Дело в том, что он прав. Начав врать, я не могла остановиться.

Это мой тайный неиспользованный талант. Я смогла бы, наврав с три короба, вырваться из бесчисленного количества затруднительных положений, если бы в них попала. И было очень странно услышать об этом от того, кто совершенно не знает меня.

Моя бессонница началась три месяца назад, когда Хоуп сказала, что пересекает линию Мейсона-Диксона, то есть границу между севером и югом США. С тех пор я научилась ненавидеть каждую клеточку своего тела.

Лежа в темноте, я уговариваю себя поспать, и вдруг осознаю, что мне жарко, когда сворачиваюсь калачиком. Поэтому мне надо переменить положение. Теперь не так жарко, но мне начинают мешать волосы, прилипшие ко лбу. Я этого не могу вынести. Зачесываю волосы назад. Однако пальцы на правой ноге свело судорогой, мне надо их разжать. Потом у меня начинает зудеть спина, приходится ее почесать.

Это длится всю ночь: у меня по очереди возникают проблемы с разными частями тела и в разных сочетаниях. Я испробовала все: теплое молоко, считала овец, даже использовала психологический трюк: я разрешала себе не спать. Ничего не работает. Я сразу же сказала: «Нет снотворным!», потому что не хочу превращаться в человека, которому нужны лекарства, чтобы заснуть или проснуться. И если примера Хиза для меня недостаточно, то, насмотревшись на наркоманов по телевизору, не могу позволить этому случиться со мной.

Единственное положительное воздействие бессонницы на мой организм — это то, что я вижу безумные сны наяву, которые легко вспомнить проснувшись. Возьмем, к примеру, вчерашний сон:

«Я пришла на школьное собрание практически без одежды, в одних трусиках в горошек. Мои соски торчали вперед, приветствуя всех в комнате. Никто не возражал, словно я всегда появлялась на внеклассных мероприятиях почти голой.

Собрание было в полном разгаре, когда ко мне подбежал Скотти, совершенно взбешенный, и завопил:

— Джесс, ты почему демонстрируешь всем свои титьки? Сегодня ведь не среда и не время для шоу „Поддай им в среду“.

Потом вмешивается Бриджит:

— Да ей особо и нечего показывать.

Тут вступает Маркус Флюти:

— Но ей есть что скрывать.

Затем я объявляю всем присутствующим на этом собрании, что провожу эксперимент. Проверяю, насколько каждый чувствует себя комфортно, глядя на мою грудь. Аудитория, в которой теперь все стоят, потому что собралась вся школа, разражается аплодисментами.

Потом Пол Парлипиано шепчет мне на ухо:

— Я думал, что ты это сделала на спор, но теперь, когда знаю, что это эксперимент, я восхищаюсь тобой».

Я бы солгала, если бы сказала, что после этого мы занялись любовью на глазах у восьмисот человек. К счастью для меня, я на этом проснулась. Боже мой, не могу прикоснуться к нему даже в своих снах.

Сны — странная штука, не правда ли? Я имею в виду, что невозможно контролировать то, что ты видишь в них. Подобно тому, когда сегодня я увидела Маркуса Флюти в школе и у меня сердце сначала ушло в пятки, а затем застряло, как комок в горле. Я по-настоящему забеспокоилась о том, что он как будто знал, что присутствовал в моем сне прошлой ночью. Конечно, он даже не оторвал глаз от своей тетради, в которой что-то карябал. Он никогда не узнает. Но мне хотелось знать, видел ли меня кто-то во сне вчера ночью.

Хоуп!

Все хорошо. Мои «горькие» шестнадцать — официально закончились. Я открыла все подарки ко дню рождения, но твоя мозаика — все равно самый лучший подарок. Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо, спасибо.

То, что твой подарок мне понравился больше всего, — это не просто совпадение. Ты когда-нибудь замечала, что то, насколько тебе нравится подарок, зависит от того, кто тебе его подарил? Например, Пол Парлипиано мог бы подарить мне кусок грязной жвачки, которую соскреб с подошвы ботинка, а я бы была на седьмом небе от счастья. О, БОЖЕ МОЙ! НЕ НАДО БЫЛО ТАК БЕСПОКОИТЬСЯ ИЗ-ЗА МЕНЯ! А ПРАВДА, ЧТО ЭТА ЖЕВАТЕЛЬНАЯ РЕЗИНКА ИЗ ВАШЕГО РТА?

