— Тебе, может, и да, но не мне. Я не позволю, чтобы ты превратился в посмешище для этих подонков. Хватит! Передай своей маме, что я не смогу отпраздновать с вами Рождество. Мы больше не увидимся, это невозможно. И не смотри на меня так! Ты сам понимаешь, что так будет лучше. — И она выбежала из кафе.

Он не пытался ее остановить. Лишь долго смотрел ей вслед, затем бросил скомканную бумажку на блюдце и направился к выходу.

Церемония открытия «Паласио де Мадрид» превзошла все ожидания и лондонского начальства, и Джастина Тейлора, и самой Мэри. Ей удалось связаться с тем журналистом, о котором упоминал Родриго. Он по секрету поведал ей о предстоящей свадьбе голливудской кинозвезды с известным певцом и взялся — за комиссионные, конечно, — сделать так, чтобы они отпраздновали ее во вновь открывшем двери для посетителей «Паласио».

Газеты только и писали о предстоящей свадьбе, со всего света слетелись журналисты и фотографы, наделавшие уйму снимков для цветных журналов. От телерепортеров тоже не было отбою, так что Мэри и Родриго пришлось немало потрудиться, чтобы найти уединенное местечко.

— Ты молодец, — сказал он ей. — Грандиозный успех. Поздравляю!

— Спасибо. Не знала, что ты придешь.

— А как же? Компания Алькасар — один из крупнейших поставщиков морепродуктов в мире. Или ты забыла? Должен был приехать Рикардо как глава фирмы, но мне удалось переубедить его, и вот я здесь.

— Но зачем?

— Как еще тебя увидеть? Ты же нас избегаешь!

— Ничего я не…

— Избегаешь, избегаешь! На Рождество не приехала, во время крещения маленькой Лусии тебя тоже не было, хотя собралась вся семья.

— Я просто не могла появиться там, на глазах у всех. Над тобой снова начнут смеяться. Для меня это невыносимо.

— Кто будет смеяться? Брось, им уже надоело, нашлись темы поинтереснее.

— Да что ты? По-моему, слухи не стихают.

— Ты слушаешь сплетни? — Он прищурился. — Не забивай себе этим голову, уже полтора месяца минуло с тех пор, как мы последний раз виделись. Рисунков мне больше никто не шлет, та карикатура была единственная. Или, по-твоему, мне нужно взяться за ружье и отстреливать этих типов? У отца где-то валялась старая охотничья винтовка; думаю, подойдет. Я, правда, в таких вещах не слишком силен, на охоту не ходил, так что для начала заряжу-ка я ее солью и буду палить по птичкам!

— Опять ты за свои шуточки! — возмутилась Мэри. — Неужели тебе все равно, что о тебе думают?

— А что прикажешь делать? Если ты такая воинственная, как наши с тобой предки конкистадоры, так я тебе эту винтовку принесу, ты сама пустишь ее в дело.

Мэри поморщилась.

— Это ты должен мстить, ты же оскорблен!

Она вспомнила рассказ Мартины: когда-то в Нью-Йорке он обозвал полицейского и едва не заехал ему по физиономии только за то, что тот потребовал предъявить права.

Теперь это в прошлом. Родриго изменился, больше не лезет на рожон не только из-за ерунды, но и когда его оскорбляют. Он научился быть выше этого. Быть выше своей любви к ней.

Вот и сейчас, не давая ей возразить, он раскланялся и принялся путешествовать по залу, поздравляя окружающих с открытием. Уходя, лишь бросил через плечо:

— Приятного вечера!

Нет, такой наглости Мэри стерпеть не смогла. На следующий же день, воспользовавшись тем, что после открытия отеля ей как-никак полагалась передышка, она села в такси и отправилась прямиком в особняк Алькасаров.

Ее встретила мать Родриго.

— Ничего не могу с ним поделать, — пожаловалась ей Мэри после того, как они обменялись приветствиями. — Он меня просто не слушает!

— Он никого не слушает, — вздохнула Клаудиа.

— Его не удается вразумить, он все твердит свое!

— Да уж, упрямства ему не занимать.

— Когда дело касается меня, он вообще перестает соображать.

