Билли возвратился к Дженни. Хелина решила проверить, все ли в порядке у Маркуса, используя это как предлог, чтобы покинуть вечеринку хоть на минуту. Ее прекрасный ковер был весь покрыт пятнами от вина. – Почему они не могут уже уйти, чтобы она могла здесь навести порядок. – В холле Руперт разговаривал с Гансом и парой итальянцев. Когда он слишком много выпивал, то по его внешнему виду ничего нельзя было заметить, но его глаза начинали сверкать. Теперь глаза его блестели, как сверкают сапфиры при вспышке фонарика вора-взломщика.

– Куда ты собралась? – спросил он, не поворачиваясь.

– Хочу только проверить, как там Маркус.

– Если он не закроется, я подымусь наверх и вколочу ему в задницу крикетную спицу.

Дрожа от ярости, Хелина взбежала наверх. – Как мог Руперт говорить такие ужасные вещи только для того, чтобы вызвать смех. И это о Маркусе, о ее замечательном сыне. – Несмотря на шум Маркус крепко спал.

Гиканье и пронзительные крики, доносящиеся снизу, заставили ее выбежать на лестничную площадку. Склонившись над перилами, она услышала, что Руперт говорит очень бледной Подж: «Иди дорогая. Иди и приведи его.»

– Миссис С-Б это не понравится.

– Она должна будет примириться с этим.

Подж открыла парадную дверь. Хелина увидела круговерть снежинок. Подж вышла.

– Ты не должен этого делать, Руперт, – сказала Дженни, посмеиваясь. – Не сходи с ума, только не на новом ковре Хелины. Она уже и так достаточно наказана.

Хелина вернулась назад и выключила свет в комнате Маркуса. – О чем они говорили? – Она припудрила нос и привела в порядок волосы. – О господи, как она устала. Если бы она могла сейчас лечь в постель и читать «Мансфилдский парк». – Затем она услышала, как внизу началась какая-то суматоха, до нее донеслись крики «ура» и аплодисменты. Она посмотрела вниз. На минуту ей показалось, что она спит, так как она увидела в холле Реванша, увидела, как Руперт вскочил ему на спину, въехал в гостиную под громогласное «ура» и пронзительный хохот гостей. Вспыхнув от ярости, она сбежала вниз.

– Черт побери, что ты делаешь? – пронзительно закричала она. Но за взрывами хохота никто ее не услышал.

– Ставлю 25 фунтов, что ты не сможешь перепрыгнуть через софу, – сказал граф Гай.

– Сделано, – ответил Руперт, и в следующее мгновение он взял препятствие, чуть не задев при этом люстру.

– Руперт, – завопила Хелина, – что ты делаешь в доме на лошади?

Внезапно все затихли.

– Никакой вечер не может считаться законченным без Реванша, – произнес Руперт и опять направил его к софе.

– Сейчас же выведи его отсюда, – истерично закричала Хелина. – Вон, вон, вон!

– Хорошо, – ответил Руперт. Когда Реванш вышел в холл, то выбитый из колеи непривычной обстановкой, он навалил огромную кучу, что было встречено бурным ревом.

– Я думаю, он хотел сказать, что ему не нравится твой новый ковер, – сказал Руперт. Хелина с ужасом вскрикнула, побежала наверх и бросилась на кровать, рыдая навзрыд. – Как он мог так поступить с ней, как он мог, как он мог?

Мелиз столкнулся с Хилари внизу у лестницы. У них уже был долгий разговор о семейной жизни Кемпбеллов-Блеков и они знали, кто на чьей стороне.

– Идите к ней, – сказал Мелиз, – сейчас же. Я пригляжу, чтобы кто-нибудь убрал кучу.

Хилари нашла Хелину лежащей на кровати, совсем сраженной. – Я не вынесу этого, я не вынесу этого. Зачем он меня так унизил?

– Я не знаю, дорогая. – Хилари стала поглаживать ее волосы. – Он просто чудовище, я всегда тебе это говорила. Ты сильно устала. Прими две таблетки Могадона и попробуй заснуть. Я помогу тебе раздеться.

Только она освободила все еще всхлипывающую Хелину от одежды и стала доставать из под подушки ночную рубашку, как вошел Руперт.

– Выйди, – обратился он к Хилари. – Я должен был догадаться, что ты здесь.

– Я только-что дала твоей жене снотворное. Оставь ее одну.

– Она не должна сейчас спать. Она – хозяйка вечера.

– Женщина перестает быть хозяйкой вечера, когда случается нечто подобное. Как ты мог сделать такое? Ты наиболее безответственный человек, которого я когда-либо встречала.

– Это была шутка, причем на пари, – невыразительно пробурчал Руперт. – Кучу уже убрали. На ковре нет и следа. Теперь выйди.

– Пожалуйста, останься, – всхлипнула Хелина.

– Я не уйду, пока ты не уснешь, дорогая, – сказала Хилари.

– О господи, – взорвался Руперт и вихрем выбежал из комнаты.

Хелина была так вымотана, что, на удивление, заснула почти мгновенно. Хилари подождала еще пару минут, складывая одежду, приводя в порядок комнату, а затем свою внешность. Выключив свет, она тихонько прикрыла дверь, а затем пройдя по лестничной площадке, заглянула к Маркусу и Кейт, проверяя, все ли у них в порядке. У лестничной площадки она увидела Руперта, стоящего со стаканом в руке. Его ненависть была почти осязаема.

– Они все спят, но не благодаря тебе, – сказала она.

Снизу доносился быстрый галоп. Оркестр играл мелодию Post Horn Gallop. Руперт наклонился, чтобы похлопать Беджера, который весь дрожал. Беджер ненавидел шум и вскипал как суфле в одной из корзинок Джека Рассела.

– Почему ты так заботишься о собаке и пренебрегаешь Хелиной? Что она сделала тебе?

Руперт выпрямился. – Она была абсолютно счастлива, пока ты не появилась в этом доме и не начала кормить ее своей феминистской кашкой.

– Это неправда. Она почти умирала, когда я впервые встретила ее, а тебя не было рядом.

– Так получилось, что тогда я попал в наихудший буран, который когда-либо случался зимой; так что я ничего не мог поделать.

– Ты вечно ворчишь, что у нее нет друзей, а когда она находит подругу, ты оскорбляешь ее. Ты всегда обращаешься со мной как с пустым местом.

– Возможно нет. Я ненавижу женщин, которые появляются как супердевочки, а ты ненавидишь меня, – сказал он, подходя к ней и вдыхая горячий дикий аромат ее тела, – потому что твои мужские ягодицы не могут удовлетворить даже хомяка.

– Ты не осмелишься сказать что-нибудь против Криспина, – вскрикнула Хилари.

– Ты всегда отравляешь семейную жизнь других людей, – продолжал Руперт. – Проклятье! Держись подальше от Хелины.

– Она нуждается в союзниках.

– Не таких как ты, – теперь он насмехался над ней, – я знаю твою игру. Ты любишь раздевать ее, не так ли? Она красивая, не так ли? И ты будешь бегать за ней, пока твои небритые ноги носят тебя, ты – сточная канава. Да, ей не очень понравится это; надо заметить, что она не очень проницательна по поводу таких вещей.

В следующую минуту Хилари отвесила ему пощечину. Не раздумывая, Руперт в ответ сильно ударил ее по спине. Она залилась слезами и как-то так получилось, что в следующую минуту она оказалась в его объятиях и он целовал ее, стараясь приоткрыть ее губы. Она честно боролась, молотя кулаками его спину, гораздо более широкую и более мускулистую, чем у Криспина. Внезапно она обмякла, ее губы приоткрылись и она ответила ему неистовым поцелуем.

– Я ненавижу тебя, – всхлипнула она.

– Ничего подобного. Ты очень сильно хочешь меня. Ты желаешь меня с тех пор, как ты увидела меня в Глочестерской больнице. Именно поэтому ты ублажаешь Хелину все это время.

– Ты жестокий.

– Конечно. – Он схватил ее за волосы и резко запрокинул ее голову, и начал опять целовать ее. Затем его ладони заскользили вниз по ее спине, пальцы стали ласкать ее бритые подмышки. – Большое достижение, – сказал он мягко. – Это тянулось так долго, что ты могла уже заплетать косы из этих волос.

Руперт откинул занавеску. На краю окна уже было около 3 дюймов снега, а он все продолжал падать.

– Мы не должны, – сказала Хилари, отстраняясь от него, – это невыносимо.

– Это также нестерпимо, как невыносима ты сама, – шепнул он зло. Завтра я отправляюсь на охоту. Отделайся от Криспина после ленча. Он может пойти покататься с немцами на салазках час или больше.

Не желая иметь дело с сутолокой больших свадеб, Билли расписался с Дженни в Глочестерском бюро регистрации браков в начале января, таким образом утратив возможность получить большое количество свадебных подарков, которые бывают так полезны, когда молодая пара обзаводится домом. Руперт был шафером. Хелина была огорчена тем, что они не побеспокоились освятить свой брак в Пенскомбской церкви, но Билли чувствовал в этот первый год их совместной жизни с Дженни, что господь благословил его. Еще никогда он не был так счастлив.