Нам известно и другое нововведение Кира, под стать величине его державы, благодаря которому он быстро узнавал о состоянии дел даже в очень отдаленных районах. Заметив, какое расстояние может проскакать лошадь за один день, он устроил на таком расстоянии друг от друга почтовые станции, снабдил их лошадьми и конюхами и во главе каждой поставил человека, способного обеспечить прием и дальнейшую передачу письменных донесений, готового принять обессилевших лошадей и людей и отправить вместо них свежих. Рассказывают, что иногда эта скачка не прекращается даже, ночью и дневного гонца сразу сменяет ночной. При таком порядке, как утверждают некоторые, гонцы совершают свой путь быстрее журавлей. Если даже это утверждение ошибочно, то, во всяком случае, несомненно, что из всех доступных человеку способов передвижения по суше этот — быстрейший. [376]Между тем великое это благо — узнавать о каждом событии скорейшим образом, чтобы немедленно принимать соответствующие меры.

По прошествии года Кир стал собирать войска в Вавилон, и, как говорят, оказалось у него до ста двадцати тысяч всадников, до двух тысяч серпоносных колесниц и около шестисот тысяч пехоты. Подготовив такие силы, он двинулся в поход, во время которого, как передают, он покорил все народы, живущие, если выйти за пределы Сирии, вплоть до Красного моря. [377]Затем, рассказывают, состоялся поход в Египет, и эта страна тоже была покорена Киром. [378]После этого границами его державы стали: на востоке — Красное море, на севере — Понт Эвксинский, на западе — Кипр и Египет, на юге — Эфиопия. Крайние пределы этих обширных владений были не пригодны для поселения в одном случае из-за жары, в другом— из-за холода, в третьем — из-за обилия воды, в четвертом — из-за ее отсутствия. Поэтому для себя Кир избрал местом жительства центральные районы и зимнее время в течение семи месяцев проводил в Вавилоне, потому что место здесь теплое, весной в течение трех месяцев жил в Сузах, а в разгар лета два месяца проводил в Экбатанах. [379]Говорят, что благодаря такому порядку он всегда наслаждался весенним теплом и прохладой. Расположение людей к Киру было таково, что любой народ, казалось, сам погрешал против собственной выгоды, если не предлагал Киру замечательных произведений своей страны — плодов земли, животных или изделий ремесла. Равным образом всякий город, всякий отдельный человек был убежден, что он станет богатым, если чем-либо угодит Киру. И действительно, получая от разных людей часть того, что у них было в изобилии, Кир, в свою очередь, предоставлял им припасы, в которых, как он знал, они испытывали недостаток. [380]

В таких занятиях прошла вся жизнь Кира, а в преклонном уже возрасте [381]приехал он снова в Персию, седьмой раз за время своего правления. Понятно, что его отец и мать к тому времени давно уже умерли. Кир сам совершил обычные жертвоприношения, по заведенному у персов порядку открыл хоровод [382]и по своему обыкновению всем сделал подношения. Когда он лег спать в своем дворце, привиделся ему такой сон. Представилось ему, что подошел к нему некто, видом своим более величественный, чем обычные люди, и сказал:

— Собирайся, Кир, теперь отправишься ты к богам.

После такого сновидения Кир скоро пробудился и сразу понял, что пришел конец его жизни. Не мешкая, отобрал он жертвенных животных и на горной вершине, как это делают персы, [383]заклал их в честь Зевса Отчего, Гелиоса и других богов, присовокупив к обряду такую молитву:

— Зевс Отчий и ты, Гелиос, и вы все, остальные боги, примите эти жертвы в знак признательности моей за все мои удачи и в благодарность за то, что вы всегда указывали мне и на жертвах, и небесными знамениями, и полетом вещих птиц, и речениями, что мне надо было делать, а что — не надо. Великая вам благодарность за то, что я мог угадывать вашу волю и потому при удачах никогда не мнил о себе больше, чем положено человеку. Молю вас теперь, даруйте счастье моим детям и жене, друзьям и отечеству; мне же подарите такую кончину, какую раньше подарили жизнь.

