– Куда вы делись-то? – чуть не плача, залепетал парень. – Я думал, вы ушли уже, а меня тут… с ней бросили…

– Никто тебя не бросал, что ты несешь? – зарычал Нича. – Я как раз за тобой иду. Пошли, дело есть.

– А… зачем? А… куда? – испуганно заморгал Витя. – Может, не надо?

– Ну вот, на тебя не угодишь, – скривился Нича. – Пошли, пошли. Не укусим. Может быть, даже нальем, если вести себя хорошо будешь.

Когда они вошли на кухню, Соня сидела в прежней позе – сжав ладонями щеки. Только они были теперь не алыми, а фарфорово-бледными, как в тот первый раз, когда Нича сравнил ее с куклой. И рюмка перед ней была снова пустой.

Соня перехватила взгляд Ничи.

– Не бойся, я не алкоголичка, – сказала она. – Я почти вообще не пью. Просто сейчас мне… надо. Налей себе и Вите. А мне – самую капельку.

– Мне не надо, – попятился Виктор. Видимо, он тоже почуял в Сонином тоне что-то не очень хорошее.

– Надо, Витя, надо, – выдала девушка интерпретацию классической фразы. Только она не вкладывала сейчас в нее ни толики юмора. – На трезвую голову слушать то, что я вам сейчас расскажу, не годится.

У Ничи мурашки побежали по коже. Захотелось даже отряхнуться. Но вместо этого он взял бутылку и разлил остатки коньяка по рюмкам. Хватило им с Витей по полной и на половинку для Сони.

Выпили молча, по-прежнему не чокаясь. Даже Виктор перестал возмущаться и спорить, смирившись, по-видимому, с судьбой. А потом Соня обвела совершенно трезвым взглядом ребят и спросила:

– Готовы?

Нича кивнул. Витя пожал плечами. На Соню тот и другой почему-то старались не смотреть. Девушку это, похоже, вполне устраивало. Она тоже отвела взгляд к окну и выдохнула:

– Нормалек… – Помолчала еще пару мгновений, тряхнула головой и сказала: – Ну, во-первых, Коля, ты уже понял, что твоя теория развалилась?

– Насчет того… – Нича бросил взгляд на Виктора и закончил вполголоса: – …что мы умерли?

– Да.

– Понял. Мертвые не умирают. А у тебя, как я вижу, появилось новое объяснение?

– Оно у меня уже давно появилось. Почти сразу. Как только ты сказал, что, кроме нас, никого больше нет. – Голос Сони на протяжении фразы становился все тише, и слово «нет» она обозначила одним лишь движением губ.

– Ничо так!.. А почему ты до сих пор молчала? – спросил Нича без особой, впрочем, обиды. Мало ли, в конце концов, что могла выдумать Соня. Вот если бы она знала наверняка!..

Девушка словно подслушала Ничины мысли.

– Потому что во всем виновата я. И я… Я боялась в этом признаться. До последнего надеялась, что найдется иное объяснение. Но его не могло быть. Потому что я знаю причину. Знаю наверняка.

– Соня!.. – дернулся Нича к девушке, но та выбросила ему навстречу растопыренные ладони:

– Стой, Коля! Не перебивай! Иначе я так и не решусь.

Нича опустился на табуретку.

– Хорошо, – буркнул он, – я не буду. Но и ты раньше времени себя не казни. Расскажи все, не бойся. Мы поймем. Постараемся понять. Так ведь, Витя?..

Он бросил на парня столь красноречивый взгляд, что тому не оставалось ничего иного, как согласно кивнуть.

– Тогда молчите. Очень вас прошу: молчите, пока я не закончу. А потом… судите. Делайте со мной все, что сочтете нужным.

При этих словах Витя пошевелился. Возможно, всего лишь хотел сменить позу. Но получил такой тычок Ничиным локтем под ребра, что громко охнул и сжался.

– Вот так и сиди, – зашипел сквозь зубы Нича. – Еще дернешься – пойдешь отдыхать в соседнюю комнату. На диванчик. Кое к кому под бочок. – Потом он посмотрел на Соню и прижал к груди руку: – Извини, Соня. Все, мы уже молчим. Начинай.

– Во-вторых, – будто и не было никакого перерыва в разговоре, продолжила Соня, – все случилось с точностью до наоборот. Умерли те, кого не оказалось в маршрутке после аварии.

