От озабоченности и придан комиссии аккуратный капитан второго ранга Ильин в отутюженной черной форме – может, сгладит острые углы, смягчит что-то или соломки подстелит… На крайний случай, хоть разузнает что к чему: в какую сторону копают да что нарыли при отработке личного состава…

Евсеев вздохнул. «Отработанные» – как их ни называй: хоть «объектами», хоть «рогатыми», хоть «мессерами», – вряд ли прольют свет на провал запуска, из-за которого не только отрабатываемые части на ушах стоят – все Министерство обороны на ушах стоит, да что там Минобороны – вся страна на ушах!

– Томочка, ты… вы готовы? – заботливо поинтересовался подполковник Мезенцев, начальник отдела ВСК[16].

– Сейчас, Федор Яковлевич, – отозвалась военный следователь, лейтенант юстиции Калинина. Она подключила ноутбук к принтеру и открыла на экране шаблон протокола допроса. Выглядит лейтенант юстиции великолепно, если бы у Евсеева были такие подчиненные, он бы тоже взял себе в помощь…

– Так я зову? – оживляется капитан-лейтенант Ященко, местный особист. Смотрит он на майора Кузьмина – особиста из Центра, начальника по своей линии, который перебирает пачку личных дел.

Через минуту в кабинет с огромной картой на стене входит паренек – крепкий, круглолицый, ноги калачиком, форма ушита, туго обтягивает фигуру. Настоящий годок[17].

– Галушко Алексей Васильевич, старшина второй статьи, крейсер «Иван Грозный»! – докладывает он, вроде как по уставу, но со снисходительной ленцой, как и положено дембелю. И осмотрелся уверенно, по-хозяйски.

Майор ФСБ в темно-синем кителе и четыре офицера следственного комитета и контрразведки его не заинтересовали. Замначштаба – тем более. Лейтенанта юстиции Калинину он осмотрел более основательно и с видимым удовольствием.

– Присаживайтесь, свидетель! – Мезенцев показал на стул. Старшина сел, явно воспринимая такую предупредительность подполковника юстиции как должное.

– Вы хорошо помните день 15 июля? – начал допрос Мезенцев.

– Еще бы! Всю жизнь не забуду!

– В связи с чем он так врезался в вашу память?

Галушко усмехнулся, обнажив крепкие ровные зубы.

– Как с чем? Президент с Министром не каждый день приезжают. Я на ходовом стоял, у штурвала. Вот так их видел, как вас…

– Что-нибудь необычное заметили?

– В смысле?

– Может, разговоры какие-нибудь подозрительные?

– У Президента с Министром?! – Галушко, не отрывавший все это время взгляда от ног прилежно фиксирующей его ответы Томочки, удивленно посмотрел на Мезенцева.

– Да нет, что за глупости! – поспешно открестился от такого предположения подполковник. И бросил лейтенанту Калининой:

– Этот бред в протокол не включать!

Потом обвел взглядом офицеров, будто призывая их в свидетели:

– Сколько здесь людей, никто до такого не додумался!

И снова вернулся к старшине:

– Думай, что говоришь! И понимай, что у тебя спрашивают! Повторяю: слышал ли ты разговоры среди личного состава о… Например, о некомпетентности командования… О бардаке в армии и вообще… в стране! О том, что ракета никуда не полетит… Ну, и тому подобное…

Особист Ященко, подавшись вперед, гипнотизировал старшину взглядом хорька, подбирающегося к цыпленку.

Галушко заерзал на стуле и подтянулся.

– Не-е. Такого не слышал.

– А что вы слышали? – подхватил Кузьмин.

Томочка бесшумно и проворно трогала клавиши компьютера, набирая текст. Теперь Галушко уставился на ее пальцы.

– Да ничего я не слышал, – с досадой сказал он. – Я у руля стоял. Мне не до разговоров было.

– Что ж, выходит, все молчали у вас на корабле? – Ященко повысил голос, как бы демонстрируя, что вот, честные люди смело кричат о недостатках, а темные и сомнительные личности, наоборот, молчат в тряпку.

Галушко пожал плечами.

– Вспомните хорошенько, старшина, – напирал на него Мезенцев. – Все-таки пуск в присутствии самого Президента. Событие. Ответственность…

– А мне-то что? – сказал Галушко.

