– Восемьдесят шесть секунд. Нештатная ситуация. Сработала система самоуничтожения. Объект ликвидирован.

– Что?!

Оживленный гул оборвался – как отрезало.

Севрюгин вскочил, набычившись, заложил руки за спину, оглушенно уставился в пустой монитор. Под кожей на скулах перекатывались желваки.

– Какая такая ситуация?! Говорили же – все идет хорошо! С ума посходили? Немедленно все исправить! Я вас сгною!!! Под суд пойдете!!!

Командир части Тарасенко, только что мысленно примерявший на себя полковничьи погоны и папаху, вдруг вскочил и выбежал из бункера, по дороге едва не сшибив чей-то стул. Офицеры потянулись за ним – на воздух, ибо в бункере больше делать было нечего. Тарасенко бежал прочь, в сторону жилого поселка части, до которого было добрых три километра. Бежал тяжело, припадая на ушибленную ногу. Только было совершенно непонятно, зачем и куда он спешит – то ли надеется еще на какое-то чудо, на ошибку в результатах слежения, то ли просто пытается убежать от начальственного гнева…

– Лысаков, немедленно приказ на увольнение этого… этого неумехи! – Севрюгин ткнул пальцем в спину бегущего Тарасенко, будто выстрелил вслед.

А подполковник, закипая злыми слезами несправедливой обиды, задыхаясь, повторял на бегу:

– Накаркал, гад, накаркал! «Изделие» исправным было, а он пожелал попасть в говно! Вот и попали!

Кстати, так думали почти все присутствующие. Но вслух подобную крамолу никто, естественно, не произнес.

7 августа 2011 г.

Ницца

Дам звали Кристина и Юлия. Блондинка и брюнетка. Две молодые учительницы из Москвы. Одна репетиторствует на дому, вторая преподает французский в какой-то гимназии в Химках, оттуда, видимо, и акцент. Мужья вроде бы успешно занимаются бизнесом в душной Москве, а дорогих супружниц отправили проветриться на Лазурку… Похоже, это «облагораживающая» легенда: живут они в захудалом пансионате, в автомобилях по индивидуальным экскурсиям не разъезжают, приглашение на яхту заглатывают, как голодная щука блесну, а на роль гида охотно выбирают никчемного немца… Отставить! Что это я так о себе? Короче, на жен олигархов они не очень похожи. Впрочем, какая разница? Спортивные, налитые, как торпеды, симпатичные, раскрепощенные девицы… Особое уважение вызывает тот факт, что они знакомы с творчеством писателя Зигфрида Майера – читали все его, мои то есть, книги! Включая что-то там про откровенный секс в невесомости. По-моему, они перепутали меня с Генри Миллером.

Ну да ладно.

Я выполнил свое обещание и проводил их к Замковой горе, где высокий гид с поднятой на указке зеленой ленточкой, рассказывал русской группе, как герцог Бервик со своей дюжиной дюжин мортир, сровнял в 1706 году замок Ниццы с землей. А что, сто сорок четыре пушки – это мощная сила! Но девчонок исторические факты не интересовали, поэтому мы прошли мимо, на замковое кладбище. Чистые аллеи, ухоженные могилки, аккуратные, без излишеств памятники…

– Как в хорошем парке! – воскликнула Кристина. – И на кладбище не похоже…

Блондинка была более непосредственной, чем брюнетка. Высокая, плотная, обтянутая розовой блузкой грудь вызывающе торчит вперед, короткие красные бриджи открывают мускулистые икры, красные босоножки, красный лак на ногтях… Прямо этюд в алых тонах! Вот она подбежала к очередному памятнику, прочитала табличку.

– Герцен! Удивительно! Тут же богачи жили… А он за бедных боролся, журнал этот издавал… «Колокол!» Как же он на Лазурке-то оказался? Непонятно!

– Так он же здесь не жил, а умер! – попыталась оправдать Герцена Юля. На ней обтягивающая оранжевая маечка, и белая юбочка, едва прикрывающая ягодицы. Она весит килограмм на десять меньше подруги и ее нижние конечности не имеют явно выраженной мускулатуры, что лично мне милее и приятнее.

– Но перед смертью он здесь жил! – настаивает Кристина, и ей нельзя отказать в логике. – Бедный революционер среди графов и князей! Как так?

