Таким образом, на смену племенному центру Волыню в конце X — начале XI вв. пришел Владимир — будущий стольный город Волынской земли, сплотивший вокруг себя значительную по размерам область. Перед нами два типа городских поселений. Первый был порождением родо-племенной эпохи, второй явился следствием утверждения территориальных связей, вытеснявших связи родственные. Этот вывод, как нам кажется, достаточно подкреплен историческим материалом. Сложнее ситуация с раскрытием социальной сути Перемышля, Белза, Червена и «червенских градов». Вопрос заключается в том, к какой категории их отнести: к разряду племенных центров или к новым городам, аналогам Владимира. Я. Д. Исаевич речь ведет о Червенском и Перемышльском племенных княжениях ^{35} , а Н. Ф. Котляр именует Перемышль и Червен племенными центрами ^{36} . Последний автор не проводит какого-либо различия между Волынем и Червеном, наблюдая чуть ли не полное сходство в их дальнейшей истории. Он пишет: «Приходится признать, что Червень и Волынь играли важную роль как территориальные центры лишь не позже первой четверти XI в. Далее оба города отходят в тень нового экономического, социального и политического образования, вокруг которого сформировалась Волынская земля, — города Владимира» ^{37} . Вряд ли правомерно подобное утверждение. Достаточно сказать, что город Волынь исчезает со страниц летописи, тогда как Червень продолжает фигурировать, превращаясь в волостной центр со своим княжением. В том же направлении шло историческое развитие Перемышля и Белза. Следовательно, мы можем говорить либо о трансформации Червена, Белза и Перемышля из племенных средоточий в волостные, либо о появлении их в качестве новых городских образований, сменивших племенные города. Но и в одном и в другом случае история Червена, Белза и Перемышля неоднозначна истории Волыня. Мы склонны видеть в этих городах новообразование, знаменующее начало территориально-общинной эпохи. Прежде всего нас в этом убеждает сравнительно позднее возникновение Червена, Белза и Перемышля, относимое исследователями ко второй половине X столетия ^{38} . На фоне так называемых «червенских городов» вырисовывается хотя и смутно способ (а точнее — один из способов) образования новых городских поселений. Червен, как можно заключить из Повести временных лет, появляется в гуще каких-то градов, что явствует из летописных выражений: «Червен и ины грады», «городы червеньскыя» ^{39} . Первенствующее положение Червена среди остальных градов тут очевидно. Что же представляла собой система «Червей и ины грады»? Если бы шла речь о XII, а не о конце X — начале XI в., можно было бы думать, что перед нами главный город и пригороды, олицетворяющие землю, волость. Но в рассматриваемое нами время волостная организация едва лишь зарождалась и потому не приобрела еще ясных очертаний. Отсюда наше предположение: «червенские грады» стадиально соответствовали архаическим civitates, описанным Географом Баварским и обнаруженных в виде городищ современными археологами ^{40} . А. Н. Насонов точно уловил суть происходивших в Побужье процессов, где стремление к консолидации, к образованию территориальных объединений вело «к ликвидации многочисленных civitatum, из которых составлялись племена…» ^{41} . Вместо них поднимались новые города, окруженные сельскими поселками, органически связанными со своим городским центром, т. е. закладывались основы грядущих земель-волостей, или городов-государств. Червей и является одним из примеров такого рода эволюции. Однако ни Червену, ни Перемышлю, ни Белзу не суждено было стать главным городом региона. Им стал Владимир. Уже первое летописное известие о Владимире указывает на его важную социально-политическую функцию как стольного города. Наличие княжения во Владимире — факт, говорящий о том, что местное общество заметно продвинулось на пути социально-политической интеграции. Довольно раннее учреждение владимирской епископии ^{42} следует понимать в том же смысле.