Томочка Калинина на какое-то мгновение даже перестала печатать и посмотрела на него с удивлением. Ященко хищно оскалился и бросил взгляд на своего начальника.

– Мое дело – вахтить и команды выполнять. Рулевой на то и рулевой, чтобы в оба смотреть… – попытался исправить впечатление Галушко. – Да все нормально было. Несли службу, как обычно…

– Как обычно, говорите? – вмешался майор Кузьмин. – Как обычно?! И ракеты у вас обычно не долетают до цели?!

– Да это не наша ракета! – вскочил Галушко. – Пуск с подлодки был! С ними и разбирайтесь! А у нас на «Грозном» все, что должно летать, оно и летает. А что плавать должно, оно и плавает.

– А пожар в девяносто девятом? – ехидно спросил Ященко. – Задымление на седьмом ярусе? Не у вас разве случилось?

Галушко пожал плечами.

– Может, и у нас. Я тогда не служил. Мне тогда девять лет было.

Мезенцев и Кузьмин переглянулись. Потом Мезенцев посмотрел на Евсеева. Евсеев почесал переносицу. Действительно, Галушко в девяносто девятом не служил. И ракету эту он в глаза не видел. И треп своих товарищей пересказывать не собирается, поскольку через несколько дней выходит приказ о демобилизации и отправится Галушко в свой родной Порхов Псковской области. Жить-поживать и добра наживать. И на здоровье.

– Хорошо. А чем вы занимались вечером 15 июля? – с жадным любопытством вопросил особист, постукивая карандашом по столу.

– Ничем. Отвахтил, поужинал и на отбой…

Ященко усмехнулся.

– Тоже все как обычно?

– Ну да, а как еще?

– А так, что, по имеющимся данным, в этот вечер вы еще с пятью матросами распивали спиртные напитки! – Ященко нехорошо улыбнулся. – Значит, на вашем крейсере это обычное мероприятие? Так, что ли, выходит?

На лице Галушко выступил пот. Теперь он смотрел не на Томочку и не на Мезенцева, а в окно.

– Ничего я не распивал…

– У нас есть показания ваших сослуживцев! – загремел Ященко. – Отпираться бессмысленно! Откуда спирт брали, а? Из медпункта? Из НЗ? Из запасов для регламентных работ? Сегодня спирт слили, завтра ракетное топливо… Если все разворовывать, неудивительно, что ракеты падают!

– Так что, это из-за меня ракета не полетела?! – Галушко так разволновался, что даже вскочил на ноги. – Выходит, я во всем виноват?

Томочкины пальцы летали над клавиатурой. Капитан второго ранга Ильин поднялся и озабоченно, будто внезапно вспомнил что-то важное, вышел.

– Разберемся! – Ященко пристукнул ладонью по столу. – Проведем дознание по факту организованных хищений спирта. А ты будешь ждать результата! И дембель твой – тю-тю! Два месяца, три, полгода! А потом – военный суд, Галушко!

Старшина второй статьи покрылся красными пятнами.

– Вот, блин, попа-а-л!

Евсееву это надоело, и он пошел на воздух. «Какой бред несут, – думал он. – Какой бред!..» И так гладко, словно по нотам… Все межведомственные группы Президентской комиссии сворачивали с основного пути выявления диверсий, вредительства или шпионажа и запутывались в паутине всевозможных нарушений, бытовухи и даже преступлений, не имеющих никакого отношения к обороноспособности страны.

У крыльца замначштаба что-то озабоченно втолковывал матросам, и их лица приобретали несвойственное молодости впечатление озабоченности. Очевидно, кавторанг объяснил, что не все так просто в этом мире и дело пахнет керосином. Под настороженными взглядами «мессеров» Евсеев двинулся по асфальтовым аллеям, обсаженным чахлым кустарником. С моря дул прохладный ветерок, в небе с криками летали чайки.

Позавчера они шерстили АПЛ «Москва», откуда производился пуск «Молнии». Результат: возбуждено уголовное дело по хищению средств, отпущенных на ремонт ходовой части. Нестыковка в несколько миллионов рублей – какая-то темная фирма-подрядчик, где бухгалтером работает дальняя родственница то ли капитана подлодки, то ли командира эскадры…