Тосикагэ оказался в неожиданно мрачном расположении духа и к тому же был не один. Молодой человек в темном платье официального покроя поднялся навстречу Акитаде. Акитада сразу же догадался, что это один из сыновей Тосикагэ. Он походил на отца круглым лицом, хотя пока еще не начал полнеть.

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогой брат! — воскликнул Тосикагэ, бросившись обнимать Акитаду. — Уж простите великодушно, что не сразу смог принять вас. У меня была не слишком приятная встреча с начальником. А это вот мой сын — Такэнори. Он у меня что-то вроде доверенного лица и знает все про мои… э-э… неприятности.

Акитада поклонился молодому человеку, и тот тоже ответил ему поклоном, учтивым, но сдержанным.

— Давайте же присядем! Такэнори, налей-ка вина своему знаменитому новому родственнику.

Акитада уселся на одну из шелковых подушек посреди комнаты. Как и покои Акико, кабинет Тосикагэ изобиловал роскошью. Огромные жаровни прогревали комнату, создавая уют. Такие же циновки покрывали пол, через обтянутые вощеной бумагой двери с улицы проникал дневной свет. Только вместо ширм здесь повсюду висели на стенах свитки, а дверцы стенных шкафчиков были разрисованы пейзажами.

На полках хранились бумаги и документы в шкатулках, а возле круглого занавешенного окошка на низеньком столике лежали писчие принадлежности и бумага. На шелковом шнурке висел колокольчик с деревянным молоточком — на случай если понадобится позвать прислугу.

Приняв из рук Такэнори чашку, Акитада любезно сказал:

— Ваша помощь отцу, должно быть, очень нужна, Такэнори. Я и понятия не имел, что вы уже такой взрослый и можете выполнять такую ответственную работу. Вы учитесь в университете?

— Да, господин. Благодарю вас за добрые слова. Парень был не слишком разговорчив, и Акитаде стало любопытно, в робости ли тут дело.

Тосикагэ, решив заполнить неловкую паузу, сказал:

— Такэнори исполнилось двадцать восемь. А моему другому сыну, Тадаминэ, — двадцать семь. Он сейчас воюет на севере и недавно был произведен в капитаны. — В голосе Тосикагэ отчетливо слышалась отеческая гордость и что-то еще. Может быть, грусть?

— Вас нельзя не поздравить. Какие у вас замечательные дети! И дочери тоже есть?

Немного повеселевший Тосикагэ усмехнулся:

— Вот с дочерями не повезло, иначе я мог бы породниться с правящим кланом Фудзивара. А вы почему спросили? Уж не собираетесь ли взять себе вторую жену?

Такое предложение застало Акитаду врасплох. Он никогда бы не взял в дом другую женшину, пока в нем жила Тамако. В голову сразу полезли беспокойные мысли о семье, но он отогнал их.

— Ни в коем случае, — твердо сказал он. — Меня вполне устраивает мое нынешнее положение.

— Вот и меня тоже! — воскликнул Тосикагэ. — Ваша сестра — предел мечтаний для такого старика, как я. Я надышаться на нее не могу.

Акитада ответил зятю добродушной улыбкой. Зато Такэнори, как он заметил, сидел, плотно сцепив руки. Итак, стало быть, тут не исключено какое-то недовольство. Не очень-то приятная ситуация для Акико, которая по своей наивности, возможно, радуется тому, что вскоре станет матерью нового наследника. Она бросилась осуществлять свой план, не приняв во внимание взрослых сыновей Тосикагэ.

А между тем Тосикагэ, не думая, какое впечатление произведут его слова на сына, с довольным видом продолжал:

— А теперь она станет матерью. Она утверждает, что это будет мальчик. Ну что ж, женщинам лучше знать. Они разбираются в таких вещах, не правда ли? А как ваша жена? Я слышал, она родила вам сына. С радостью она носила его под сердцем? Вот моя Акико с радостью. Такой прелестный малыш! Уже стучит ножками, чтобы распахнуть себе дверь в жизнь! — Тосикагэ весело расхохотался, тряся животом. Сын его резко поднялся и принялся разбирать на столе какие-то бумаги.

Тогда Акитада добродушно сказал:

— Ну а если не сын, то дочка. Сможете удачно выдать ее замуж. Сыновья-то у вас в любом случае уже есть.

