Такэнори не отрываясь смотрел на Акитаду и постепенно бледнел.

— Что-о… вы хотите этим сказать?

— Так где же они? В вашей комнате в доме отца или где-нибудь в этом здании?

— Но почему вы обвиняете меня? Их мог украсть кто угодно!

Акитада заметил, что до сих пор молодой человек старательно избегал прямого отрицания, поэтому решил надавить посильнее:

— А вот и нет. Кто угодно не мог. Только вы и ваш отец могли вынести их отсюда и принести домой. Я сам видел статуэтку из списка в комнате Акико. Никто из ваших домочадцев не имеет доступа к ценностям, и никто из здешних служащих не имеет доступа в комнату моей сестры. Я уже говорил, что начал питать к вашему отцу огромную симпатию. Он не способен ни на кражу, ни на ложь. А вот вы для меня человек совершенно незнакомый.

Такэнори то краснел, то бледнел. Не спуская с него глаз и скрестив на груди руки, Акитада задумчиво продолжал:

— В последнее время я много думал о вас, пытаясь понять, что вы за человек. Алчны ли вы до денег и власти? Или вы так обижены на отца, что готовы принести в жертву и себя, и всю свою семью, лишь бы наказать его за то, что он почти забыл о вас с братом ради ребенка, которого носит под сердцем моя сестра? Или, быть может, вы забавляетесь какими-то детскими играми в надежде расстроить брак вашего отца с моей сестрой?

Такэнори покраснел до корней волос и закусил губу.

— Ага! Значит, последнее. Я так и думал. Только знаете, молодой человек, у вас ничего не получится. Вы играете с огнем. Недавно вы вознамерились спровоцировать скандальную сцену между вашим отцом и его начальником, подсунув в комнату моей сестры императорскую статуэтку, когда думали, что отец пригласит своего начальника в ее покои полюбоваться новой ширмой. Не загляни я к вам случайно в тот день, беда произошла бы неминуемо. Вашего отца арестовали бы. И как же вы тогда надеялись вызволить его из ловушки, которую сами подстроили?

— Они не посмели бы арестовать его! — воскликнул Такэнори. — Он богатый человек, и ему незачем красть. Просто списали бы на халатность, как обычно. А вот вы обязательно узнали бы и сочли его виновным. И тогда она оставила бы моего отца!

— Понятно. Только скажите, откуда у вас такая неприязнь к моей сестре?

Такэнори отвел глаза в сторону.

— Я уже несколько лет служу секретарем у отца и видел, как заключался этот брак. Мы с братом подпоили свата, и он рассказал нам все. Ваша сестра вышла за моего отца только ради денег. И она, и ваша мать были вполне откровенны относительно этого во время свадебных переговоров. — Он бросил на Акитаду полный горечи взгляд. — До неприличия откровенны, скажу я вам.

Акитада поморщился. В словах этих, конечно, была доля правды.

— А ваш отец это понимает?

Такэнори снова покраснел.

— Разумеется, нет. Мы бы никогда не стали посвящать его в такое. Мы с братом пытались отговорить отца от этой женитьбы, убеждали его расстроить помолвку, но он отказался. А когда брат стал слишком сильно настаивать, отец рассердился и прогнал его. — Такэнори сжал кулаки и с горечью прибавил: — Отправил родного сына на верную смерть. И я точно знаю, что на эту мысль его навела ваша сестра, потому что мы стояли на пути у ее будущего ребенка. Когда я увидел, как обошлись с братом, я принял решение уйти в монахи. В монастыре хотя бы не так опасно, как на войне. — Он опустил голову и закрыл лицо руками.

Акитада на своем опыте хорошо знал, что такое родительская нелюбовь.

— Ну а на самом деле вас, конечно, не манит монашеская жизнь. Я правильно понимаю? — осторожно спросил он.

Ответа не последовало. Вздохнув, Акитада продолжал:

— У моей сестры есть недостатки, но она не имеет никакого отношения к решению вашего брата. Как и ваш отец. Он сам рассказывал мне, как пытался отговорить Тадаминэ. Похоже, что ваш брат, так же как и вы, по горячности горазд рубить сплеча, только в отличие от вас ему нравится воинское дело. Поскольку вы с вашим братом, к сожалению, так резко в одночасье изменили свою жизнь, Акико вообразила, что ее будущий ребенок станет законным наследником вашего отца. Понятное дело, у нее может родиться и девочка, но ведь потом появятся другие дети. И все же в том, что дети моей сестры унаследуют все состояние, будет только ваша с братом вина, и ничья другая. Я советую вам пересмотреть свои планы на жизнь и убедить брата вернуться. Своему увлечению военной выправкой он вполне может найти применение здесь, в императорском дворце.