– Да, странно, – соглашается Юля.

Эх, милые девочки! И «буревестник революции» товарищ Горький живописал беспросветную жизнь угнетенного самодержавием рабочего класса, проживая на острове Капри, одном из самых дорогих курортов мира. Сам вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, бедствуя и мыкаясь по заграничным ссылкам, ухитрялся играть в знаменитом казино в Монте-Карло, до которого отсюда всего около часа хорошей езды… Ему там даже памятник поставили, правда своеобразный: «Промывание мозгов» называется – несколько ленинских голов соединены змеевиком, вроде как от самогонного аппарата… Так что в отечественной истории много интересного и непонятного! Но что об этом может знать Зигфрид Майер? Он и по-русски-то ни бельмеса не понимает!

Поэтому я иду и молча слушаю щебет своих спутниц.

– Ну как он тебе? – спрашивает Кристина, конспиративно стараясь не смотреть в мою сторону.

– Ничего, – вяло отвечает Юля. – Но какой-то мрачный…

Откуда такой пессимизм, красотка? Больше жизни! Я самый веселый человек на земле. Особенно если влюблен… Но, раз создалось такое превратное впечатление, надо исправляться!

– Мы не в России, случайно? – оскаливаю я все тридцать два зуба и тычу пальцем в вывеску: «Сталинградский бульвар».

Девушки непонимающе пялятся на стену углового дома, потом до них доходит.

– Значит, уважают нас! – восторгается Кристина. – А вон, смотри, русское бистро! Давай признаемся нашему ухажеру, что мы голодны. Мне уже надоело жрать багеты по четыре евро, хочу пельменей под водочку. Ты как, Юль?

Юля тоже хочет исконной русской еды – пельменей и водки. Удивительно: они два дня как из Москвы, когда успели так соскучиться по русской кухне?

Выслушав предложение перекусить, изложенное на химкинском диалекте французского, я качаю головой.

– Ни в коем случае! Я приглашают вас в ресторан совсем другого класса! «Ротонда», слышали? Лучший ресторан побережья!

Учительницы многозначительно закатывают глаза: мол, да, конечно! И мы дружной компанией движемся к стоянке такси.

– А сколько вам лет, Зигфрид? – бестактно брякает Кристина.

– Тридцать шесть, – не моргнув глазом честно отвечаю я. Точнее, не честно, а искренне. Честность здесь ни при чем, потому что пятый десяток я разменял три года назад. И добавляю:

– Скоро будет!

Тут же перехожу в контратаку:

– А вам сколько?

– А мне… Двадцать пять!

«Ну да, конечно… Носогубные морщины оформляются к тридцати, а глубоко прорезаются к тридцати пяти. И «гусиные лапки» в углах глаз… Так что мы, пожалуй, ровесники, милочка! Причем я скинул себе восемь лет, а ты – все десять, если не больше…» – так думаю я, возмущаясь современной молодежью.

А вслух говорю:

– Такие молодые девушки нуждаются в поддержке и советах зрелого мужчины!

Кристина наклоняется к подруге и, понизив голос, говорит по-русски:

– На фиг мне его советы? Вот бабки – другое дело!

Они цинично смеются.

– Вас? Вас? – с глупой улыбкой спрашивает недотепа-немец. Но тут останавливается такси, и разговор сворачивается.

Через десять минут подъехали к «Негреско». Вымуштрованный швейцар узнал меня и помог дамам выйти из машины.

– Вас ожидает один англичанин, месье, – сказал он.

Это был, конечно, Алекс. В легком белом костюме и светло-голубой тенниске, он занял столик рядом с музыкальным автоматом, похожим на старинный шкаф, который стоял здесь, видно, еще со времен Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и «эры джаза». Автомат, к счастью, не работал. По другую сторону от нашего столика возвышалась позолоченная колонна. В этом рассаднике пафоса и китча – пестрые карусельные лошадки, розовые диванчики, напоминающие секундантов официанты – средний счет содержит три – четыре нуля. Впечатления девушек выразил возвышенный штиль Кристины:

– Блин, Юлька, как нас сюда пустили?

На что та незатейливо ответила:

– Значит, мэны у нас крутые!

Наверное, услышав английские слово, британец обаятельно улыбнулся и поднялся навстречу, галантно поцеловал девушкам ручки.