Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Единственные в своем роде сладкие яблоки Хаш

Никаких червей, никаких пятен

55 центов пакет

Два пакета за один доллар

Я еще раньше заметила, что жители Атланты начали ездить через нашу долину. Они съезжали с новой автострады, потом поворачивали направо по шоссе и проезжали через горы, чтобы полюбоваться видом, прежде чем отправиться домой к привычным супермаркетам и универмагам. Каждую субботу и воскресенье на заросшей сорной травой обочине возле нашего посеревшего от непогоды почтового ящика останавливались машины. Люди выходили из них и фотографировали нашу ферму. Как‑то раз я специально вышла на дорогу, чтобы посмотреть, что их так привлекает. Я увидела широкую долину, в которой стройными рядами росли яблони. За ними возвышались округлые вершины гор, из‑за огромных буков на холме выглядывали красивые крыши дома и амбаров. Все, что я видела, было моим домом, который я горячо любила.

Если я хотела его сохранить, сад должен был окупать себя, как в прежние времена.

Через полчаса ко мне подошла первая покупательница. Я никогда не забуду эту женщину. Пожилая леди из Атланты с серебристыми волосами привезла своих сестер полюбоваться яблонями в стареньком «Кадиллаке» с выцветшей надписью «Никсона в президенты!» на бампере.

– Почему здесь написано, что это настоящие сладкие яблоки Хаш, дорогая? – спросила она с улыбкой.

– Потому что только мы выращиваем яблоки сорта «сладкая хаш» во всем округе, мэм. Они выросли на костях сотни солдат‑янки, которых убили наши доблестные южане во время битвы при Далиримпле в 1864 году. – Я театральным жестом указала на яблоневый сад и сделала паузу для пущего эффекта. – Моя прапрапрабабушка Хаш Макгиллен Первая сказала, что яблони ничего не имеют против мертвых. Поэтому она посадила первые яблони на могилах солдат. И с тех пор только здесь растут самые лучшие яблоки Хаш. Потому что корни – это кости, а кости – это корни. Так говорит моя мама, а ее мама была наполовину чероки. А вы же знаете, что чероки знают духов земли. Все, что они говорят, правда. – Я сделала глубокий вдох. – Два пакета за доллар, мэм, прошу вас. И двадцать пять центов, если вы хотите сделать снимки.

Пожилая леди и ее сестры рассмеялись и купили целый ящик яблок.

– Я бы заплатила только за то, чтобы послушать твой рассказ, – сказала одна из них и погладила меня по волосам. Они были длинными и возмутительно кудрявыми, поэтому я связала их на затылке шнурком. – Ты выглядишь так, словно тебя при рождении коснулась фея своей волшебной палочкой. Оставайся такой же хорошенькой и всегда используй свое живое воображение, тогда люди раскупят у тебя все яблоки.

Когда леди уехали, я посадила Логана в тележку и повезла обратно на ферму, чтобы набрать еще яблок. Неужели все так просто? Но, кажется, люди действительно готовы покупать яблоки, если рассказывать им историю, которую они смогут пересказать дома.

Я принялась снова и снова повторять свой рассказ о войне между Севером и Югом, о похороненных в долине солдатах и первой Хаш Макгиллен всем, кто останавливался. Это помогало продавать яблоки.

Через два часа я продала сорок пакетов яблок и заработала около двадцати долларов. При каждом удобном случае я доставала банкноты из кармана и пересчитывала их. В 1974 году это было целое состояние.

Услышав шум мотоцикла, я посмотрела на дорогу, вьющуюся среди рододендронов и высоких деревьев. С холма спускался Дэви Тэкери. Его сестра Мэри Мэй Тэкери по прозвищу Липучка сидела сзади, и ее темно‑каштановые кудри словно сумасшедшие бесновались на ветру. Некоторым семействам никогда не удаетсд сохранять благопристойность. Тэкери относились именно к таким семьям, хотя у большинства из них был хороший легкий характер, и они много работали, чтобы лишний раз подтвердить свою принадлежность к среднему классу. Они славились тем, что сколотили свое состояние на нелегальной продаже алкоголя, а также склонностью к быстрой езде по горным дорогам. В конце концов, официальная история профессиональных гонок началась именно на проселочных дорогах Юга между 1940 и 1950 годами, когда бутлегеры в нагруженных ящиками с виски седанах уходили от федеральных агентов. В этом смысле Тэкери были легендой округа. Ни одного из них в те времена не взяли в горах Чочино, во всяком случае – живым.