— Это точно. Все случилось, стоило ему только встретить тебя. Как ни скрывал он своих чувств, я сразу догадалась, что Мария для него стала кем-то особенным.

— Теперь я для него не Мария. — В ее голосе послышалась печаль. — Он называет меня Мэри.

— Разве ты не этого хотела?

— Да… В свое время меня просто бесила эта «Мария», и только теперь до меня дошло, что он называл меня так потому, что любил. А теперь разлюбил и я для него всего лишь Мэри.

— Не говори так.

— Раньше я многого не понимала, — продолжала она. — Мне хотелось показать, какая я независимая, всем дать понять, что я не просто дочь Фернандо Вальдеса, что у меня есть свои мысли, свои чувства, что я тоже могу на что-то претендовать. Но тогда мне и в голову не приходило, что работа, карьера, независимость — все это фикция, если рядом нет того, кто тебя любит.

— Похоже, за то время, что мы не виделись, ты о многом успела поразмышлять, — заметила Клаудиа.

— А что толку? Уже слишком поздно! Только представить, через что ему пришлось пройти! А эти сплетни, эти насмешки, которые преследуют его до сих пор!

— Да, я что-то такое слышала… Родриго мне ничего не рассказывает, но и так нетрудно догадаться, каково ему.

— Должно быть, у вас разрывается сердце каждый раз, как вы его видите…

— Родриго сильный мальчик. Он сам справится со своими проблемами. Я не могу лезть в его дела, он знает: как только ему понадобится помощь, я буду рядом.

— Значит, — осторожно попыталась прояснить Мэри слишком туманные слова Клаудии, — сейчас… он не рядом? Он не живет здесь?

— Нет, он живет в том домике, который вы сняли.

— На вилле?

— Да. Он уже давно туда переехал.

— Он живет на вилле… один?

— У него нет другой женщины, если ты это имеешь в виду.

Мэри покраснела. Про женщину она даже и не подумала, просто представила себе, каково это быть одному в доме, предназначавшемся для них двоих, просыпаться в холодной постели, ложиться спать, зная, что никого нет рядом. Сидеть там вечерами, когда даже не с кем поговорить.

— Ты так ничего и не поняла… — проговорила Клаудиа. — У нас царят старые порядки. Мужская честь прежде всего. Ты оскорбила Родриго — так думают эти люди, — и он должен мстить. Вместо этого он защищает тебя. Конечно, для них он чудак, достойный осмеяния и презрения.

— Но это же несправедливо! — воскликнула Мэри. — Ни он, ни я этого не заслужили!

— Я не спорю. Но он дал понять окружающим, что ты для него важнее всего на свете, сознательно пошел против их закосневшей морали.

— Я не верю… не знаю, любит ли он меня.

— Не знаешь? Как ты думаешь, почему иначе он терпит все это? — с горечью спросила Клаудиа. — Не сомневайся в его чувствах, подумай о своих. Ради тебя он пожертвовал своей гордостью, добрым именем семьи, обычаями, принятыми у нас здесь. Когда мужчина так сильно любит, это возлагает на женщину огромную ответственность. Готова ли ты к ней?

— Да, — решительно ответила Мэри. — Раньше я тоже любила его, но та любовь не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытываю сейчас.

— Тогда ты знаешь, что делать, — сказала Клаудиа.

— Да, знаю.

Роли были расписаны заранее. Клаудии и Мэри пришлось немало над этим покумекать.

— Господи, мальчики совсем взрослые, — заметила Клаудиа, — но, похоже, они так и не научатся устраивать свои любовные дела без помощи матери.

Мэри сняла номер люкс в «Паласио». Его окна выходили на оживленную площадь с множеством кафе. Стояла весна, пригревало солнце, посетители с радостью пользовались возможностью посидеть на улице за бокалом хорошего вина. На это и сделала ставку Мэри. Хиль-Луис должен был привести в кафе, расположенное напротив окна в номер Мэри, всех обидчиков своего брата. Соблазнить их было просто: достаточно пообещать им выпивку. В задачу Рикардо входило доставить на место действия самого Родриго. Из окна своего номера Мэри видела, как они, беседуя, вероятно, о делах, подошли к тому кафе, где уже затаился Хиль-Луис с приведенной им компанией двадцатилетних забияк, потешавшихся над Родриго.