Тосикагэ немного приуныл.

— Сыновья у меня хорошие, — сказал он. — Только вот Такэнори, например, уже определен для служения церкви. Он лишь временно отложил постриг, чтобы помочь мне в нынешних трудностях, но уже в будущем году поступит в монастырь Искупления в провинции Синано. А Тадаминэ записался в войско. Войны-то у нас на севере не прекращаются. — Он печально вздохнул.

Акитада удивленно посмотрел на Такэнори и, когда тот ответил ему безразличным взглядом, сказал:

— Вами прямо-таки можно восхищаться — избрали себе такой серьезный духовный путь, и в такие-то юные годы! Не многие молодые люди так благочестивы, хотя, говорят, сам Будда обрел это призвание, еще не будучи в расцвете лет. Но не будете ли вы скучать по семье и по столичной жизни? На это Такэнори ответствовал:

— Я ясно вижу свой путь. В этом мире меня ничто не держит.

Тосикагэ нервно заерзал. Акитаде стало интересно, почему Такэнори избрал для себя этот путь — просто ли решил отказаться от мирских соблазнов или же почувствовал себя обделенным отцовским вниманием? Он недоуменно посмотрел на Тосикагэ, и ему показалось, что он заметил в глазах зятя слезы. Значит, парень все-таки сделал собственный выбор, как и его брат, решивший стать воином. Отвернувшись от отца и отказавшись от карьеры в столице, где они могли бы стать ему опорой, оба сына нанесли ему тяжелый удар. Но это, конечно, должно было пойти на пользу Акико, особенно если она собиралась родить Тосикагэ других сыновей и если бы Тадаминэ сложил голову на поле брани. Да, его сестра, несомненно, приняла в расчет эти обстоятельства. Ну что ж, горе и радость всегда неразлучны, из них сплетена веревочка судьбы.

— А ну-ка, Такэнори, перестань суетиться и сядь. — со вздохом сказал Тосикагэ. — Мы должны рассказать Акитаде о нашем посетителе.

Как оказалось, начальник дворцовых хранилищ собственной персоной заявился в дом к своему помощнику, чтобы выразить тому свое неудовлетворение по поводу дошедших до него слухов.

Тосикагэ был удручен.

— Эта история с лютней, которую я якобы присвоил, явно распространилась за пределы нашего ведомства, — сказал он. — Начальник наш не больно-то часто жалует нас своим посещением — руководит, так сказать, издалека, — а рассердился, потому что где-то на светском приеме прослышал про нелады в своем хозяйстве.

Акитада внимательно наблюдал за зятем, пока тот рассказывал о визите начальника. Тосикагэ выглядел скорее расстроенным, нежели исполненным чувства вины. А вот сын его, похоже, сердился. Встретив взгляд Акитады, он воскликнул:

— Это просто неслыханное оскорбление, и оно может стоить отцу места!

— Ну, не так уж все страшно, — утешил его Акитада. — Никто не принимает эту сплетню всерьез. Уже через неделю о ней забудут и станут говорить о чем-нибудь другом. Кстати, я как раз хотел сообщить вам, что не напрасно обошел местных антикваров — по крайней мере мы теперь можем заключить, что вор, если таковой был, не предлагал никаких предметов из этого списка на продажу. — Он испытующе посмотрел на Тосикагэ. — А может, они и не пропадали? Как эта лютня, которую изъяли ненадолго и собираются вернуть?

— Это невозможно! — воскликнул Такэнори. — Мы с отцом все тщательно проверяли! Эти предметы пропали давно, несколько месяцев назад.

Тосикагэ со вздохом закивал:

— Да. Боюсь, Такэнори прав. Мы обследовали все самым тщательным образом уже после того, как я рассказал вам. Мы делали это в нерабочее время, чтобы не привлекать внимания сослуживцев.

Акитада поймал себя на мысли о подозрительном бегстве Такэнори в монашество — уж не потому ли он принял это решение, что предвидел увольнение отца и его изгнание? Эти две суровые меры определенно спасли бы его от судебного разбирательства. Но как быть со статуэткой, которую он видел в покоях Акико?

— А вы уверены, дорогой братец, что ничего не забыли и не перепутали? Может, кое-что из этих вещей вы все-таки принесли в дом, и теперь они смешались с вашими собственными ценностями?