Дэви улыбнулся мне из‑под девичьих кудрей, и мое сердце забилось быстрее. Ему было всего тринадцать, на год больше, чем мне. Он был высоким и гибким, готовым ударить любого, кто ему докучал. Но его синие глаза смотрели ласково, когда они останавливались на мне. А я отчаянно хотела любить кого‑нибудь после смерти отца, и мне хотелось, чтобы любили меня. Отец Дэви и Мэри Мэй тоже умер молодым, гоняя грузовики по проселочным дорогам, а мать их бросила. С тех пор Мэри Мэй старалась всем понравиться, угодить, потому ее и прозвали Липучкой. А Дэви потерял покой и срывался по любому поводу. Их воспитывала болезненная бабушка, жили они в городе. Пожилая женщина не могла контролировать Дэви. Зато я могла. Во всяком случае, я так думала.

– Привет, красавица! – весело поздоровался Дэви. – Чем это ты тут занимаешься?

Я покраснела. Он назвал меня красавицей. Его треп был единственной моей слабостью.

– Это мотоцикл мистера Джеттерса, – заметила я, не отвечая на вопрос. – Ты его что, украл?

Дэви махнул рукой:

– Тупой ублюдок не хватится его еще пару часов.

Мэри Мэй тут же спрыгнула с седла.

– Ты же мне сказал, что мистер Джеттерс одолжил тебе его!

Дэви потрепал сестру за подбородок.

– Видишь ли, сестренка, я тебя обманул. – Он сел боком на кожаном сиденье и принялся разглядывать мои пакеты и ящики. – Твоя мама послала нас посмотреть, что здесь у тебя происходит. Кто‑то сказал ей, что ты торгуешь яблоками, как цыганка. Она испугалась, что на тебя кто‑нибудь наедет или стукнет по голове. Я пообещал ей, что присмотрю за тобой. Я вытащила из кармана деньги.

– Спасибо за заботу, но у меня все отлично. Мэри Мэй открыла рот от изумления. Ее глаза засверкали.

– Как бы мне тоже хотелось разбогатеть.

– Моя мама сможет купить продукты на эти деньги, – гордо объявила я.

Мэри Мэй принялась изучать мой плакат.

– Я бы не стала писать о червяках и пятнах. Это только отпугнет людей.

– Я потом его переделаю.

– Разреши мне, Хаш, пожалуйста! Я нарисую для тебя новый плакат и украшу его завитушками по углам.

– Ладно, спасибо. – Мэри Мэй хорошо рисовала, и к тому же она немало времени провела, обдумывая, что может понравиться людям. Мне было ее жаль, а кроме того, почему не использовать ее талант к рекламе? Я посмотрела на них с Дэви. – Если вы поможете мне продать яблоки, я заплачу вам каждому по два доллара за день работы.

– Я согласна! – воскликнула Мэри Мэй.

Но Дэви посмотрел на меня сверху вниз своими тревожащими небесно‑голубыми глазами.

– Я помогу тебе только потому, что ты меня попросила. Но я не намерен лизать задницу этим типам из Атланты. Они все евреи, ниггеры и богатые засранцы.

Это был один из тех моментов, когда умные девочки вдруг становятся глупыми, глухими и слепыми. Мне бы следовало повнимательнее посмотреть на него и кое‑что понять. Мне бы следовало признать, что в его взгляде на мир слишком много агрессии и гнева, но я уже была влюблена в него, поэтому никак не прореагировала. Правда, я уже тогда сознавала, что слова – не пустой звук. Идеи тоже имеют значение. Как и репутация. Моя мать была на четверть индианкой, и я слышала, как люди обзывали ее и говорили, что папе не следовало на ней жениться. Даже мой проклятый дядюшка Аарон и его детишки. Мои двоюродные братья и сестры.

– Ты позволишь людям обзывать меня всякими нехорошими словами, которыми ты так и сыплешь? – мрачно спросила я у Дэви.

Он рассердился.

– Если кто‑то обзовет тебя нехорошим словом при мне, я надеру ему задницу.

– Тогда прошу тебя, Дэви, не говори так сам! – взмолилась я. – Ты такой замечательный… Обещай мне.

– Ладно, ладно. Если тебе не нравится, я не стану ругаться.

4
{"b":"161554","o":1}