— Ты чего плачешь, Тимош?

— Я не знаю, пап, — он и правда не знал, отчего плачет. Какое-то новое, незнакомое чувство боли и сострадания давило в груди так, что слёзы текли сами.

— Пойдём ужинать, — позвал отец и добавил, будто самому себе, — совсем у парня нервы никуда...

Ночью Тимофей не слышал, как мать на цыпочках крадется на кухню, чтобы приложится к спрятанной в шкафу бутылке, как отец выходит покурить в туалет, как февральский ветер стонет в кедровом бору и тоскливо поскрипывает от ветра дверь в подъезде. Он крепко и быстро уснул, точно провалился в тёмную и мягкую яму, но посреди ночи вдруг резко проснулся от странного чувства присутствия кого-то постороннего в комнате. Тима сел на кровати, потирая кулаками глаза. А едва он разодрал веки, сразу увидел в падающей из окна полосе лунного света мальчика в военном мундире. «Царевич», — мелькнуло в голове. Да, это точно был он — такой же, как нарисованный на картинке: с чашей, похожей на спортивный кубок, в руках. Он внимательно и с интересом смотрел на Тимофея, но ничего не говорил. И Тимофей зачарованно молчал, хотя в голове его кружились тысячи вопросов, но все они сливались в один, который невозможно было задать.

И вдруг царевич протянул руку ладонью вверх. В лунном свете Тимофей сразу увидел знакомую пуговицу, и душа его испуганно вскрикнула. Только сейчас он заметил, что на мундире мальчика не было ни единой пуговицы.

— Я должен отдать пуговицу, — то ли сказал, то ли спросил, то ли подумал Тимофей.

Царевич же отрицательно покачал головой и, показалось, слегка улыбнулся.

— Ты отдаёшь её мне? — спросил Тимофей, ведь царевич сам протягивал её на ладони!

Тимофей несмело подошёл к царевичу Алексею и протянул навстречу свою руку. Осторожно принимая пуговицу, он почувствовал, что пальцы его свободно проходят сквозь кисть наследника. Но пуговицу в своей руке ощутил, как настоящую. Вспомнились слова батюшки, что пуговицу можно только дарить. Выходит, Тимофею, её подарил сам царевич?! Только на миг Тимофей сосредоточил внимание на пуговице: она не была такой потертой, как та, что он держал в руках сегодня днём; двуглавый орёл гордо сиял в лунном свете. А когда Тима поднял глаза — царевича уже не было. Даже лунный свет исчез, а, может, и не лунный он был? В комнате стало темно и прохладно, и Тимофей попятился к кровати, зажав в руке царский подарок.

В соседней комнате очередной раз поднялся донимаемый похмельем отец, отправился перекурить бессонницу. Что, если рассказать ему? Не поверит. Никто не поверит. Вот если б Михаилу, тот не будет смеяться. Точно не будет.

Босые ноги отца задержались у двери в детскую, и Тимофей предпочел неслышно юркнуть под одеяло.

Утром Тимофей проснулся оттого, что в руке у него была пуговица. А ведь успел и подумать, и убедить себя, что царевича видел во сне. На всякий случай мальчик проверил потайной карман — там, кроме денег, ничего не было. Значит, пуговица была не другая, а именно та.

8

Прямо при входе в школу Тимофея остановила завуч Ольга Ивановна и отправила по знакомому маршруту в кабинет директора. Он не боялся заходить туда. Вячеслав Иванович разговаривал с ним, как со старым другом, и никогда не кричал. Вот и сейчас, завидев Тимофея на пороге, он даже улыбнулся.

— Ну, знакомые всё лица. Заходи, Тимофей. Знаешь, почему вызвал?

— В школе вчера не был, — сразу признался Тимофей.

— Какую сегодня причину придумал?

— Никакой. У меня дела были.

— Вот как? Дела? А тут, понимаешь, контрольные работы... Это, конечно, не дела. Тут мы все развлекаемся и мешаем — Тимофею заниматься делами! Я тут штаны протираю. Не подскажешь, где у нас теперь дела делаются, я тоже пойду делами заниматься?

— Вы надо мной смеётесь, Вячеслав Иванович.

— Нет, парень, это ты надо мной смеёшься и над всеми учителями. Мы за тобой всей школой бегаем: где у нас Тимофей? Почему не учится? А у него, оказывается, дела.

— Я деньги зарабатывал, — не выдержал Тимофей.

После этих слов Вячеслав Иванович посерьёзнел.