Такэнори убрал руки от лица и удивленно уставился на Акитаду.

— Н-но… я думал… что вы с сестрой заодно!.. — смущенно пробормотал он. — И знаете, в брачном договоре ее права оговорены специальным образом.

— Про этот договор мне известно все. Я сам подписывал его и сам обеспечивал приданое сестре. Хотя к его условиям я не имею никакого отношения. Моя покойная… мать проявляла недюжинную искушенность в делах, когда речь шла о благополучии ее дочери. Я могу не одобрить всего, что произошло здесь в мое отсутствие, но я твердо убежден, что Акико и ее будущий ребенок никоим образом не должны пострадать, случись что-нибудь с вашим отцом. Впрочем, это вовсе не означает, что кто-то желает оставить вас и вашего брата без наследства.

Такэнори выглядел теперь совершенно потерянным и, похоже, пока еще не верил в собственное счастье. Акитада поднялся.

— Мне пора. Сюда может кто-нибудь войти, и я бы не хотел пускаться в объяснения. Ваш план был чудовищно безответственным и крайне опасным. Впрочем, я верю, что вы никогда не зашли бы так далеко, чтобы довести до ареста вашего отца.

— Нет-нет! Конечно, такого я бы не допустил — признался бы тогда во всем немедленно!

— Что бы вы там ни думали, но ваш отец любит обоих своих сыновей и очень гордится вами и Тадаминэ. Для него было бы большим ударом узнать, что вы сделали. Поэтому я и пришел поговорить с вами в его отсутствие. Вы, конечно же, сохраните наш разговор в тайне и незамедлительно вернете исчезнувшие предметы на свои места. Придумайте какое-нибудь разумное объяснение тому, куда и почему они могли случайно запропаститься.

Такэнори торопливо поднялся на ноги и смущенно залопотал:

— Да, да, конечно! Прямо сейчас. Я… так сожалею обо всем этом!.. А вы были так добры…

Но Акитада уже выскользнул за дверь.

На улице по-прежнему ярко светило солнце — так ярко, что он даже зажмурился. Сегодняшний день больше уже не казался ему грустным. Если жизнь и была всего лишь темной дорогой к смерти, то и в ней все равно была польза — по крайней мере она простирала руку помощи еще одному путнику. Ну а главное — прошлое преподало ему уроки, которые обязательно осветят путь в будущее.

Только через неделю Тора с Гэнбой сумели найти время, чтобы выбраться в город. Стоял последний месяц года, и погода отнюдь не радовала теплом. А дел в доме нашлось множество, и самыми насущными из них были ремонтные работы, хотя даже Акитада понимал, насколько неуместны звуки молотка и пилы в доме с траурной табличкой на воротах.

И вот наконец дружная парочка отправилась в город, держа путь в его южную часть. День начинал клониться к закату. Холодные серые тучи заволокли небо, грозя разразиться снегопадом. В стеганых ватных кимоно и сапогах на подкладке они бодро шагали в сторону набережной, мечтая поскорее отведать ночной жизни.

Они шли через жилые кварталы, где вдоль тихих пустынных улиц тянулись беленые стены, скрывавшие за собой низенькие приземистые постройки и разросшиеся вширь сады. Лишь иногда им встречался какой-нибудь слуга, метущий землю перед солидными воротами, или одинокий паланкин со спешащим по делам седоком.

Чем дальше они углублялись на юг, тем больше менялся характер окрестностей. Домишки здесь были победнее и теснились друг к другу, едва не соприкасаясь крышами; и вместо пышных густых садов теперь встречались только жалкие кучки деревьев, сиротливо цеплявшихся за свинцовое небо своими костлявыми руками-ветками. Жили здесь преимущественно торговцы. Дома служили им и рабочим местом, и кровом для сразу нескольких поколений семьи. Дворы их мели жены или кухарки, а из прохожих чаше всего встречались покупатели или приказчики, шныряющие из двери в дверь.