– У меня отошли воды. Найди такси. – Она гово‑рила достаточно спокойно.

Я довел ее до фонарного столба.

– Держись. – Я остановил такси, усадил ее на зад‑нее сиденье, сам сел впереди. – Окружная больница Кука. И побыстрее.

– Я не поеду в городскую больницу! – громко за‑протестовала Эдвина. – У нас еще есть время. Надо раз‑вернуться и… – Она охнула и схватилась за живот.

– Больница Кука, – повторил я шоферу. – И бы‑стро.

То, что случилось потом, можно было бы считать плохой шуткой, но это правда. Автомобильный поток в Чикаго может остановить все, что угодно, но ничто не сможет заставить его двинуться дальше. По дороге в боль‑ницу наше такси безнадежно застряло в пробке. К тому времени Эдвина громко стонала и колотила кулаком по спинке сиденья.

– Включи радио и постарайся привести полицей‑ского, – сказал я таксисту, вышел из машины, открыл заднюю дверцу и уставился на мокрые штаны Эдвины.

Я мог вброд перейти реку с полной выкладкой и сот‑ней фунтов оружия на спине, прожить несколько дней в пустыне, питаясь кактусами и запивая их собственной мочой, с закрытыми глазами собрать любое оружие и попасть в цель не больше муравьиного яйца. Но я не представлял, что мне делать с рожающей женщиной.

– Я сейчас рожу, – выдохнула она.

– Нет, подожди! Подумай о чем‑нибудь другом…

– Здесь это не работает, Николас. Забирайся сюда и сними с меня эти чертовы штаны.

Я спустил ей брюки до колен и остановился.

– Господи, трусы тоже сними! Мне плевать, что ты увидишь мою задницу и весь парк чудес в непосредст‑венной близости! Просто сними с меня одежду.

– Хорошо, успокойся. – Несколькими быстрыми движениями я снял все и спустил до лодыжек, стараясь смотреть только на ее лицо.

Красная, задыхающаяся, она указала пальцем вниз.

– Мне кажется, появилась голова ребенка. Скажи мне, что ты видишь!

С меня ручьем потек пот. Руки задрожали. Я осто‑рожно развел в стороны ее бедра и внимательно по‑смотрел на открывшуюся картину. Окровавленная, по‑крытая пленкой голова ребенка действительно появи‑лась.

– Есть визуальный контакт, – громко сообщил я.

Эдвина закричала, застонала, выгнулась и содрогну‑лась.

– Подставь руки, ты должен поймать ребенка!

Я сложил ладони лодочкой в нужном месте – и про‑изошло чудо. Мне на руки вывалилась крошечная де‑вочка. Малышка слегка пошевелилась. Эдвина, задыха‑ясь и постанывая, старалась приподнять голову, чтобы увидеть, что, вернее, кого я держал.

– Дай мне ребенка… Медленно… Николас, акку‑ратно!

– Я поймал ее, – ответил я, – не волнуйся.

– Ее?.. Ее! – заворковала Эдвина. – Девочка! Я обя‑зана сообщить Алу, что у нас родилась дочка!

Я осторожно положил новорожденную на грудь Эд‑вине, забыв о неловкости, и, придерживая девочку за попку, вытер кровь и слизь с ее лица. Малышка открыла сонные глазки и посмотрела прямо на меня. Я был пер‑вым, кого она увидела в этом мире.

– Привет, – прошептал я.

– Привет, – произнес у меня за спиной здоровяк полицейский. Он заглянул в машину, и я попытался прикрыть наготу Эдвины. Полицейский улыбнулся. – Привет, миссис Джекобс, я Чарли Гримольди. Несколь‑ко лет назад я проходил свидетелем по делу Лейкенхувера.

– Здравствуйте, офицер. Не могли бы вы вызвать мне «Скорую помощь»?

Эдвина снова владела собой. Старушка Эдвина! А я все еще трясся, как осенний листок. Мы с моей малень‑кой кузиной продолжали смотреть друг на друга. Я знаю, что младенцы почти ничего не видят после рождения, но она почувствовала мои добрые намерения, я уверен. Она была первым человеком на этой земле, который посмотрел на меня с доверием и любопытством.

– Расслабься, приятель, – сказал мне полицейский. – Помощь уже близко. Они будут здесь через не‑сколько секунд.

Но я продолжал держать девочку. Эдвина потяну‑лась за ней, погладила ее по головке.

– Подвинь ее повыше, Николас.

Я помог Эдвине сесть, и она взяла дочку на руки.

– Она само совершенство, правда? Просто чудо! Спасибо, что помог ей появиться на свет.

Эдвина заплакала от счастья. Девочка мяукнула. Я улыбнулся.