— А что, родители уже не работают? Знаю-знаю, — махнул рукой, — у многих ребят такая проблема, так что не думай, что ты самый несчастный. Помни, всегда есть тот, кому значительно хуже. Но если ты не будешь учиться, ничего в жизни не добьёшься. Хороший человек — не профессия. Немало, конечно, но недостаточно, чтоб по этой жизни шагать.

— Я знаю, — вздохнул Тимоха. — Вы в прошлый раз говорили.

— Знаю... — передразнил Вячеслав Иванович, — вот ты ещё не знаешь, что вызывают тебя вместе с родителями на КДН, Комиссию по делам несовершеннолетних. Спросят с тебя, как ты дальше жить собираешься, и с родителей спросят, как они тебя воспитывают. А знаешь, какое самое страшное решение может принять эта Комиссия?

— Нет.

— Могут отправить тебя в интернат.

Директор поглядел на мальчика, ожидая реакции. Но в лице Тимофея ничего не изменилось.

— Завтра, в пятнадцать ноль-ноль, вот тебе повестка. Передашь родителям или мне самому к ним заехать?

— Передам, не переживайте.

— Это ты переживать должен. Как четверть закрывать будешь? Ты ведь в начальной школе неплохо учился. Да и, судя по всему, ты добрый парень, А сколько раз ты мне слово давал? А? Тимофей!

Мальчик вздрогнул, как будто вернулся из забытья.

— Иди на уроки.

— До свидания, Вячеслав Иванович.

— До свидания.

Но, закрыв за собой дверь, Тимофей вдруг снова открыл ее и просунул голову в кабинет директора.

— Вячеслав Иванович, а можно спросить?

— Спрашивай.

— Я войду?

— Ну, конечно, войди, — улыбнулся, отрываясь от монитора компьютера, директор.

— Вот! — Тимофей вытащил из кармана пуговицу. — Посмотрите.

Вячеслав Иванович покрутил пуговицу в руках.

— Старая пуговица. Царского образца. С военного мундира, похоже. Что, историей решил заняться?

— Я вчера книгу прочитал. Знаете, царскую семью расстреляли?

— Знаю.

— А сейчас говорят, они святые.

— Ну, это Церковь.

— Там с ними мальчика, царевича расстреляли.

— Ну?

— Это его пуговица, — и не обращая внимания на скептическую улыбку директора, продолжил: — Те, которые расстреливали, потом всё у покойников забрали. Даже пуговицы.

— У тебя-то она, в таком случае, откуда? — вскинул бровь директор.

— Сначала мне её один друг подарил, а сегодня ночью сам царевич!

— Ну ты выдумщик, — уже не сдерживая улыбки, воскликнул Вячеслав Иванович.

— Не верите? Вот я и хотел проверить, так и знал, — как-то очень серьёзно сказал Тимофей.

Директор на минуту задумался и стал внимательнее осматривать пуговицу. Ироничный взгляд, постреливающий в Тимофея, сменился на любопытный.

— Знаешь, Тимофей, что мне кажется? Тяжелая пуговица эта. Будто залита внутри. Я бы не удержался, вскрыл. Хотя, может, они такие и были. У меня, правда, вообще мания — знать предмет изнутри. Ну, ты тут сам думай, фантазёр...

— Я даже не знаю, — Тимофею тоже захотелось вскрыть пуговицу, но вдруг потом не удастся собрать её в первозданном виде? — А если потом не соберём?

— Аккуратно нужно. Ну ладно, смотри сам, некогда мне. Иди, скоро звонок, — поторопил Вячеслав Иванович.

Тимофей считал, что отношения с директором у него хорошие. Был даже случай, когда Вячеслав Иванович по каким-то своим каналам узнал, что в трофимовском бюджете полный провал. Тимофей обходился чаем и хлебом на ужин, отец лежал в районной больнице, а мать пустилась во вся тяжкая. Директор вызвал к себе Трофимова под каким-то предлогом, а потом, когда он уже был у двери, вдруг сказал:

— Да, постой... — Вячеслав Иванович некоторое время раздумывал, а потом вдруг достал из кармана несколько крупных купюр. — Тимофей, вот деньги, это помощь от школы... Возьми...

Мальчик растерялся, хотя ситуацию оценил правильно.

— Это не от школы, это ваши деньги, Вячеслав Иванович, — опустил голову.

— Да не переживай, я потом тебе дам в ведомости расписаться. Сам понимаешь, родителям твоим отдать не могу. Понимаешь?