— Постой, постой, а веревка! — закричал Рахта, да поздно было!

Полина оглянулась было, хотела приостановиться, да поскользнулась, руками взмахнула, нога подвернулась, девушка упала, да вниз, под клон и покатилась. Плюх! Полина погрузилась в Мертвую воду с головой, вынырнула — радостная, счастливая.

— У меня вся кожа снова гладкая и на цвет красивая! — закричала она.

— То хорошо, а как я тебя теперь вытягивать буду? — отозвался ее любимый.

— Бросай веревку!

— Так не достанет…

— Так ты себя не за пояс, а за ногу привяжи, да сам — на землю ложись!

Так Рахта и сделал. Бросил веревку раз, другой, третий — Полина веревку, в конце концов, поймала, уцепилась, начала перехватывать, подтягиваться… Хорошо — когда твоя девушка богатырка! Не всегда, конечно, но сейчас — очень даже сгодилось…

Вдруг не стало никакой черной воды, да и сама яма обратилась в провал бездонный, и повисла Полина, держась за веревку, а под ней затягивающая мгла сгустилася…

— Сейчас, сейчас, я тебя вытяну! — закричал Рахта и начал тянуть веревку, перехватывая ее и подтягивая на себя. Но каждый перехват оказывался все тяжелее, как будто навалился на девушку груз стопудовый…

— Мертвое к мертвому, а живое, если хочет живым остаться, к живому, — услышал богатырь возле головы глухой голос. Оглянулся. То мертвая голова смотрела на него пустыми глазницами, а безгубый рот те слова говорил-выговаривал. Откуда она взялась, эта череп-голова? Как будто из земли выросла, как качан капусты торчит, только страшный такой кочан, зловещий.

— Что ты хочешь сказать-приказать, Виев посланец? — зло спросил Рахта, — коли мертвое к мертвому, так и отправляйся, откель пришел!

— Отправлюсь, отправлюсь, голубчик, — прошипела голова, — вот только свое с собой заберу, и отправлюсь! И на Леля не надейся больше, да и Лада твоей невесте не подмога, ей живым влюбленным помогать бы управиться… Отпусти веревку, отдай мертвое мертвому!

— Нет, не отдам мою ладушку мертвой голове на потеху! — закричал Рахта и рванул веревку что есть мочи. И Полина на себя потянула, да забросила ножку уже на край пропасти, рывком встала, еще шагнуть собирается, вот и за руку Рахту ухватила…

Но тут из провала того, мертвецким холодом тянущего, как бы рука огромная образовалася, как бы мрак вдруг сгустился и осязаемым стал, и схватил тот мрак-рука Полину, и потянул он ее обратно. Но крепко держит Рахта руку возлюбленной своей, не выпускает…

— Не управиться силе богатырской супротив силы божеской, — засмеялась мертвая голова, — последний раз говорю — отпусти по-хорошему! Мне живых нахлебников в моем царстве не надобно, мне моих мертвых уж достаточно…

— Иль любимую спасу, иль самому мне не жить! — воскликнул Рахта, да пересилил руку страшную, притянул любимую к себе, обнял да поцеловал…

— Что ж, сам себе судьбу избрал, я порядок не сломал, — вздохнул череп. Ничего он не сделал при этом, ни слова заветного не сказал, ни глазом ужасном не моргнул, просто сделалось тут и все… Не стало под ногами у Рахты Земли-матушки, исчезла земля, и полетел он вниз, лишь любимую свою обнимая. Но не все еще — чувствует, не упал еще, а держит его побратим, держит, удерживает, вот и подтягивать стал, наклонился, руку перехватить хочет, а Рахтушка медлит, он ведь руками Полинушку держит, хоть и понимает, что сама удержится, да боязно выпустить…

— Сухматушка, спасай! — крикнул Рахта, — На тебя вся надежа!

— Ну вот, еще один! — зашипел голый череп, — Куда мне столько? Хватит, довольно…

Тут почуял Сухматушка, что в земле он весь, и нет кругом ничего, окромя земли. Похоронен заживо… И дышать-то тут, под землею нечем, чувствует — задыхается, да и двинуться даже не может, ручкой пошевелить и то — некуда. А ножкой — вроде шевелит, да что толку? И настала Сухмату чернота в глазах…

Нет, опомнился Сухмат. Лежит на земле, дышит — живой, стало быть… Рядом — Нойдак хлопочет. Привстал Сухматий, смотрит — близ него — яма в земле. Догадался — вовремя поспел ведунишка их драгоценный, а уж как тщедушный Нойдак его за ноги вытянул — уж и не знает. Может, и вправду говорят, когда очень надо — сила великая появляется…

Потом долго сидели они на том месте, ждали невесть чего, ждали, да так ничего и не дождались. Не было больше никакой ямы с Мертвой водой, просто ровная земля — и все! Нойдак рассказал, что его Дух сразу на подмогу позвал, как только земля под Рахтой провалилася. Он спешил-бежал, да не успел. Только Сухмата и выручил… А Духа своего Нойдак сразу же вослед Рахте послал, улетел он, да не возвращается!

