Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В рассматриваемое время получаем возможность изучать Черниговскую волость и в территориальном аспекте. Только что выделившийся центр нес еще на себе следы могущества былой «Русской земли». В статьях, предшествующих Комиссионному списку Новгородской I летописи указывается, что Святослав получил «Чернигов и всю страну въсточную и до Мурома» {30} . Такой широкий территориальный размах сохраняется еще какое-то время. В 1095 г. в Муроме был «ят» посадник Олега Святославича {31} . О том же свидетельствуют и действия Олега в Муромской земле. Набрав воев в Смоленске, черниговский князь пришел к Мурому и заявил сидевшему там Изяславу Владимировичу: «Иди в волость отца своего Ростову, а то есть волость отца моего» {32} . Летописец замечает, что на его стороне была правда. Но это была лишь правда межкняжеских делений «хлеба», а ход исторических событий действовал против Олега. Формировалась, собственно, Черниговская волость, а в «восточной стране» зарождались Муромский и Рязанский города-государства.

Впервые с Черниговской волостью мы встречаемся в летописном сообщении под 1068 г. Тогда «половцем воюющим около Чернигова, Святослав же собрав дружины нелико изиде на нь ко Сновьску» {33} . Сновск в данном летописном сообщении предстает перед нами как пригород Чернигова. Другой пригород — Стародуб. В нем «затворился» Олег, после того, как Святополк и Владимир выбили его из Чернигова. Киевские князья «оступиста и в граде и бьяхутся из города крепко, а сим приступаху к граду и язвени бываху мнози от обоих и бысть межи ими брань люта». Только когда люди стали изнемогать от многодневной осады, Олег «вылезе из града» {34} . Значит, пригород в это время живет в унисон с главным городом. Он поддерживает того же князя, что и главный город земли.

К исходу XI в. складывание городских волостей (городов-государств) на Руси, происходившее на основе консолидации местных сил, приняло рельефные формы. Об этом можно судить по такому заметному политическому событию, каким был княжеский съезд 1097 г. в Любече. Летописец рассказывает: «Придоша Святополк и Володимер, и Давыд Игоревичь, и Василко Ростиславич, и Давыд Святославичь, и брат его Олег, и сняшася Любячи на устроенье мира, и глаголаша к собе, рекуще: „Почто губим Руськую землю, сами на ся котору деюще? А половци землю нашю несуть розно, и ради суть, оже межю нами рати. Да ноне отселе имемся въ едино сердце, и блюдем Рускые земли; каждо да держить отчину свою: Святополк Кыев Изяславлю, Володимерь Всеволожю, Давыд и Олег и Ярослав Святославлю, а им же роздал Всеволод городы: Давыду Володимерь, Ростиславичема Перемышль Володареви, Теребовль Василкови“. И на том целоваша крест» {35} .

Съезд в Любече рассматривается современными историками в связи с проблемой феодальной раздробленности на Руси… Так, Б. Д. Греков считал, что на Любечском съезде «совершенно четко было констатировано наличие нового политического строя. Было официально произнесено и признано съездом: „кождо да держать отчину свою“. Съезд признал этот факт основой дальнейших политических междукняжеских отношений» {36} .По Д. С. Лихачеву, поддержавшему Б. Д. Грекова, «в отличие от завещания Ярослава (1054 г.) в постановлениях Любечского съезда не упоминается о старейшинстве. Права обижаемого защищает не старший князь, а все князья. вместе. Однако ни „завещанию“ Ярослава, ни Любечскому съезду не удалось приостановить раздела Руси и восстановить ее единство» {37} . Согласно В. В. Мавродину, на Любечском съезде восторжествовал принцип «феодального расчленения земли Русской» {38} . С точки зрения В. Т. Пашуто, съезд князей в Любече «решал вопрос о разделе страны на отчины и, видимо, о разделе коренного домена — собственно „Русской земли“ (Киев, Чернигов, Переяславль) — с обязательством получающих части в ней блюсти ее всем „за один“. Этот съезд принял решения, определившие судьбы Киева на несколько столетий» {39} . По мысли Б. А. Рыбакова, «на Любечском съезде был провозглашен принцип династического разделения Русской земли между различными княжескими ветвями при соблюдении ее единства перед лицом внешней опасности… Но все это было основано не на реальных интересах отдельных земель, не на действительном соотношении сил. Князья, глядя на Русь как бы с птичьего полета, делили ее на куски, сообразуясь со случайными границами владений сыновей Ярослава» {40} . Н. Ф. Котляр полагает, что в Любече «был провозглашен лозунг отстаивания единства Древнерусского государства» перед лицом половецкой угрозы. Вместе с тем Любечский съезд узаконил «принцип наследственного владения землями» {41} .

Анализ летописного текста привел нас к несколько иным выводам. Прежде всего надо подчеркнуть, что исследователи неоправданно рассуждают о Древнерусском государстве в целом (о Руси или всей стране). Внимание летописца и князей, собравшихся в Любече, сосредоточено на «Русской земле». Что разумел летописец под «Русской землей», видно из перечисленных им княжеских держаний. Это — Киев, Чернигов, Переяславль, т. е. волости, возглавляемые названными городами. Несколько странное впечатление производит упоминание в летописи Владимира, Перемышля и Теребовля в связи с «Русской землей». Впрочем, тому есть свое объяснение, о чем речь ниже.

Итак, помыслы князей, съехавшихся на сейм в Любече, были обращены не ко всей Руси, а лишь к «Русской земле» и городам Юго-Запада. Какую цель преследовали участники съезда? Летописец ясно говорит, что князья «сняшася Любячи на устроенье мира», необходимого в условиях половецких вторжений. Стало быть, ради прекращения вражды и усобиц собрались князья, а не для мнимого «раздела страны». Примирение, провозглашенное в Любече, касалось определенных лиц и потому устанавливалось на какое-то близко обозримое время, т. е. время их деятельности. Вот почему решения Любечского съезда нельзя распространять на последующие времена, как узаконившие новый политический порядок и принципы владения волостями, а тем более видеть в них решения, «определившие судьбы Киева на несколько столетий». Поступая так, исследователи придают княжескому съезду несвойственное ему эпохальное значение. Вызывает возражение и стремление отдельных ученых истолковать соглашение 1097 г. в Любече как попытку задержать раздел Руси, восстановить и отстоять ее единство. Князья договаривались о единстве между собой. Но достичь его они могли только путем распределения княжений по отчинному принципу, привычному для людей Древней Руси. Мы ошибемся, если вообразим, что распределение княжений означало раздел земель. Делились не земли, а власть над ними. «Кождо да держить отчину свою», — заявили князья. Они, следовательно, сошлись на том, что каждый из присутствующих на съезде должен править там, где правил его отец {42} . Разумеется, раздел власти над землями немыслим без существования самих земель как политических единиц. Отсюда вывод: договоренность князей в Любече регистрировала то, что стало фактом исторической действительности — распад «Русской земли» на Киевскую, Черниговскую и Переяславскую городские волости. Летописец и его герои-князья, сетуя на плачевную участь «Русской земли», пользовались устаревшей терминологией, поскольку «Русская земля», какой она была в IX–X вв., отошла в прошлое, уступив место трем государственным образованиям. К исходу XI в. на политической карте Восточной Европы «Русская земля» уже не столько политическое, сколько географическое понятие.

25
{"b":"161175","o":1}