Чайна-таун. У Кэтлин сразу забурчало в животе. Запахи сои, имбиря и прочих экзотических пряностей подействовали на ее слюнные железы, как сигнал боевой тревоги. Ими были пропитаны все близлежащие переулки. Неожиданно Эм Джи свернул в самую гущу неоновых реклам и домиков с островерхими крышами, откуда доносилось печальное позвякивание колокольчиков и аромат съестного.

— Ленч? — с надеждой спросила девушка, глядя на прилавки, заваленные фруктами и овощами.

Рыбный ряд искрился от серебристой чешуи, в витринах лавок красовались подвешенные за ноги утиные тушки. Женщина с живым цыпленком под мышкой ожидала автобуса.

Эм Джи хмыкнул и покачал головой.

— Вы опять за свое? Кэтлин сморщила нос.

— Если вы меня похитили, это еще не значит, что заложников можно морить голодом.

— Вы сможете позавтракать после моего отъезда. Тут недалеко есть одно вполне подходящее для этого местечко. Как раз за углом.

Она чуть не застонала, прикинув, что в таком случае ей придется оплатить счет в сорок с лишним долларов. Нет уж, придется отказаться от удовольствия побаловать себя деликатесами по доллару за штуку. День начинался совсем не весело.

Впрочем, лучше думать о еде, чем о том, что произойдет, когда Эм Джи расстанется с ней. О том, с чем предстоит столкнуться им обоим. Она будет воображать Бог знает что, бессильная помочь ему, бессильная спасти от преследователей. От себя самого…

Она не солгала. Эм Джи действительно очень напоминал ей отца. Тот же дикий блеск безрассудства в глазах, тот же избыток адреналина в крови, заставляющий других терять голову. То же роковое, гипнотическое очарование, не оставляющее знающих их равнодушными. В то утро, когда хоронили отца, огромная церковь была заполнена людьми. Их горе было неподдельным. Но только семилетний ребенок и шестидесятилетняя женщина были полны гневом.

Правда, они никогда не признались бы в этом. Ни друг другу. Ни себе самим.

Но с тех пор гнев не оставлял их ни на минуту.

И теперь Кэтлин мысленно снова видела себя в церкви, и эта картина разъедала ей душу, словно гноящаяся рана.

Она не обратила внимания на два последних поворота и очнулась от своих дум только тогда, когда Эм Джи остановил машину, втиснув этого автобегемота в самый маленький из переулков, который только можно вообразить. Это было одно из знаменитых мест Чайна-тауна, где дома располагались так кучно, что пространства для транспорта и пешеходов почти не оставалось. Прямые, взмывающие вверх линии здесь были под запретом. И хотя до прославленных небоскребов Сан-Франциско было рукой подать, казалось, они стоят за тридевять земель отсюда. Здесь кипела своя жизнь, воздух был пронизан непривычными, экзотическими звуками и запахами, а по вечерам — вспышками неона. Толпы сновали мимо витрин, в которых было выставлено все на свете: от антикварных изделий из нефрита до живых черепах. Затейливо расписанные дверные проемы казались драгоценными вставками на фоне стен. Тобин подозрительно осмотрел пешеходов, бурливших вокруг машины, как вода вокруг скалы, выключил мотор и вышел из машины.

Кэтлин вытаращила глаза, недоумевая, что здесь могло понадобиться Эм Джи. Маленькие, благоухающие курениями и специями домики тесно прижались друг к другу.

Никто не обратил внимания на то, что Тобину пришлось чуть ли не встать на колени, чтобы вытащить Кэтлин из машины. Казалось, никто не увидел наручников на ее запястье. Никому не было дела и до того, что Эм Джи бросил машину посреди улочки так, что другим средствам транспорта приходилось-с большим трудом протискиваться мимо нее. Он провел девушку в дверь крохотной продовольственной лавки, приютившейся между прачечной и маленькой пагодой.

Когда они вошли внутрь, из-за прилавка выглянула маленькая старушка с блестящими черными волосами. Она была еще миниатюрней, чем Кэтлин, с морщинистым, словно печеное яблоко, лицом. С минуту она молча смотрела на вошедших, потом просияла и что-то защебетала по-китайски.