К 50-м годам XI в. политическое значение Владимира еще более возросло. В знаменитом «Завещании» князя Ярослава он поставлен в общий перечень с Киевом, Черниговом, Переяславлем и Смоленском ^{43} . По мере того как складывалась Владимирская волость, и происходило сплочение местных социальных сил, обострялась борьба Владимира за независимость от Киева. Но в первой половине XI в. власть «матери градов русских» над Владимиром еще сильна. Город покорно принимает к себе на княжение сыновей великого князя киевского. Мы видели здесь Всеволода Владимировича. Какое-то время княжил тут Святослав Ярославич ^{44} . Известная грань в отношениях киевской общины с Владимиром, как, впрочем, и с другими крупнейшими городами Руси, приходится на середину XI в. ^{45} Раздел русских земель Ярославом Мудрым между сыновьями накануне своей смерти отразил не только усложнение межкняжеских отношений, лежащих, кстати, на поверхности социальной жизни и потому прежде всего обращающих на себя внимание исследователей, но и глубинные тенденции к самостоятельности подчиненных пока Киеву древнерусских волостей, формирование которых к середине XI в. дало осязаемые результаты. В княжеской политике, таким образом, в завуалированном виде содержится интереснейшая для историка информация о внутренних процессах, происходивших в древнерусском обществе. История княжений Рюриковичей во Владимире второй половины XI в. наводит также на любопытные размышления.

По «Завещанию» Ярослава, отошедшем «света сего» в 1054 г., князем во Владимире сел Игорь. Но вот в 1057 г. «преставися Вячеслав, сын Ярославль, Смолиньске, и посадиша Игоря Смолиньске, из Володимеря выведше» ^{46} . Это сообщение Повести временных лет Н. Ф. Котляр разумеет так, будто «Изяслав Ярославич попросту присоединил Волынь к своим киевским владениям» ^{47} . Автор, по нашему мнению, наделяет князя Изяслава чересчур непомерной силой и властью. Упразднив княжение во Владимире, Изяслав пытался укрепить господство Киева над Владимиром, парализовать стремление владимирцев к независимости. Оставив Владимир без князя, Изяслав тем самым выдал, как верно заметил А. Н. Насонов, «желание Киева присоединить весь юго-западный край к составу „областной“ киевской территории, низвести его на положение, аналогичное положению Турова, Пинска, Берестья, Дорогобужа» ^{48} . Но желать и мочь — совсем не одно и то же. В лучшем случае Изяслав мог добиться усиления контроля над Волынью. Но с точки зрения исторической перспективы его политика была обречена, поскольку противоречила общему ходу исторического развития Руси. Правомерно предположить, что владимирцы боролись за восстановление княжения в своем городе.

А. Н. Насонов полагал, что в Побужье не было княжеской власти с 1057 по 1078 г. ^{49} Видимо, это не так. Владимир оставался без князя до изгнания Изяслава братьями из Киева и вокняжения в нем Святослава Ярославича в 1073 г. ^{50} Заняв киевский стол, Святослав отправил княжить во Владимир сына Олега. В декабре 1076 г. «от резанья желве» Святослав умер. Тогда Изяслав «поиде с ляхы», чтобы вернуть себе Киев, где после усопшего Святослава обосновался Всеволод, управлявший дотоле Черниговской землей ^{51} . Всеволод, узнав о походе Изяслава, пошел ему навстречу. Братья соединились на Волыни и заключили мирный договор, среди условий которого значилось, судя по всему, обязательство Всеволода вывести Олега из Владимира. Летописец сообщает: «Всеволод же иде противу брату Изяславу на Волынь, и створиста мир, и пришед Изяслав седе Кыеве, месяца иуля 15 день, Олег же, сын Святославль, бе у Всеволода Чернигове» ^{52} . О том, что Олега именно вывели из Владимира, читаем в «Поучении» Владимира Мономаха: «И Олег приде, из Володимеря выведен, и возвах и к собе на обед со отцемь в Чернигове, на Краснем дворе…» ^{53} Значит, вокняжение в Киеве открывало возможность распоряжения владимирским столом.