— Какого еще сынка? У тебя разве дети есть?
— Выходит, есть. Дак я не про своего. Мой-то, выходит, жив. Художника сынок. Листов по фамилии. Только я в жизни никого не мочил, граждане начальники. Нету на мне крови. Да и зачем мне было его убивать, сами посудите? Он же мне денег давал.
— Каких еще денег? То есть, давай все по порядку, Кувалдин Сергей Петрович. Правила ты знаешь. Ты говори, а мы все, что положено, оформим. Только сначала начинай.
— С самого начала?
— С него.
— С бабы, значит. Только не верю я, что это мой сынок. Хоть и бумагу подписал, ан не верю.
И Кувалдин начал монотонно излагать свою историю. Слушая его, Платошин понял только одно: дело сегодня же будет раскрыто.
Загородный особняк Листовых
Эдик был зол, очень зол. Искать ее? Где? Москва большая. Характер у девицы взбалмошный, могла податься куда угодно, хоть на юг, хоть на север. Дьявол ее забери! Кто-то о Марусе позаботился, он даже догадывается кто. Эдик несколько раз уже набирал номер телефона в той квартире, где могла находиться Маруся, но там никто не брал трубку. Прячется она что ли?
Ну, кто мог знать, что не один он рассчитывает через девушку получить богатое наследство? И тот, другой, готовится к этому давно, очень давно и тщательно. Да, Фортуна, ревнивая ты все-таки баба. Неужели же Маруся не будет милосердной, бросит на произвол судьбы после всего того, что между ними было?
Теперь рассчитывать можно только на ее любовь и милосердие. Эдик усмехнулся: слова не из репертуара Маруси Кирсановой. Все-таки, есть в ней чтото. Даже, несмотря на обилие рекламных пауз в Марусе чувствуется порода. Майя — та девушка хорошая, но какая-то пресная. Даже врать, как следует, не умеет, рисковать не умеет, а на крупный обман тем более не пойдет. На Майю рассчитывать не стоит. А жаль.
Ах, Маруся, Маруся! Эдик тяжело вздохнул. Объединившись, они могли бы такие дела творить! Но попробуй, договорись с такой взбалмошной особой, если она в своих чувствах непостоянна, как погода в марте месяце. То солнышко весеннее светит, то грянет лютый мороз. Надо бы ехать в фамильный особняк Листовых, может, что и удастся выяснить. А куда еще? Сидеть в московской квартире и ждать — это самое худшее, что можно предпринять в подобной ситуации. События, вне всякого сомнения, будут развиваться там, в особняке…
…Валя мурлыкала под нос модную песенку, наводя порядок в гостиной. Скоро на стол пора подавать, и так сегодня задержалась с обедом. Ничего, подождут. Не умрут с голоду, вон на кухне сколько всего! Можно и бутербродами обойтись. Как все замечательно обернулось! Ольгу Сергеевну не надо теперь терпеть, она сядет в тюрьму, и дело с концом. А нечего воровать портреты и убивать людей! Убивать! Фу ты, гадость, какая! Зачем убивать, если можно и так получить свои денежки?
— А, вот ты где!
Денежки, они сами в руки идут.
— Принесли, Наталья Александровна?
— Что принесла?
— Тысячу.
— Обойдешься.
— Тогда я звоню в милицию!
— Да звони. Убийцу арестовали, мне-то теперь что?
— А то. Вдруг, да не она убила?
— Она, милочка, она. Даже если наша Оленька ляпнет, что я знала про ампулу с ядом, что ж того? Я и про пистолет не отрицала. Да, брала его в руки, и что с того? Нечего было Ольге трепать языком направо-налево.
— Так вы знали! Вы цианистым калием Марусю хотели отравить!
— Я просто имела ампулу в виду. Мне про нее сказали, и я приняла к сведению… Впрочем, это теперь значения не имеет. Не удалось, и хорошо, что не удалось. Тогда, в больнице, я еще не знала, что Георгий собирается жениться, что у него есть еще ребенок. Внебрачный. Рассчитывала дура на что-то, помочь ему хотела!
— В чем?
— Наследство получить, ни с кем не делясь, вот в чем! Да все прахом пошло. Зато чистенькая теперь. В тюрьму не сяду, и то хорошо. Кому-то сейчас гораздо хуже, — рассмеялась Наталья Александровна.
— Дайте денег, а то все равно расскажу, — упорствовала Валя. Тысяча долларов уже была почти в кармане, и вот на тебе!
