работы до сих пор хранятся у нашей учительницы литературы

Валентины Тимофеевны Бязыровой. Соображал в математике. Даргинат

Владимировна, преподаватель физики, им явно гордилась, хотя и

конфликтовали они почти каждый урок. Иногда Артур мог и домашнее

задание не сделать, и нагрубить, и прогулять. В его дубленку мы

помещались вдвоем с подружкой Олей Томильчик. Нас застегивали на

все пуговицы и веселились от души. Перед самым выпускным вечером мы

с утра отправились к Артуру на дачу есть черешню. Ключ от ворот он

потерял, как короче пройти – забыл, и мы тащились через заросли

крапивы с какой-то правильной, с его точки зрения, стороны. Потом

мальчишки обобрали все дерево, мы наелись, что называется, от пуза,

и соображали – прилично ли будем выглядеть вечером в ссадинах,

царапинах и синяках после крапивы и перелезания через забор.

Конечно, рассуждали о будущем, кто куда будет поступать и кто кого

пригласит танцевать на выпускном. Договорились, что после третьего

курса соберемся и поедем за город в одно заветное место, где в

шестом классе торжественно закопали бутылку с записанными на

тетрадных листиках сокровенными желаниями.

Не сложилось. Разбросала всех судьба, и так и не получилось

всем совпасть во времени и пространстве. Даже на юбилее школы,

одной из старейших на Северном Кавказе и отмечавшей 125-летие два

года назад, из приезжих, если не ошибаюсь, была одна я.

…Через год осенью мне позвонили наши мальчишки. Плакали и

говорили, что пришла похоронка, что, скорее всего, это ошибка, что

надо отключить у Артура дома телефон, чтоб мама не узнала (какая

наивность!). Но это не было ошибкой. Привезли нашего Артура в

запаянном гробу с крошечным окошком. В то время таких гробов

привозили много, и на похороны собирался весь город. Почти все из

бывших трех параллельных классов отпросились из институтов,

девчонки рыдали, парни курили и сдерживались из последних сил. Что

в действительности произошло, как случилось, что Артура не стало,

никто толком ничего так и не рассказал. Только его мама получила

еще пару писем от сына, отосланных за несколько дней до гибели.

И вот я ночью, в другой стране, совершенно отчетливо вижу

взгляд Артура. Только он мог так смотреть. Это только его выражение

глаз, его быстрый мрачно-ироничный взгляд исподлобья. Я тащу мужа

на площадь. Ночь. Тишина. Ни души. Магазинчик давно закрыт,

иллюминация выключена. Откуда-то выходят двое мужчин.

Расспрашиваем. Они долго не могут понять, что нам надо. С грехом

пополам удается выяснить, что да, есть такой нищий. Как зовут –

никто не знает, было бы странным, если бы знали, он не местный, где

живет – неизвестно, никогда не просит, просто молча сидит, не

индус, и у него нет ноги. Сколько лет? Может, сорок, а может, все

шестьдесят. Собеседники удивлены ситуацией. Действительно, ночью

двое европейцев, хватая вас за шкирку, требуют объяснить что-то по

поводу незаметного и никому не нужного бродяги-инвалида.

Мне тогда казалось, что сердце выпрыгнет. Почему я не вернулась

сразу, почему не окликнула, почему не присела на корточки рядом,

почему не посмотрела в глаза? Муж меня успокаивал, индийцы ничего

не понимали – почему мэм рыдает? Умом я понимала, что ситуация

абсурдна, что быть того не может, чтобы это был наш Артур. И если

бы это был он, то никогда бы не заставил мать и сестру ждать всю

жизнь. Бесконечные «если бы»…

Ранним утром площадь была пуста. И весь день тоже. Вечером он

тоже не появился.

Но я до сих пор задаю себе вопрос – «А вдруг?» И всегда

расстраиваюсь, когда слышу «Черный тюльпан» А. Розенбаума.