В тот вечер я стоял в одиночестве у входа в больни‑цу, курил сигару, которую дал мне Ал, и с удовлетворе‑нием смотрел, как серебряные кольца поднимаются в холодном темном воздухе. Городской шум казался живым и объемным, он окружал меня. Это была жизнь.

– Привет, доктор Якобек! – услышал я голос Ала. Он был возбужден, все время улыбался и хлопал меня по спине.

Я пожал плечами:

– Я всего лишь взял подачу.

Дядя обнял меня за плечи. Теперь ему приходилось тянуться вверх, чтобы сделать это.

– Заткнись, сержант! Ты можешь принять благо‑дарность? – Он посмотрел на меня с мрачной нежнос‑тью. – Я благодарю тебя, Эдвина благодарит тебя, и твоя новорожденная двоюродная сестра тоже благода‑рит тебя.

– Не говори Эдвине, но я надеюсь больше никогда не увидеть ее промежности.

Ал смеялся до слез.

– Идем внутрь. Мы хотим кое‑что сказать тебе.

Идя рядом с ним, я искоса поглядывал на него. Мы поднялись на лифте в родильное отделение. Эдвина устало улыбнулась мне с постели в своей одноместной па‑лате. Она прижимала к себе дочку, завернутую в одеяло. Ал сел на край кровати рядом с ними. Я остался стоять почти по стойке «смирно». Они были единым целым. Им нужно было побыть одним.

– Мы только что назвали ее, – сказала Эдвина.

– Отлично, – проворчал я. – Не могу же я обра‑щаться к ней «эй, ты!».

Ал и Эдвина обменялись нежными взглядами.

– Ты скажи ему, – попросила Эдвина.

Ал кивнул и посмотрел на меня.

– Ее первое имя Эдвина. Догадываешься, в честь кого?

– Разумно, – согласился я.

– Ее второе имя… Марджори. В честь ее тети, твоей матери.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я на мгновение отвернулся, потом снова по‑смотрел на них.

– Это тоже хорошее имя.

– Но она особенная девочка. Поэтому ей необходимо и третье имя. Так что она будет Николой. В честь тебя.

Мне пришлось снова отвернуться, и на этот раз се‑кунды не хватило. Несколько глубоких вдохов – и я смог подойти к ним поближе, чтобы взглянуть на девочку.

– Эдвина Марджори Никола Джекобс, – я впервые произнес вслух ее полное имя и решительно добавил: – Эдди.

– Эдди! – согласился Ал. Эдвина округлила глаза.

– Вы не будете называть Эдвину‑младшую просто Эдди!

И она пустилась в пространные рассуждения о буду‑щем дочери и о его несовместимости с таким коротким именем, напоминающем о борцах и букмекерах. Ал сидел рядом и терпеливо кивал, а я наклонился и осторожно коснулся пальцем кончика носа Эдди. Я дал ей обеща‑ние, что сохраню этот мир безопасным для нее.

Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Я стал лейтенантом, только что окончив курсы подготовки офицеров, и одновременно с этим получил степень ба‑калавра. Офицер и выпускник колледжа! В этот период жизни я делал все ради маленькой Эдди. Ее рождение и три мирных года, последовавших за ним, заставили меня по‑новому себя почувствовать. Я изменился, пусть всего лишь на время.

Ал и Эдвина надышаться не могли на свою дочку, да и я тоже, хотя и по‑своему. Она была просто куколкой. Большие голубые глаза, золотисто‑каштановые воло‑сы – компромисс между белокурыми волосами Эдвины и темно‑каштановыми волосами Ала. Как только Эдди начала говорить, она стала звать меня Ники. Я не видел ее иногда по несколько месяцев, но стоило мне по‑явиться на пороге, как девочка немедленно бросалась мне навстречу. «Ники!» – кричала она, и я не мог усто‑ять, подхватывал ее на руки и прижимал к себе.

– Хороший у вас ребятенок, – небрежно говорил я Алу и Эдвине.

Но их было не обмануть.

– Увольняйся из этой чертовой армии, – внушал мне Ал. – Найди жену, обзаведись домом. Ты же лю‑бишь детей. Задумайся о том, чтобы завести собствен‑ных.

Но ничего подобного в моих планах не было. Я спал с такими женщинами, которые быстро двигаются по жизни, оставляя позади руины. С ними я умел обращать‑ся. Я их понимал – они стремились быть абсолютно независимыми. И потом, я и представить не мог, что у меня появятся свои дети, которых надо будет оберегать. Ребенок заслуживает безоглядной любви и преданнос‑ти. Я боялся полюбить кого‑нибудь настолько сильно. Эдди и без того подобралась ко мне слишком близко.