Лизандер смятенно поднял голову.

– Не уходи, – сказал он, мучительно цепляясь за Китти. – Пожалуйста, не бросай меня.

Сжав руку Китти как клещами, Раннальдини почти что вырвал ее из раздевалки. По пути им встретился Дэвид Хоукли.

– Где Лизандер?

– Там. Пожалуйста, присмотрите за ним, – попросила Китти, – Вы ему так нужны. На секунду Дэвид взял ее загрубелую и холодную руку:

– У вас все в порядке?

– Да, да, – всхлипнула Китти. – Надо было поставить свечку и за Артура.

И только когда они смешались с толпой, Раннальдини дал волю гневу, выпустив на нее лавину обвинений, гораздо более страшных, чем на лондонский: «Мет». Загипнотизированная его бешено вопящим ртом, безумно сверкающими черными глазами, чувствуя тошноту от запаха жарящихся гамбургеров, от испарений животных и от промокших овчинных пальто, Китти зашаталась. Внезапно толпа, раздраженная отсутствием ожидаемого результата, качнулась, толкнула ее, сбила с ног и рванула смотреть следующий забег. Упавшая, она потеряла сознание.

Отчаянно пустой без Артура грузовик Руперта катился в Пенскомб. Из уважения к такой смерти вдоль всей Хай-стрит были спущены шторы. Вымпелы, флаги и знамена убрали в ящики. Букмекер Чарли впервые был опечален тем, что крупно преуспел. Здесь, где Артур выхаживал по кривым улочкам, его все знали и любили. В «Козле и бутсах», где он каждый день останавливался, чтобы пропустить кружку пива, все шампанское убрали обратно в погреб.

Конюхи и девушки с каменными лицами выгружали оставшихся лошадей. Тегги пыталась успокоить безутешную Таб, которая лежала на кровати, безостановочно всхлипывая: «Артур, Артур».

Уволенный Рупертом Лизандер был окончательно доведен до полного душевного расстройства счетом от ветеринара. Теперь, без спросу вернувшись в коттедж «Магнит», уложенный отцом в постель, он сжался в комок, прижав к себе бдительного и встревоженного Джека. Кое-как одолев беспорядок, Дэвид с возможным удобством устроился в кресле, ожидая, пока проснется его сын.

Сон никак не приходил, и Руперт спустился в конюшню, проверить Гордеца, который был немного побит, но полон сил для любых состязаний хоть на следующий день. Но казалось, что он опечален потерей старого мудрого друга. И ни одна лошадь не могла уснуть из-за того шума, который подняла пони.

С трудом набравшись мужества войти в стойло Артура, Руперт обнаружил съежившуюся в углу Тини с видом яростно-истеричной заброшенности.

– Ну иди ко мне, – ласково сказал Руперт, протягивая руку, но тут же торопливо отдернул ее, потому что Тини, издав жалобный вопль, бросилась на него.

«Совсем с ума сошла от несчастья, прямо как я», – подумал Руперт.

Избавившись от гостей, Раннальдини вспомнил роль верного, любящего мужа и отправился навестить Китти, помещенную на ночь в ратминстерский госпиталь. Его встретил доктор Бенсон в прекрасном настроении, потому что Санитар принес ему несколько тысяч фунтов.

– Как она? – спросил Раннальдини, когда Джеймс привел его выпить в кабинет старшей сестры.

– Нервное потрясение и немного синяков. Необходим покой, надо прекращать худеть. Дело зашло далеко.

– Еще что-нибудь существенное? – раздраженно осведомился Раннальдини, думая о работе в Нью-Йорке, где от Китти понадобится вся ее энергия.

– Ну, вообще-то за это следовало бы выпить шампанское, – сказал Джеймс, подавая Раннальдини стакан красного вина. – Китти беременна. Поздравляю.

– Что?

Это было похоже на первый удар грома в «Реквиеме» Верди.

– Должен сказать, уже около трех месяцев, – Джеймс счастливо улыбнулся. – И это самое лучшее для нее. Пора бы ребеночка, судя по тому, сколько вы женаты. Она столько уже вытерпела проверок. Я всегда чувствовал себя неловко, потому что другие-то ваши жены рожали без особых усилий. Милая девушка, стоит десятка других, если, конечно, вы не возражаете.

Тут он разглядел чрезвычайно мрачное выражение на лице Раннальдини.

– Ну и не мне вам говорить, что женщины в таком положении нуждаются в большой любви и заботе.

– Но мы, вероятно, будем вынуждены переехать в Нью-Йорк в следующем месяце.

– Нет проблем. Только посмотрите, достаточно ли вы хорошо застрахованы, дорогой мой мальчик.

Раннальдини завелся всерьез. Он был в ярости оттого, что не выиграл Золотой кубок, и от публичного унижения, когда Китти и Лизандер обнимались на глазах у всех жокеев. Китти была нужна ему как никогда, чтобы наладить спокойное существование в Нью-Йорке, когда он будет сражаться с самым упрямым оркестром в мире; и уж не до пищащего отродья ему было.

Он отставил стакан. Ему требовалась ясная голова.

– Ты прав, Джеймс, – сказал он, вскакивая. – Китти чудесная девушка. Мне без нее невыносимо. Если я одену ее потеплее, можно забрать ее сегодня вечером домой?

– Ну а почему бы и нет?

Джеймс был в восторге от такого неожиданного проявления страсти.

Проведя Раннальдини в маленькую палату Китти, где она лежала белее подушки, он еще больше растрогался, видя, как Раннальдини взял Китти за руку и погладил ее лоб.

– Моя дорогая, ты поедешь домой, я буду ухаживать за тобой.

О том, чтобы оставить такую слабую Китти в госпитале, где вокруг рыскал Лизандер Хоукли, не могло быть и речи.

В «Валгалле» их встретила Лесси, радостно приветствуя хозяйку. Раннальдини тут же устроил Китти на софе в белую и голубую полоску в летней гостиной, развел огонь, налил ей стакан бренди и включил негромко «Ганс и Гретель», что так любила Китти. Он даже не согнал запрыгнувшую на софу Лесси. Перед ним стояла более трудная задача – как убедить Китти сделать аборт.

– Но я не могу. Это же грех, – прошептала она в ужасе.

Раннальдини сел рядом, поглаживая ее по волосам.

– Ты можешь забеременеть, и это чудесная новость, – заговорил он успокаивающе. – А это означает, что позднее мы обзаведемся детьми, моя Китти. Но я не уверен, мой это ребенок или Лизандера. Я ведь все-таки настоящий мужчина, – пожал он плечами обаятельно, но угрожающе. – Я бы просто не смог полюбить ребенка от другого мужчины.

«А как же куча твоих детей, которых я все пытаюсь и пытаюсь полюбить?» – горько думала Китти.

– Я не могу сделать аборт, – повторила она, трепеща от собственного мужества.

– Хорошо, мы обсудим это в другой раз. Но, по крайней мере, не говори никому о ребенке, пока мы не решим, что делать, – резко сказал Раннальдини. Затем, сменив тему, он мягко проговорил: – Ты замерзла, и тебе необходим хороший горячий душ, а я приду и помою тебя, как маленькую девочку.

«О пожалуйста, пожалуйста, не надо», – подумала Китти в ужасе. К счастью, Раннальдини отвлек телефонный звонок. Приняв самый быстрый в истории душ, Китти обнаружила, что Лесси в клочки разметала рулон туалетной бумаги по лежащему на лестничной площадке ковру – как белые лошади в оливково-зе-леном море. Очень довольная собой, она подскочила к Китти, ухватилась за подол халата и, потянув, оставила хозяйку мокрой и обнаженной.

– Дитя мое, – двинулся к ней тронутый Раннальдини.

– Нет, – Китти сжалась. – Я все еще неважно себя чувствую.

– Ну конечно же, я только хотел обнять тебя. Я несу тебе снотворное.

Желто-коричневые таблетки лежали на его ладони.

– Мне не нравятся эти штуки.

– Моя дорогая, Джеймс сказал, что необходим полный покой.

Китти полежала в одиночестве, скорбя об ушедшем Артуре, но уже через пару минут сон одолел ее.

Спустившись вниз, Раннальдини уже обдумывал очередной ход.

Чем скорее увезти Китти от Лизандера, тем лучше, но этот доводящий до сумасшествия Грейдон Глюкштейн ускользнул в Нью-Йорк за счет Раннальдини, так и не высказав своего мнения. Сделав себе сандвич с копченым лососем и наполнив стакан «Пюиль Фюме», он, взявшись за газеты, наткнулся в воскресном выпуске «Тайме» на большую статью, оценивающую кандидатуры его и Бориса. Скрытый смысл статьи заключался в том, что хотя Раннальдини и известен, и может своей персоной взорвать толпу, но Борис интереснее и талантливее как музыкант.