Эм Джи кивнул и коротко поклонился. Потом он что-то ответил старушке, заставив ее засмеяться от восторга, как смеются все матери на свете при виде непослушных сыновей. Она указала на заднюю дверь. Эм Джи снова поклонился и повел девушку к ней.

А маленькая женщина тут же вернулась к прерванному занятию — принялась смешивать что-то удивительно ароматное. Голодной Кэтлин показалось, что это знаменитая приправа из пяти специй.

Пропуская ее вперед, Эм Джи раздвинул портьеру из бусинок, затрещавшую, как кости для игры в маджонг. За ней открылась крошечная прихожая, которая у любого непривычного человека не могла не вызвать приступа отчаянной клаустрофобии. Отсюда крутая темная лестница вела на второй этаж.

— Вы говорите по-китайски? — не удержалась от вопроса Кэтлин, с любопытством оглядывая все вокруг.

Тысячу раз бывала она в Чайна-тауне, но ее никогда не приглашали в задние комнаты и никогда не радовались ее возвращению, словно долго пропадавшему, любимому ребенку.

— Одно из преимуществ образования у иезуитов, — признался Эм Джи, поднимаясь по подозрительно поскрипывающим ступенькам. — Я могу упражняться в ереси на четырех языках.

— Как вам удалось подружиться с этой дамой? — потребовала ответа Кэтлин.

Снова сверкнула белозубая улыбка, и девушка тут же поняла, что старые леди любой национальности тоже беззащитны перед его чарами.

— Она моя домовладелица, — объяснил он. От неожиданности Кэтлин застыла на месте.

— Здесь? — спросила она, не отрывая глаз от узких ступенек. — Как? Почему?

Он обернулся и пожал плечами.

— Потому что мне тут нравится. Кроме того, бабушка Чанг — мои глаза и уши.

Кэтлин скорчила гримасу.

— В этом я не сомневаюсь.

Должно быть, лестница привела их к какой-то двери, потому что она услышала звяканье ключей. За дверью оказалось жилое помещение, залитое светом. Целым морем света. В него выходило две двери. Эм Джи открыл левую и еще раз удивил Кэтлин.

Здесь была всего одна комната с ванной, но зато большая. Окна с двойными рамами выходили на шумную проезжую часть, где вовсю кипела жизнь. Натертый до блеска деревянный пол покрывали плетеные циновки. На одном конце комнаты стояли старая кушетка, торшер, книжный шкаф, набитый книгами по юриспруденции, и корабельный сундучок с магнитофоном на плоской крышке. На другом находилась кровать — простой матрас с покрывалом, в изголовье которого лежало сложенное коричнево-синее стеганое одеяло. На стенах висели рисунки и написанные маслом этюды, изображавшие фантастических драконов и улицы Чайна-тауна с их суетливой, но по-своему гармоничной жизнью. Бесхитростная, но полная спокойствия обстановка недвусмысленно свидетельствовала, что М. Дж. Тобин обосновался здесь всерьез и надолго.

Кэтлин обернулась, пораженная тем, как похожа была эта скромная комната на ее владельца. Даже неодушевленные предметы моментально пропитывались его духом.

— Значит, вы не все время провели на улице? — спросила она.

Он оставил ее стоять посреди комнаты, шагнул к стенному шкафу и вытащил оттуда объемистый рюкзак.

— Бабушка Чанг — мой старый друг, — признался он. — Когда я попросил ее подыскать мне место для ночлега, она поселила меня здесь. Тут я храню свои пожитки и в случае нужды прихожу за ними.

— Вы хотите сказать, что заявлялись сюда в том виде, в каком были вчера.

Он беспечно усмехнулся.

— Бабушка Чанг намекнула, что сегодня я выгляжу немного лучше.

Кэтлин изумленно покачала головой.

— Не могу поверить, что она позволяла вам входить в дом.

— Я приходил сюда только тогда, когда был на задании.

Это больно ужалило ее — она гневно обернулась.

— Значит, вы все-таки имели связи в Сан-Франциско! — тоном обвинителя заявила она. — Мы могли использовать это, чтобы вас выпустили под залог!

Складывавший одежду в рюкзак Эм Джи тут же выпрямился. На сей раз он был абсолютно серьезен.

— Кэтлин, здесь Чайна-таун. Это совсем другой мир, связь с которым не имеет для суда никакого значения. Кроме того, я не мог допустить, чтобы эта женщина подверглась из-за меня опасности.