— Как ты думаешь, что ты сейчас делаешь, черт тебя побери? — рявкнул он на меня, вырывая вилку из розетки.

— Сижу на полу и сушу влажные волосы завывающим феном, — пробормотала я и рванула в свою спальню. К счастью, миссис Боэддок разожгла в камине огонь.

Туз поднял с пола полотенце и уселся в свое синее кресло.

— Иди сюда, — сказал он.

— Волосы будут выглядеть растрепанными, —

воспротивилась я. По-моему, он собирался вытирать мне голову полотенцем.

— Тогда заканчивай скорее.

Туз пересел на кровать и закурил сигарету. Я, скорчившись около каминного огня, наблюдала за ним сквозь ресницы. Он улыбался.

— Вы все совершенно невыносимы, — сказал он через некоторое время. — Стоило мне только на полдня уехать из дома, как все встало вверх дном. Везде зажжен свет, Люкаста смотрит по телевизору программу, после которой ее всю ночь будут мучить кошмары, моя мачеха со своим придурком Коуплэндом наливаются джином в гостиной.

— Ты уже вышвырнул его?

— Не хочу марать об него руки. Роза выглядела такой расстроенной в последние дни. Думаю, мне следует побыть с ним любезным для разнообразия.

Из-под кровати вылез котенок, устремился к Тузу и вскочил ему на колено.

— Ужин прошел нормально?

— Было ужасно скучно.

— А кто был?

Туз перечислил целую кучу знаменитых имен.

— Тебе не следует быть таким пресыщенным, — сказала я с укором. — Я бы все отдала за то, чтобы познакомиться с такими людьми.

— Когда познакомишься с ними поближе, они вызовут у тебя ничуть не больше восхищения, чем какой-нибудь торговец рыбой или почтальон.

Макганагал заурчал, как турбореактивный двигатель, когда Туз начал поглаживать его по белому животику. «Счастливец, какой же ты счастливец», — невольно подумала я, глядя на котенка.

— А Гранада предложит тебе работу?

— Вполне вероятно, но я до сих пор не уверен, что хочу поселиться в этой стране.

Туз опустил котенка на пол, поднялся с кровати и, подойдя ко мне, потрогай рукой волосы.

— Уже высохли, — сказал он, протянул руку и помог мне подняться на ноги. У меня внезапно появилось безумное ощущение, что он собирается меня поцеловать, но он только сказал:

— Давай отправляйся в постель.

— Можно мне почитать? — спросила я, уютно устраиваясь под одеялом.

— Полагаю, можно, но только недолго.

— А ты тоже собираешься спать?

— Я думаю, мне следует спуститься в гостиную и попытаться выяснить, чем живет великий профессор Коуплэнд. Хотя и так можно догадаться — это, конечно, его непрошибаемая самовлюбленность.

— Ты собираешься заключить с ним перемирие, так сказать, похоронить топор войны? — спросила я. — Это великолепно.

— Скорее всего, я похороню этот топор в его черепе.

С минуту он смотрел на меня и глубокомысленно хмурился.

— Смешно, но я скучал по тебе, — сказал он наконец.

Я ощутила, как краска приливает к моим щекам.

— Боже мой, это первые приятные слова, которые ты мне сказал.

— Ты просто не предоставляла мне другой возможности, — сказал он и ушел.

Потом я долго читала.

Он скучал по мне. Он на самом деле сказал, что скучал по мне. И пусть это была только одна миллионная доля того, что он когда-либо чувствовал по отношению к Элизабет, но ведь это было только начало.

На следующий день, когда после почти бессонной ночи я готовилась к выходу, в мою комнату забрела Мэгги.

— Боже, я чувствую себя такой подавленной, — пожаловалась она.

— А почему бы тебе не присоединиться к нам? — предложила я, молясь про себя, чтобы она отказалась.

Мэгги отрицательно покачала головой.

— Наверное, я поеду в Манчестер покупать новое платье. Ты не могла бы мне одолжить десять фунтов?

Следующим посетителем оказалась Люкаста. Она тут же начала приставать ко мне, отвлекая от такого важного дела, как наложение косметики. А не могла бы я сделать ей прическу «конский хвост»? А можно ли ей попробовать накрасить губы моей губной помадой? А не могла бы я застегнуть ей пуговицы на рукавах рубашки?