Так и не дождались Сухмат с Нойдаком ничего. Дух как бы и пропал. Сидели они, сидели, а потом — слышат — птички над головой зачирикали. Значит — нет больше здесь места проклятого, все! Будет здесь обычный лес, и ждать боле нечего.

— Понял я, что старик тот говорил, — сказал Нойдак, вставая, — что была дыра в Мертвый мир, а заткнуть ту дыру можно было только тем мертвецом, из-за которого эта дыра и образовалася… Ох, не пожалел злой старик, не пожалел…

Друзья ехали молча, у обоих было просто отвратительно на душе… Друзья? Да, теперь это можно было сказать со всей определенностью. Это раньше Сухмат был побратимом Рахты, а Рахта — другом Нойдака… Теперь же были поставлены все точки в их отношениях. Дело было так. Нойдак, поняв, что Рахту уже не вернуть, просто сказал Сухмату, что теперь их пути могут — если то того пожелает — разойтись. Ведь Сухмат, кажется, потерял с гибелью побратима, интерес не только к цели их похода, но и к жизни вообще. И Нойдак дал понять, что они могут разъехаться — раз уж их больше ничего не связывает…

— Не морочь голову, — отозвался Сухмат угрюмо, — вместе выехали, вместе и дело сделаем, вместе и вернемся. И, вообще, запомни, парень! Ты — единственное, что мне осталось на память о Рахте. Так что считай меня другом, если ты не против, конечно…

— Ты — мне друг! — подтвердил Нойдак и замолчал.

Так они молча и ехали всю дорогу. Не было и Духа. Куда запропастился снова этот мальчишка? Неизвестно… Но Нойдак на этот раз серьезно опасался за него. Ведь Дух собирался, кажется, отыскать Рахту. И если богатырь попал, вслед за возлюбленной, в Мир Мертвых, то соваться туда даже такому независимому созданию, каким был Дух, было не безопасно. Это для людей он был невидим и неощутим. А как насчет богов? Ну, как разгневается Повелитель мертвых? Нойдак хорошо помнил, как Дурий бог не только поймал Духа за ухо, но и отшлепал мальчугана по мягкому месту. Но Ванек был божеством, в целом, добрым, чего нельзя было ожидать от Вия. Да и как Повелитель Мертвого Мира может быть добрым? Нет, разумеется нет. И потому Нойдак сильно беспокоился за своего невидимого дружка.

Был и еще один момент, связанный с тем, что Дух до сих пор не появился. Сразу после гибели Рахты Сухмат предложил Нойдаку справить хотя бы малую тризну — хоть и не так, как большая, а все ж — мертвому в помощь. Ты какой-никакой, а все ж — ведун. Своих-то собратьев в мир мертвый провожал?

— Провожал…

— Ну, и обычаи русские повидал ведь?

— Повидал…

— Так все рано окромя тебя нет у меня волхва! — заключил Сухматий.

— Ты так уверен, что Рахта умер? — неожиданно усомнился Нойдак, — Где его мертвое тело, в таком случае?

— Сгинуло в пропасти бездонной…

— Может, сгинуло, а может, и нет, — продолжал надеяться неизвестно на что Нойдак.

— А чего гадать?

— То-то и оно, что гадать нечего, надо Духа дождаться, вернется — расскажет, жив ли Рахта, али предстал…

— Может, ты и прав… — неожиданно согласился богатырь, — Подождем!

Как видно, и внешний вид, и отношение других людей к тебе очень зависит от того, каков ты внутри. Вот Сухмат, кляня себя за гибель побратима, тащится на коняге с понурой головой, за ним, столь же невесело — Нойдак. Совсем не тот вид, что парой дюжин дней раньше! И к чему это приводит? Да к тому, что встречные, ну скажем, лихие люди, уже не воспримут Сухмата как богатыря русского, непобедимого…