— Да кто тебе поверит? Ты по чужим чемоданам шаришь, шпионишь за всеми. Да тебе и человека оговорить ничего не стоит! Беги, доноси! Свидетелей нет.
— Как же это? — растерялась Валя. — А деньги?
— Обойдешься. Чтобы быть шантажистом, милочка, надо иметь что-нибудь посущественнее. Или записывать приятные беседы на диктофон. Ну, я пошла. Я, собственно, именно это хотела тебе сказать. Денег не жди, а скоро и из дома этого вылетишь со свистом.
— Ну, это мы еще посмотрим! — на глазах у Вали выступили злые слезы. Тысяча долларов! Целая тысяча!
Наталья Александровна, смеясь, удалялась из гостиной. Платить шантажисту? Еще чего! Стоит один раз это сделать, потом только открывай карман шире! В дверях она столкнулась с Эдиком:
— Куда это ты уезжал, дорогой?
— Погулять.
— Ах, погулять! Знаем мы вас, молодых и красивых! — и Наталья Александровна шутливо погрозила Эдику пальцем. Настроение у нее было прекрасное.
Ушла, громко хлопнув дверью: нате вам, получите!
— Что, дама не хочет платить? — красавец посмотрел внимательно на заплаканное Валино лицо. Та молча кивнула.
— Ну, ничего. Одни планы проваливаются, но тут же возникают другие. Могу тебя огорчить: у меня тоже ничего не получилось. Невеста сбежала из-под венца.
— От вас? Сбежала? -ахнула Валя.
— Я же тебе сказал: одни планы проваливаются, возникают другие. Ты мне все равно нужна, не реви. В конце концов, племянник — тоже родственник. Не пора ли все переиграть обратно? Хочу быть сыном Георгия Эдуардовича Листова. Возвращаюсь в родные пенаты. Хоть крыша над головой будет.
— А я? Что теперь со мной?
— Олимпиада Серафимовна тебе платит?
Валя молча кивнула.
— Чего ж тебе еще? — усмехнулся Эдик. — Живи.
— Сто долларов, — упавшим голосом сказала Валя. — Мало.
— Еще вчера было много. Что ж, аппетит приходит во время еды. Не переживай: хорошую прислугу найти не так то просто. Правда, с Ольгой Сергеевной у тебя не сложилось. Жаль. Она теперь персона.
— Так и вы… Так и у вас…
— Ну, мне простят. Я похож на покойного деда, а домохранительница к нему неровно дышала. Женщины — существа сентиментальные. Пойду, пожалуй, покаюсь. Надо с маман поговорить, Что, ужинать будем сегодня?
— Да-да, я сейчас иду.
Валя вытерла слезы, взяла тряпку. Не получилось, так что ж. Есть еще и Маруся с ее наследством.
…Вера Федоровна выслушала сына молча. Потом пожаловалась:
— Эдик, как же? Я так старалась!
— Видел я, как ты старалась. Ну, что теперь делать? Девчонка сбежала. Я подозреваю, что это не единственный сюрприз, который нам приготовила известная особа.
— Но что ж еще может случиться?
— Может. Ты подумай мама, что еще можно предпринять, очень хорошо подумай, а я навещу юную родственницу, — Эдик усмехнулся.
«В воздухе пахнет грозой», — мурлыкал он, оставляя мать в неприятных размышлениях.
…Майя чувствовала себя сегодня гораздо лучше. Похоже, что обошлось, падение было не таким серьезным, никакого внутреннего кровотечения нет. И голова уже меньше болит. Днем она поспала, а когда проснулась, лежать больше не захотелось. Попробовала встать, поняла, что сможет это сделать. Хватит лежать, надо уходить отсюда как можно скорее. В дверь постучали.
— Да! — крикнула Майя. Потом ойкнула, схватила одеяло, попыталась в него закутаться. — Эдик?
— Как себя чувствуешь? — внимательно посмотрел он на девушку.
— Нормально. Сейчас встану.
— И что дальше?
— Я хочу отсюда уйти.
— Это твое дело. Послушай, где Маруся?
— Маруся?
— Она ушла от меня. То есть, в московской квартире ее нет.
— Я… Я не знаю. Не знаю, где она.
— Ты ей не звонила?
— Звонила? А откуда же я знаю телефон?
— В самом деле: откуда? А про поезд кому рассказывала? Про то, что мы сошли вместе, сдернув стоп-кран?