Я приложила максимум усилий, чтобы придать себе как можно более здоровый вид: наложила на лицо тональную пудру цвета загара, накрасила губы яркой коралловой помадой. Но от всего этого я только стала похожа на старую проститутку. Тогда я все решительно смыла, и теперь выглядела бледной, но зато довольно интересной. На голове было черт-те что после применения Тузом своего метода просушки волос. С большим трудом мне удалось привести голову в относительный порядок.

— А почему ты не надеваешь бюстгальтер? — спросила Люкаста, когда я натягивала джинсы и свитер.

— Потому что мне надо его постирать, — соврала я.

— А могу я пойти с вами? Обещаю, что не буду вес время болтать.

— Нет, нельзя, — сказал Туз, появляясь в дверях. — Пру вполне достаточно возилась с тобой вчера.

— А Пру не носит бюстгальтер, — во всеуслышанье объявила Люкаста.

Роза одолжила мне бежевое пальто с капюшоном на меховой подкладке.

— По радио сообщили, что температура будет падать, и я не хочу, чтобы ты простудилась, — сказала она и добавила, говоря уголком рта: — Постарайся задержать там Туза как можно дольше.

— Я уверен, что профессор Коуплэнд уже мяукает около спальни Розы, ожидая позволения войти, — сказал мне Туз, когда мы выезжали за ворота.

Стоял один из тех дней, которые, кажется, случайно задерживаются с летней поры, когда воздух мягок и прозрачен, а все вокруг, как глянцем, покрыто солнечным блеском.

Мы перекусили в маленьком прибрежном пабе: съели блюдо из моллюсков и распили бутылку белого вина.

Неожиданно для себя я обнаружила, что ужасно смущаюсь перед Тузом. Сначала мне даже было тяжело разговаривать с ним, зато потом было трудно остановиться.

— Это то, что я называю твердым ядром креветки, — провозгласила я, поддевая вилкой большой кусок моллюска. — Должна сказать, что это райское блаженство — проводить день где-нибудь далеко от дома, на свежем воздухе. Только не подумай, что мне не нравится твоя семья, — торопливо добавила я.

— Они все сводят меня с ума, — признался Туз.

— Тебе просто не следует так беспокоиться из-за них.

— Да, знаю, но никак не могу перестать указывать им, как они должны поступать. Я, конечно, понимаю, что не мое дело, хотят они напиваться или нет, выставляют себя идиотами или блудят. Но, похоже, это выше моих сил.

Я хихикнула.

— Позволь наконец им самим бороться с жизнью. Ну как, вы с профессором поняли друг друга прошлой ночью?

— Это было ужасно. Он пытался установить между нами «добрые отношения».

— По-моему, у тебя и так достаточно связей с окружающими.

Туз усмехнулся.

— Он заявил, что очень бы хотел серьезно обсудить со мной мою статью о Венесуэле, поскольку обнаружил там множество параллелей с его новой книгой об Африке.

— Ну и что, обсудили?

— Еще как. Три четверти часа он нес абсолютно непередаваемый вздор о Ботсване. Я наивно думал, что уже достаточно натренировался в умении обрывать пустую болтовню, но Коуплэнд — это нечто. После вчерашнего я не верю, что он написал хотя бы одно-единственное слово. По-моему, все это только пустые разговоры и похвальба.

— Бедная Роза, — сказала я, вытирая кусочком хлеба последние следы подливки с тарелки. — Ей необходим хорошенький романтически влюбленный миллионер.

— Ей необходимо надавать хорошеньких пинков под зад, — проворчал Туз. — К тому же она, как вампир, высосет любого миллионера за несколько месяцев. Ей только покажи деньги, и она не остановится, пока не истратит их все. В этом смысле она ужасно влияет на Мэгги. У них даже началось нечто вроде соревнования: Мэгги видит, что Роза скупила половину Уэстморленда, и не понимает, почему бы ей не сделать то же самое с оставшейся половиной. Чем скорее Джек увезет ее отсюда, тем лучше.

— Ей надо родить ребенка.

— Конечно, надо. По крайней мере, ей будет чем заняться.

— А они пытаются?