Окончание. Начало см. «Дарьял» 3’09

Когда-то, уже очень давно, когда мы впервые прилетели в Индию,

меня поразило высказанное кем-то из встречающих мнение. Мол, Дели –

это деревня, тоска тут смертная, ходить некуда, смотреть особо

тоже. Согласна, Дели сильно отличается от нашего «продвинутого»

представления о столицах. Да, в девять вечера город вымирает,

дороги практически пусты, особенно зимой, в период опускающихся

туманов; да, здесь нет театров, ледовых шоу, огромного количества

клубов, нет попсы, собирающей стадионы, нет такого количества

выставочных залов и супермаркетов. Зато каждый день новые встречи,

новые «картинки» на улицах, новые ощущения. Здесь все так отлично

от наших укоренившихся представлений о жизни вообще. Тут

испытываешь постоянное «чувство локтя». Сначала это ускользает из

внимания ввиду каждоминутно обрушивающихся на вас впечатлений,

потом раздражает, потом просто воспринимается как данность. Будьте

уверены, что если вы покупаете мороженое в кафе «Нирула», и если

народу мало, то первый же новый посетитель встанет именно за вами и

именно так, чтоб касаться вашего плеча. В Дели, как, впрочем, и во

всей стране, везде и всегда толпы людей. Они в магазинах в любое

время дня, на ярмарках, в кинотеатрах, вдоль всех дорог, куда бы

вы ни ехали, даже если признаков цивилизации в поле вашего зрения

нет. Они спорят, торгуются, покупают, продают, ремонтируют, спешат,

лежат, спят, стригут и бреют, моются прямо на улицах. Все это в

постоянном движении. Никогда ничего не стоит на месте. Ну, за

редким исключением, конечно. Сначала все сливается в глазах, но

потом вы начинаете улавливать отдельные персонажи. И вот в окно

машины вам улыбаются из остановившегося рядом на перекрестке

тривиллера водитель и куча девчонок в школьной форме. Как они все

туда поместились? Вот на ярмарке к вам подходит европеец в

индийской одежде, представляется сербом, бежавшим из Югославии, и

просит денег на «покушать». А вот приходит письмо, в котором

парнишка из какого-то богом забытого уголка просит прислать ему

книги на русском языке, и ты несешься по всем знакомым за «дарами».

Постепенно появляются знакомые, и постепенно начинают усваиваться

имена и фамилии. Чуть дольше привыкаешь к местному английскому и

запоминаешь несложные слова на хинди. Потом приятно удивляешься,

когда в кафе, в магазинах, в ставшей моей любимой фотолаборатории

на Сароджини Маркет, просто на рынке начинают узнавать, называют по

имени, интересуются, как дела и здоровье. Начинаешь осваивать

местный транспорт, в основном, такси, и пешие маршруты куда-нибудь

не особо далеко. Всегда можно просить у окружающих помощи – от

совета по выбору сари и специй до указания нужного вам адреса. И

будьте уверены – вам всегда помогут, всегда доброжелательно и с

улыбкой. Вас замотают в десятки метров сари так, что от обилия

цветовой гаммы у вас начнет рябить в глазах, под нос вам поднесут

столько разновидностей чего-то остро и вкусно пахнущего из специй,

что вы начнете чихать на зависть старику Хоттабычу, вам укажут

десяток действительно верных направлений, но зато все от души. И вы

почему-то не можете сердиться. И постепенно все вокруг начинает

восприниматься как некая единственная реальность.

Конечно, самое интересное – это люди. Их количество на улицах

ошеломляет. На перекрестках со всех четырех сторон скапливается так

много людей, что удивительно, как они все вообще не сталкиваются

между собой. Сотни мотоциклистов в блестящих шлемах, делающих их

похожими на деловых муравьев. Десятки желтых мотороллеров,

переполненных пассажирами, громадные грузовики с кабинами,

украшенными гирляндами оранжевых или белых цветов, полосками

золотой бумаги или пластика, автобусы с пыльными, давно не мытыми