В 1954 году в характеристике, составленной в связи с направлением М. Г. Григорьева на учебу в Военную академию Генерального штаба им. К. Е. Ворошилова, заместитель командующего артиллерией Советской Армии снова подчеркнет: «Как недостаток в аттестациях за 1944–1945 гг. отмечалась слабая требовательность к подчиненным, а в аттестациях за 1947–1952 гг. отмечалось болезненное реагирование на замечания начальников».
Характеристика «неуживчивого и вспыльчивого» закрепилась за Михаилом Григорьевичем навсегда, до его последних дней.
Я долго пытался выяснить у ветеранов бригады, знают ли они вообще, кто такой полковник Ф. Н. Жуков. Никто не мог вспомнить даже то, что они входили в состав какой-либо дивизии в этот период. А вот 10-ю гвардейскую артиллерийскую Гумбольдтскую ордена Суворова дивизию, в состав которой бригада входила уже после войны, и ее командира Струева с трудом, но вспомнили.
В марте 1946-го командир 10-й гвардейской минометной дивизии, в состав которой вошла 7-я гвардейская бригада, генерал-майор А. С. Струев в аттестации на подполковника Григорьева, ссылаясь на предыдущую боевую характеристику, пишет:
«…Как видно из материалов личного дела, наряду с боевыми положительными качествами отмечался ряд недостатков, как-то: аморальные явления среди офицерского состава, с которыми тов. Григорьев по прибытии в состав дивизии долго не мог справиться. На замечания старших, в первый период пребывания в составе дивизии, реагировал неправильно, рассматривал их как излишнюю придирчивость к нему, повел себя нечестно, пытался укрыть 11 тонн горючего от учета дивизии. При вызове в ГУКАРТ (Главное управление кадров артиллерии. — Авт.) Красной Армии уехал на автомашине в Москву, в то время как ему было разрешено доехать на автомашине до Минска. Слабая личная дисциплинированность в первый период мешала ликвидировать аморальные явления в бригаде».
Правда, надо отдать должное аттестующему, — он отмечает, что за последние три месяца положение кардинально изменилось. И сам Григорьев стал дисциплинированным, и офицеры стали грамотными и т. д. и т. п.
Сегодня все это может вызвать лишь горькую усмешку.
Я представляю себе, как все было на самом деле. Воюет бригада, воюет доблестно, самоотверженно, имеется хороший боевой коллектив, традиции, командира все уважают, верят ему. Командир бригады привык отвечать за свои действия и за свою часть. Но на каком-то этапе эту бригаду перебрасывают на другой фронт, объединяют с другой бригадой, местной, создают штаб дивизии, назначают командование дивизии, и дальше читатель может сам уже сделать выводы. Не исключено, что сразу же после вхождения в состав 4-й дивизии состоялась какая-нибудь стычка М. Г. Григорьева с командиром дивизии. Зная, что у него действительно характер непростой, резкий, я не исключаю, что он мог высказать в адрес нового начальника что-либо нелицеприятное. Тот сразу же отплатил ему «соответствующей» боевой характеристикой.
Другая сторона дела. Если раньше за бригаду, за состояние дел в ней отвечал комбриг, то сейчас появился новый военачальник, с которого тоже жестко спрашивают — а что это у вас в дивизии творится, рядовой (или лейтенант) П. учинил на днях пьяный дебош, пугал мирных немецких бюргеров, а где же воспитательная работа? Мы же освободители, а не захватчики. И т. д. и т. п.
Не вижу здесь другого оправдания для командира дивизии полковника Ф. Н. Жукова, как отвечать примерно в таком духе: «Да мы-то что, мы изо всех сил боремся. У нас все было бы хорошо, да вот перебросили нам с Карельского фронта бригаду, а там, к сожалению, с дисциплиной не ахти как. Командир там тоже строптивый. Но мы с ним боремся и обязательно победим».