По другую сторону стоит Скотти со своим подарком. Утром до занятий он подарил мне розу. Хотя это было очень приятно, мне не хотелось носить ее с собой весь день. Но я же не могла просто засунуть ее в свой шкафчик, поэтому мне приходилось отвечать на вопросы Безмозглой команды весь этот проклятый день: кто купил тебе цветок? Почему он купил тебе цветок, если вы не ходите на свидания? Или вы встречаетесь? Почему вы не встречаетесь?

Может быть, меня больше бы порадовал этот цветок, если бы теперь Скотти не называли Майк Тупосексоголовый. Обращение друг к другу по составным значащим именам пришло на смену оскорбительно-непристойным прозвищам, которыми награждали Скотти и его друзей.

Берк Рой стал теперь Хью-держитесь-от-меня-подальше.

Роб Дрисколль — Не скрывай Боб, что на самом деле ты Роб.

Пи Джей Карвелло — Адольф Оливер Буш.

Пожалуй, я — единственная девчонка, которая не считает это прикольным.

Ничего интересного в этот день не произошло. Поль Парлипиано не приблизился ко мне даже на километр, не говоря уже о пропитанной потом раздевалке, в которой, как я мечтала, мы вместе проведем этот день. Фея, от которой я ждала в подарок большую грудь, тоже не появилась, Может быть, она придерживает этот подарок до следующего дня рождения, и тогда мой большой бюст и водительские права сделают меня главной «мужеубийцей».

Вечеринки тоже не было, но я умерла бы с тоски, если бы она была. Мама купила морковный торт в кондитерской, которая совершила чудовищную ошибку, использовав простой ванильный крем вместо заварного. Какое чувство удовлетворения я бы испытала, если хотя бы что-то, пусть пустячок, было сделано для меня, как надо. Заварной крем с лихвой удовлетворил бы эти потребности. Ведь я прошу немного, правда?

Но потом я увидела, как мама смотрит на меня. Она сочувствовала мне. В ее глазах я была дочерью, с которой ей не повезло, неудачницей, потерпевшей в жизни полный провал. И мой день рождения никогда бы не мог отмечаться так весело, как ее или Бетани, когда устраивались пышные приемы для нескольких десятков самых близких и преданных друзей. Что может быть более трогательным?

Я струсила и не сказала никакой гадости. Мама с папой спели «С Днем рождения тебя», и я задула свечи, а потом открыла подарки: несколько дисков, слишком открытое платье, которое собираюсь вернуть в магазин, и пару кроссовок от папы. Съев большой кусок торта, я притворилась, что он мне очень понравился. Затем пошла к себе в комнату и стала плакать, чтобы никто не услышал.

Между прочим, Безмозглая команда подарила мне очаровательный серебряный браслетик с цифрой 16, свисающей с замочка. Думаю, что смысл в том, чтобы я смотрела на запястье и всегда вспоминала этот период своей жизни. Так и будет, если только не окажется права Бренди и я не покончу с собой.

Шучу.

Вечно твой гадкий утенок, Дж.

Если бы Бетани ходила бы в среднюю школу со мной, я бы ненавидела ее, а для нее я была бы глупой сестрой, а она слишком «классной», чтобы замечать меня в коридорах школы. Следовательно, разница в одиннадцать лет между нами — настоящее благо.

Я провела целый день в магазине, выбирая платье ко дню ее свадьбы. Невесты — это зло. Они настолько одержимы идеей выглядеть лучше других, что выбирают для подружек невесты такие платья, в которых и красавица будет выглядеть чудовищем. То платье, которое должна была надеть я, было длинным до пола, без бретелек, противного желтого цвета («цвета спелой кукурузы!» — хором поправляли меня мама с Бетани не менее тысячи раз). Я выглядела в нем как банан. Кроме того, оно было велико в груди, и пришлось ушивать на столько, что оставшегося материала хватило бы не только на сумочку в тон платья, но и на целый набор дорожных сумок!