга, думала Анна. Она начинает обращаться со мной, как со служанкой. Потом она решила, что думать так — безумие. Значит, не служанка? Тогда кто я теперь?

— Пожалуй, я все-таки выпью, — сказала Анна. — Ланч может немного обождать. В любом случае от меня тут ничего не требуется.

Они вернулись в гостиную, и Анна налила себе шерри. Гертруда налила себе тоже.

Они стояли друг против друга у разных концов каминной полки и прихлебывали из бокалов; каждая, хорошо зная подругу и обладая пытливой чуткостью, старалась проникнуть в ее мысли. Анна смотрела на обезьяний оркестр, Гертруда — на составленный Анной букет из голубых и белых ирисов с зелеными веточками самшита.

Гертруда проговорила примирительным тоном, поняв реакцию Анны на свое последнее замечание:

— Надеюсь, тебе в самом деле понравились те ожерелья и остальные вещицы. Мне будет так приятно видеть их на тебе.

— Да… да… очень понравились… спасибо…

— Я хочу сказать, оставь их у себя, они теперь твои.

— Ох, не надо все…

— Это платье мне тоже нравится, — сказала Гертруда, — только хорошо бы его погладить, складки появляются. Я поглажу его тебе. Но тебе нужно что-нибудь приличное на лето. Думаю, скоро наступит жара, все-таки май уже, можно завтра пойти и купить, хочешь?

Гертруда непринужденно болтала, хотя и нарочито мягким тоном. Анна говорила себе: Гертруда просто хотела, чтобы Тим лишний раз показался здесь. А теперь хочет загладить произведенное впечатление, предотвратить разговор на эту тему.

— Мне нужна работа, — сказала Анна, — я должна найти что-нибудь постоянное, без работы я становлюсь невыносимой. Может, твои знакомые социальные работники помогут? Как, кстати, прошла сегодняшняя встреча?

В тот же момент Анна поняла, что, конечно же, никакого «социального работника» не было. Гертруда провела утро с Тимом Ридом. Она взглянула на покрасневшую Гертруду.

— Хорошо, хорошо. Я тебя с ними познакомлю, если хочешь.

— Гертруда…

— Что?

— Тебя и Тима Рида связывают известного рода отношения.

Гертруда посмотрела на Анну.

— Почему ты так решила?

— Интуиция. Так это правда?

— Да.

— Ладно, меня это не касается. Я иду заниматься ланчем.

— Анна, не глупи. Останься, пожалуйста.

Анна внезапно растерялась. Она жалела, что вынудила Гертруду признаться. Теперь ей не хотелось обсуждать услышанное. Она перенесла стул к окну и, усевшись, смотрела на Ибери-стрит, где вновь начался дождь.

— О боже!.. — вздохнула Гертруда.

— Прости, — сказала Анна, — мне не следовало спрашивать тебя.

— Это так заметно?

— Ну…

— Кто-нибудь что-то сказал тебе?

— Н-нет, — поколебавшись, ответила Анна.

Она никому не говорила, думала про себя Гертруда. Или Тим сказал кому-то?

Анна же спрашивала себя: заметила бы она что-то, не будь анонимного письма, догадалась бы? Нет.

— Полагаю, — проговорила она, — это тайна. Не беспокойся, я не проговорюсь.

— Я не беспокоюсь. Поступай, как знаешь.

— Нет, не проговорюсь.

— Что ты обо всем этом думаешь, Анна?

— Я ничего не думаю. Это твое дело. Меня оно совершенно не касается.

— Отвратительный ответ, и ты это знаешь.

— Извини, но что я могу ответить? Я этого не понимаю и не прошу тебя объяснить…

— Ты злишься. Почему? Неужели завидуешь?

— Завидую? Тому, что у тебя появился мужчина, а у меня его нет, это ты хочешь сказать? Гертруда, до такой глупости мы с тобой еще не опускались.

— Нет, дурочка. То есть… прости, я идиотка, что сказала такое.

— Это точно.

— Ты понимаешь, что я имею в виду. Я считаю тебя своей собственностью. Почему бы и тебе не относиться ко мне так же?

Довольно странно, но Анна сразу же после ужасного потрясения от письма не подумала о подобной стороне их отношений. А эта сторона существовала.

— Наверное, — сказала она задумчиво, — я чувствую то же самое, но не настолько, чтобы обижаться…

— На что?

— Если позднее ты всерьез надумаешь выйти за кого-то, кого-то достойного… я очень надеялась, что когда-нибудь ты оправишься от своей утраты и выйдешь замуж… кажется, я говорила об этом… И если ты найдешь счастье, я буду очень рада. Я люблю тебя и желаю тебе блага, и, возможно, я слишком самонадеянна и оптимистична, но считаю, нашу дружбу ничто не разрушит.

— Ничто и никогда, на том и порешим. Но ты все равно сердишься.

— Не сержусь, Гертруда. Я поражена, почти шокирована.

— Потому что это произошло чересчур рано?

— Да. И потому… кто это оказался. У тебя действительно с ним роман?

— Да.

— Я удивлена.

— Мы влюбились друг в друга во Франции. Это было как coup de foudre. [105]

— Кто-нибудь еще знает?

— Пока нет.

— Ну что же, хорошо. Думаю… потому хорошо, что это пройдет, не так ли? В любом случае… извини, я, должно быть, тебе надоела. Давай поедим.