Исполнив обряд и возвратившись домой, Кир почувствовал желание отдохнуть и прилег на ложе. В положенный час пришли к нему слуги-банщики и пригласили совершить омовение, но он ответил, что хочет отдохнуть. Затем другие слуги, тоже в положенное время, подали обед; но душа его пищи не принимала, он лишь испытывал жажду и с удовольствием пил. Когда это повторилось с ним и на второй и на третий день, он распорядился позвать сыновей; в тот раз они сопровождали его в поездке и тоже были в Персии. Он пригласил также друзей и должностных лиц персов. Когда все явились, он повел перед ними такую речь:

— Дети мои и вы все, присутствующие здесь друзья, вот и пришел конец моей жизни; по многим признакам я с уверенностью заключаю об этом. Однако по смерти моей отнеситесь ко мне, как к человеку счастливому, и это отношение подкрепите всеми нужными словами и действиями. Ведь я, мне кажется, всегда добивался отличия при исполнении долга: мальчиком — среди детей, когда подрос — среди юношей, когда стал взрослым — среди мужей. [384]С течением времени, как я мог убедиться, все время возрастала и моя сила, так что и в старости своей я никогда не чувствовал себя более немощным, чем в молодости, [385]и я не помню, чтобы я потерпел неудачу в каком-либо предприятии или намерении. Я видел, как моими стараниями друзья мои стали счастливыми, а враги были ввергнуты в рабство; и нашу родину, которая прежде была лишена всякого значения в Азии, я оставляю теперь окруженной почетом, причем я не утратил ни одного из сделанных мною приобретений. В течение прожитой мною жизни я постоянно добивался успехов, о которых мечтал, и только присущий мне страх увидеть, услышать или испытать в будущем какую-либо неприятность не позволял мне возгордиться и всецело предаться радости. Теперь, при своей кончине, я оставляю живыми и здоровыми вас, мои дети, которых богам было угодно подарить мне; я оставляю счастливыми свое отечество и друзей. Так разве не достоин я остаться навечно в памяти людей, как истинно счастливый человек?

Но теперь надлежит мне оставить и о царстве своем ясные распоряжения, чтобы не сделалось оно предметом спора и не доставило вам хлопот. Я одинаково люблю вас обоих, дети мои, однако главенство в совете и предводительство в делах, какие будут признаны необходимыми, я вручаю старшему из вас, который, естественно, и более опытен. Я сам был воспитан по законам нашего общего отечества в том духе, что старшим — не одним только братьям, но всем вообще согражданам — надо уступать и дорогу, и место, и слово; и вас, дети мои, я с самого начала приучал к тому, что подобает оказывать почет старшим, а от младших, наоборот, принимать его. [386]Отнеситесь поэтому к моим словам с тем вниманием, какого заслуживает древний, утвержденный обычаем и законом порядок.

Итак, ты, Камбис, владей царством; его вручают тебе боги и я, насколько это в моей власти; тебя же, Танаоксар, [387]я назначаю сатрапом над мидянами, армянами и, кроме того, кадусиями. Я признаю, что таким своим пожалованием я оставляю больше власти и самое имя царя твоему старшему брату, зато тебе я дарю счастье более легкое. Действительно, не вижу, какой человеческой радости ты будешь лишен: у тебя будет все, что, по общему мнению, доставляет людям радость. Зато страсть к трудноисполнимому, забота по множеству поводов, невозможность обрести покой из-за подстегивающего стремления сравняться своими успехами со мною, козни, которые надо строить и которых следует избегать, — все это, безусловно, скорее достанется в удел тому, кто станет царем, нежели тебе; можешь себе представить, сколько помех это доставит ему для наслаждения счастьем.