Поскольку турнир Раннальдини был очень представительным, Мериголд и Джорджия решили накануне вечером размяться против пары Ферди—Лизандер. Гай уехал в Солсбери на просмотр частной коллекции, Ларри еще не вернулся из Лондона, так что берег был чист.

По пути в «Ангельский отдых» Лизандер должен был заехать к Раннальдини, чтобы захватить противоглистные таблетки для Артура и Тини.

Жара не ослабевала. Власти что-то такое бормотали о напорных трубах. Путешественник с наслаждением нырял в тень живых изгородей из боярышника и шиповника, увешанного блестящими розовыми ягодами. Ферди вполне бы мог, не выходя из «феррари», нарвать спелой ежевики, если бы Лизандер не ехал так быстро. Россыпи яблок-дичков с хрустом разлетались под колесами.

Лизандеру чуялся запах дыма. В октябре – годовщина смерти мамы. Он вцепился в рулевое колесо, чтобы ослабить боль. Надо положить цветы на ее могилу. И может быть, придется это сделать вместе с отцом.

Осень раскрасила леса Раннальдини в желтое и оранжевое. Дикий виноград, увивавший коттедж конюхов, стал розовым. Войдя в безупречно чистый, но пустынный двор, Лизандер услышал душераздирающий вопль, словно кролик попал в капкан. Резко обернувшись, он с облегчением увидел, что и Джек и Мегги сидят рядом с Ферди в машине.

– Нет, пожалуйста, пожалуйста, нет, – пронзительно кричал женский голос.

В какой-то момент Лизандер подумал, что это может быть Китти, напуганная Князем Тьмы, но нет, тот был в своем стойле.

Крик повторился. Он доносился из учебного загона, в котором Раннальдини любил оставаться один, воспитывая трудных лошадей. Его методы были ужасны, если верить старшему конюху Дженис, но ей хорошо платили, так что она закрывала на это глаза.

Быстро поманив к себе Ферди, Лизандер завернул за угол и заметил, что входная дверь в учебный загон закрыта.

– Не надо больше, пожалуйста.

Молящий голос был слишком глубок для Китти.

– Ты же согласилась делать все, что я попрошу, – сказал Раннальдини таким холодным тоном, что мороз пробежал по коже.

Вскарабкавшись на широкие плечи Ферди, Лизандер выпрямился и чуть не упал. Зрелище того стоило. Там, в центре загона, одетый в блестящие жокейские сапоги и бриджи с буфами на бедрах, стоял Раннальдини. В одной руке он держал охотничий кнут, который щелкал как гремучая змея, в другой – кожаный повод, присоединенный к собачьему ошейнику на шее Гермионы.

Гермиона была полностью обнажена, если не считать узконосых туфель на высоких каблуках. Все ее тело покрылось потом. Ее большие, прекрасной формы груди подрагивали, когда она трусцой продвигалась по кругу, большая, круто очерченная задница уже слегка розовела, а глаза блестели от ужаса и возбуждения.

– Ты сегодня недостаточно быстра, – проворчал Раннальдини, намеренно щелкая кнутом так, чтобы достать ее левую ягодицу. Сдержав крик, Гермиона пустилась в легкий галоп.

«Не с той ноги», – подумал Лизандер. Она уже с трудом дышала; Раннальдини улыбался, но глаза у него были мертвыми.

– Так ты извиняешься за свое поведение?

– О да, Раннальдини.

– И за свои сцены?

– Да, да.

– Ну и что же ты собираешься делать? Выше голову, спину прямее, – и еще один беспощадный удар пришелся на грудь.

– Я прошу прощения, – вскрикнула Гермиона.

– Я же сказал: «Что ты собираешься делать?» – рванув ее к себе так резко, что она чуть не упала, он положил руку между ее ног. – Да ты чертовски возбуждена. Ты ведь любишь наши занятия, не так ли?

– Да, Раннальдини.

– А теперь мы немного попрыгаем. Ну-ка, сучка, давай.

В этот момент Лизандер свалился с плеч Ферди, опрокинув метлу для уборки двора.

– Кто там? – крикнул Раннальдини.

Ферди и Лизандер одновременно прыгнули за поленницу дров. Хорошо еще, что «феррари» они припарковали за углом. Когда Раннальдини вышел, они затряслись от ужаса. К счастью, страсть позвала его обратно.

– Должно быть, какая-то лошадь, – проговорил он, одновременно поворачивая ключ в замке.