Через несколько месяцев новое переформирование, новая дивизия. Прибывает командир дивизии в подчиненную ему на днях бригаду и обнаруживает аж целых 11 тонн горючего для машин. Следует команда — горючее немедленно сдать на склады ГСМ дивизии. Командир бригады резонно задает вопрос: «А на каком основании? Это горючее — трофейное, бригада вправе использовать его самостоятельно». Да и какой командир не пытался создать для своей части какие-либо запасы, резервы? Только совершенно равнодушный к делу и к подчиненным. Слово за слово, и вот уже разгорается конфликт. Но командир дивизии все же начальник, а спорить с начальством, все равно что…
Во всяком случае, недостатки, указанные в боевой характеристике и аттестации М. Г. Григорьева, можно было с полным основанием приписать в то время любому командиру бригады или дивизии.
Я сижу с ветеранами 7-й гвардейской в маленьком, но уютном музее бригады, который разместился в здании средней школы № 424 города Москвы. В музее есть и стенд, посвященный Михаилу Григорьевичу Григорьеву.
Воспоминаний — море, хотя многое из истории соединения мне уже хорошо известно. Беседа идет неспешно, каждый старается что-то дополнить, но в памяти зацепился такой рассказ: «Многие из нас сегодня живы только благодаря Михаилу Григорьевичу. Ну, вот хотя бы такие эпизоды из фронтовой жизни бригады. Получив очередную боевую задачу, Михаил Григорьевич лично выезжал на рекогносцировку местности. При этом брал с собой, как правило, топографов для привязки позиций, командиров дивизионов. Доберутся до предполагаемого района боевых позиций, осмотрятся, и комбриг спрашивает у командиров дивизионов: «Ну, товарищи офицеры, кто и где выбрал для себя огневую позицию?» Командиры начинают обосновывать свой выбор. Михаил Григорьевич выслушает их внимательно, а потом принимает решение. Как правило, две, а то и три выбранные им позиции не совпадали с решением командиров дивизионов. А, традиционно, после нашего залпа противник в свою очередь старался накрыть наши установки огнем своей артиллерии. И очень часто бывало — выполним боевую задачу и стараемся как можно быстрее уйти с этой огневой позиции, пока немцы не опомнились. Иногда не успевали. Но вот что характерно. На другой день осматриваем свои бывшие огневые рубежи и приходим к выводу, что если бы вчера встали на позицию, выбранную, к примеру, командиром 1-го или 2-го дивизионов, то вряд ли кто уцелел бы, потому что эти места буквально перепаханы снарядами противника.
Интуиция у Григорьева была, что ли?»
И я соглашаюсь с ними. Конечно же интуиция, которая так просто не дается, а есть результат глубоких знаний, помноженных на опыт.
Совет ветеранов 7-й гвардейской бригады был создан в 1970 году, спустя 25 лет после войны. Возглавил Совет ветеранов Михаил Григорьевич. Несмотря на свою чрезвычайную занятость, он всегда находил время для встреч с однополчанами, а на заседаниях Совета глубоко вникал во все обсуждаемые вопросы. Для него никогда не существовало мелочей.
В книге «Гвардейская поступь» ветераны пишут: «Нам посчастливилось не один раз встречаться с Михаилом Григорьевичем. Он был прекрасным собеседником. На любую тему с ним было приятно беседовать. Всегда удивляло, как он мог находить время для знакомства с самой последней новинкой в литературе, искусстве, спорте и т. д. Был он прекрасным рассказчиком, любил внимательно слушать собеседника. Ну, а если уж заходил спор на какую-нибудь тему, то Михаил Григорьевич с присущим ему жаром так убедительно аргументировал свою точку зрения, что другой стороне ничего не оставалось делать, как признать себя побежденной. Положение и чины при этом не учитывались, с однополчанами он всегда был на равных, каждый из нас видел в нем своего товарища, не переступая тем не менее определенный порог.
Радовало и удивляло, что Михаил Григорьевич, пройдя сложный жизненный путь, занимая высокие посты, и через тридцать лет сохранял буквально во всем молодой задор. Чувства полумеры для него не существовало. Мы, глядя на него, невольно вспоминали, как, бывало, в часы коротких фронтовых передышек он с азартом ввязывался в шахматные баталии с генерал-майором М. Л. Воеводиным или устраивал с ним на спор стрелковые соревнования. Теперь, несмотря на зрелый возраст, он с таким же азартом суетился вокруг бильярдного стола, крепко сжимая в руках кий, или, улучив свободную минуту, с удалью метал блесну в подвернувшийся водоем».