Нича чуть было не ляпнул любимое «ничо так», но вовремя вспомнил про данное обещание и даже прикрыл рот ладонью.

– Только они умерли в том, окончательном, мире, а мы оказались… в его декорациях. Я поясню сейчас, только не перебивайте! – замотала головой Соня, хотя никто и не думал ее перебивать. Нича лишь обругал себя мысленно за то, что столь послушно реагировал на Сонины просьбы насчет «налить еще».

– Дело в том, – продолжила девушка, – что как такового мира не существует вообще. Точнее, не так… Он существует, но только лишь после того, как приснится… отдельным людям. Я понимаю, что в это трудно поверить, это невозможно понять и осознать до конца. Я сама почти ничего не понимаю, хотя я… я как раз и есть одна из них. Конечно, можно сразу спросить: а откуда взялись мы, кому же в таком случае снимся мы сами? Отвечаю: не… зна… ю!.. Не знаю – и все тут. Меня никто не спрашивал, хочу ли я быть тем, кем я стала.

И Соня, запинаясь, кусая губы, перескакивая с одного на другое, поведала им нечто такое, что и присниться-то бы не могло, хотя речь в ее рассказе шла именно о снах. О тех, которые она видела с самого детства. И которые были неотличимы от настоящей жизни, хотя Соня все-таки понимала, что это именно сны. Но из них же она знала и то, что все, что ей снится, происходит с приснившимися людьми на самом деле.

В детстве ей в основном снились дети, потом – и дети, и взрослые. А также кошки, собаки, голуби… «Все, что нас окружает, кроме самих декораций, – пояснила Соня, взмахнув рукой. А потом и словами добавила: – Ну, то есть, кроме зданий, деревьев, снега, травы, самой земли…» Это все ей тоже снилось, но изначально оно приснилось уже другим спящим.

Как понимала Соня, таких уровней и подуровней очень много. Она придумала для себя и себе подобных определение – «снотворители мира». И считала, что их, снотворителей, тоже должно быть очень много, потому что и сам мир отнюдь не маленький. А они должны были еще и перекрывать друг друга. Ведь снотворители – такие же обычные смертные, как и все остальные. Могли заболеть, устать, умереть, хоть это выглядело нелепо и странно – ведь сами они, а значит, их болезни и смерти тоже кому-нибудь снились.

Соня призналась, что в эти дебри она старается не лезть – не с ее, дескать, мозгами в них разбираться. Да от нее никто этого и не требовал. Что удивительно, от нее вообще никто ничего конкретно не требовал. Просто она, когда спала, видела сны. И тем самым творила мир. Маленький его кусочек. А когда просыпалась – ее сны подхватывал кто-то другой. Как и она подхватывала чьи-то. В чем-то это было похоже на сотовую сеть. Или на компьютерную, вроде интернета. Ведь когда один сервер выходит из строя или, например, рвется кабель – сеть все равно продолжает работать. Просто функции временно выбывшего берет на себя другой участок сети. Примерно то же, по Сониному мнению, происходило и у снотворителей. Но всем известно, что как бы ни была защищена от сбоев система, какой бы продуманной и продублированной она ни являлась – накладки и сбои все равно временами случаются. И у снотворителей, по словам Сони, тоже.

– Нежелательно, например, чтобы мы спали вместе… – пояснила она и, сразу же покраснев, замахала руками: – Не в том, конечно, смысле!.. Ну, вы понимаете… В том, я думаю, можно… А вот в самом прямом – нельзя. Даже рядом нельзя. Потому что нам будет сниться одно и то же. Точнее, про одно и то же, но разное. А это уже явный сбой.

Но и от подобного, по ее словам, существовала защита – второму снотворителю просто не удалось бы заснуть, если в недопустимой близости один уже спал. Но и здесь были исключения. Например, когда один из них должен был… умереть. Конечно, сами они этого не знали, но ведь кому-то из более верхнего уровня это уже в тот момент снилось. Значит, ему обязательно должно было присниться и то, как кто-то другой подхватывает оборванную связь. А чтобы это произошло плавно, без скачков и перекосов, которые многие и принимают за паранормальные явления, если они все-таки случаются, «дублер», которому предстояло перехватить сновидение, должен спать рядом с первым.

– Сегодня этим дублером должна была стать я… – закончила свой невероятный рассказ Соня.