– Что там было? – прошипел Ферди. Лизандер, ярко-красный от потрясения, пытаясь сдержать смех, широко раскрывал от изумления рот и не мог произнести ни слова, пока они не покинули границ земель Раннальдини и не свернули на шоссе, ведущее к «Ангельскому отдыху».

– О, Ферд, ты ничего подобного в жизни не видел! Вот это нагота. Она была совершенно голая, только в туфлях. Ну и тело у нее. Фантастика! Ты бы точно понял, почему он не бросает ее. Она от возбуждения так повизгивала, ну прямо как Мегги, когда нападает на кроличий след. Дай-ка мне сигарету. И они уже шли к тому, чтобы завершить это дело грандиозным трахом. Господи, это было грубовато, но чертовски сексуально. Блеск! Я не видел ничего подобного.

– Подумаешь, да загляни в любой порножурнал.

– Дорогуша, да мне теперь просто никогда не избавиться от этой эрекции.

Он взял у Ферди сигарету, сделал длинную затяжку и выдохнул в ужасе:

– А ты не думаешь, что он и бедняжку Китти так дрессирует?

– Если бы дрессировал, она была бы гораздо стройнее.

«А ведь Джорджия выглядит лучше, ну просто красавица», – подумал Ферди, когда он и Лизандер вошли в кухню «Ангельского отдыха». И даже почувствовал откровенную зависть, когда, клюнув его в щеку, она схватила Лизандера в теплые объятия и, не скрываясь, поцеловала в губы. На ней были серая рваная рубашка Флоры и боксерские шорты Гая, разрисованные сражающимися крокодилами. Несмотря на полноватые лодыжки, она выглядела в два раза сексуальнее Мериголд, разгуливающей здесь в плиссированном белом теннисном платье с розовым бантом в волосах.

– Боюсь, что никогда не смогу отказаться от белой одежды, – извиняясь, сказала она.

Лизандер никому и по мячу не дал ударить, пока они не распили бутылку «Мюскадета», а он не живописал в деталях их путешествие.

Травяной корт располагался за домом. Мериголд была хорошим игроком. Занимаясь в юности в спортивном клубе, она немало тренировалась позже, а уж став неработающей женой, играла все лето. Ферди, несмотря на некоторую тяжеловатость, имел хороший глаз и неплохо действовал на задней линии. У Джорджии совершенно не был поставлен удар слева, к тому же она давно не играла, но ее напарником был Лизандер, на голову искуснее всех присутствующих, и потому они обыграли Мериголд и Ферди – 6:0, 6:1.

Затем они дурачились, представляя, что мяч – это Гермиона, и приговаривали:

– Ах ты, дурная девочка, вот тебе.

И визжали, и чуть не падали от смеха, к радости Мегги, носившейся за всеми мячами под одобрительное тявканье Джека.

Джорджия казалась такой счастливой, что, когда они возвращались домой, Ферди, понизив голос, спросил Лизандера:

– Как ты думаешь, она не догадывается о том, что Гай увивается вокруг Рэчел?

– Уверен, что нет. Да и зачем огорчать ее?

– Господи, эта жара – просто блаженство, пусть длится подольше, – Джорджия опрокинула банку с водой на запыхавшегося Динсдейла.

– Хорошо, что Рэчел не слышит тебя, – с беспокойством произнесла Мериголд, – и хорошо, что она не видит, как ты расходуешь воду. Она меня в пух и прах разругала за прожекторы Ларри и за наши люстры в гостиной.

Это был чудесный вечер. Ночные левкои и табаки примешивали свои ароматы к запаху уже погружающихся в осень тополей. Бледный красно-вишнево-голубой воздушный шар, запущенный из дома в розовый закат, пролетал сейчас на фоне звезды Арктур, поднимающейся над лесом.

– Раннальдини ужасно разозлится, если Лизандер сыграет так здорово, – сказала Мериголд. – Ведь он всегда считался лучшим игроком в округе.

– Да мы с тобой можем обыграть его, – мягко возразила Джорджия.

– Уж не собираешься ли ты играть с Гаем?

– Нет. Он очень злится, когда я делаю двойную ошибку на подаче.

У Лизандера из головы никак не выходила сцена на конюшнях Раннальдини. Это были действия окончательно развращенного человека.

– Почему Китти не уйдет от него? Джорджия, потемнев лицом, пожала плечами: