— Что же за шкура эта такая? — спросил Нойдак, — Какого такого зверя волшебного?

— Не зверя, а овна заветного, златого, а на ней, на шкуре этой, письмена древними богами, что нашим богам дедами приходились, написаны… Письмена те счастье и богатство приносят, да не одному ее обладателю, а всей земле, где шкура та хранится, — объяснил Сухмат.

— Письмена? — Нойдак живо заинтересовался, — А на каком языке, какой грамоты? Латинской? Греческой? Али рунической? — Хоть Нойдак читать-писать так и не научился, уж чего-чего, а названий от Черного Прынца он понахватался!

— Руны там, верно, потому как и называли эту шкурку Златым Руном, — подсказал Рахта.

— Истории той больше двух тысяч лет уже, — настроился на новую сказку Сухмат, — собрались как-то богатыри земли греческой… Трудно, конечно, поверить, что среди греков богатыри водятся, хлипкие они сейчас, это верно…

— Ничего, ты, кажись, им породу подправил, — усмехнулся Рахта.

— Но те богатыри греческие древние были родом своим русы, и только еще в землю грецкую пришли, и породы еще не спортили, — как бы оправдываясь за «греческих богатырей», пояснил Сухмат.

— А я так слышал, что «богатырями не рождаются», — встрял Нойдак.

— Это не в том смысле, в котором… — Сухмат сбился, — Это говорят, когда хотят сказать, что воином, ну, воякой таким опытным, умелым не рождаются, это все научиться надо… А в смысле силы — тут и дело врожденное зело важно!

— Да, я слышал немало сказов про то, как в детстве богатыри уже сильными бывали. Черный Прынц сказывал историю про одного богатыря заморского, так он в детстве…

— Что тебе богатыри заморские, вот Рахта рядом сидит! — насмешливо перебил ведуна Сухматий.

— А что Рахта?

— А тебе что, ни разу не рассказывали, как Рахту дитем в печку саживали?

— Нет, этой сказки я не слышал, — удивился Нойдак.

— То не сказка — ложь да кривда, то святая правда!

— Слушай, братишка, — перебил в свою очередь Сухмата Рахта, — зачем это все всем рассказывать?

— Мне тоже интересно, — сказала Полинушка, — расскажи, что за история с тобой такая дитем была!

— Не, я не хочу рассказывать, — помотал головой богатырь, — а Сухмат возьмется — так приврет!

— Я никогда не вру! И не выдумываю! — рассердился Сухмат, потом хитро усмехнулся, — Разве что приукрашиваю…

— Ну и приукрась! — разрешила Полина.

— Пока дите малое, оно дите еще, даже и без имени настоящего, — начал рассказ Сухмат, — а потом, когда дите подрастает, пора ему имя получить, да человеком стать приходит. Вот и пришла такая пора для маленького мальчонки, которого сейчас все Рахтой зовут. Годами-то он мал был, но на голову выше своих сверстников, а руки да ноги — ну, как у взрослого, если не толще… Так, по крайней мере, сказывали!

— Это кто ж тебе такое сказывал? — ехидно осведомился Рахта.

— Знающие люди! — парировал Сухмат и продолжил, — У разных племен посвящение по разному проходит, вот Илья-богатырь, к примеру сказывал…

— Ты про Рахту давай, — напомнила Полина.

— В том роду-племени, откель Рахта к нам появился-заявился, обычай был не прост, испытание — немалое… Бывало, и не возвращались дети обратно. Что же — судьба!

— Как не возвращались? — удивился Нойдак, — У моего племени, кто испытания кровавого не выдерживал, от боли кричал, того еще на год ребенком считали, а следующей весной — повторяли. И не бывало, чтобы второй раз кто опозорился!

— Боль вытерпеть, не закричать — дело не хитрое, — сказал Рахта, — разве ж это испытание?

— Да ты продолжай, продолжай…

— Так вот, пришел маленькому Рахте срок, — начал сказывать Сухмат, — говорят ему отец с матерью:

— Иди в лес густой, по тропинке, прямо и прямо, потом увидишь дуб большой, одинокий, а от него тропинку влево идущую, слабую, не протоптанную… Иди по ней вперед, пока не увидишь избушку престранную. Чего не увидишь, ничего не бойся! А в избушке той поклонись старой женщине. Спросит баушка, зачем пришел. Ответь — за именем! А потом делай все, что тебе старая женщина велит, во всем слушайся!

Пошел маленький Рахта в лес, идет, идет, вот и места незнакомые начались, сплошная чаща, да и тропинка все уже и уже… А вот и полянка. Вот и дуб посередине. А у дуба того столетнего дорожка раздваивается, направо — тропинка как тропинка, а налево, куда идти наказали — слабенькая совсем, почти и не протоптанная. Пошел мальчик налево, идет себе и идет, тихо в лесу, даже птицы петь перестали. Вдруг навстречу Рахте старичок-лесовичок.

— Куды, мальчик, идешь? — спрашивает.

— В избушку — к старушке, — отвечает Рахта.

— Ой, не ходи в избушку, — говорит ему лесовичок, — то не простая старушка, то — Баба-Яга, съест она тебя!

— Мне отец с матерью наказывали ничего не бояться, — отвечает Рахта, — и я им послушен. Никто меня не съест, а то родители бы меня и не послали…

— Глупый мальчик! — говорит старичок, — Не знают твои отец с матерью, что может Баба-Яга тебя съесть, а может и отпустить, имя давши! Будь ты тощеньким-щупленьким да худеньким-бледненьким, не стала бы есть тебя Баба-Яга, а ты мясистенький такой, аппетитный, съест она тебя, точно съест!

— А вот и не съест! — рассердился мальчик-Рахта, — И пугать меня нечего! Я иду взрослым становиться, прочь с моей дороги!

— Ну, иди, иди, глупый мальчик, еще припомнишь мои слова! — проворчал вслед маленькому Рахте старичок-лесовичок.

Пошел Рахта дальше, идет себе, идет, посвистывает, не боится ничего… Видит, лежит у самой тропинки мертвая голова волчья. И говорит та черепушка голосом человечьим…

— А вот этого не было! — перебил побратима Рахта.

— Ладно, это я и впрямь придумал, — согласился Сухмат и продолжил…

Видит мальчик — впереди избушка, а вокруг забор-частокол, да на каждом колу — череп человеческий. Дунет ветерок — черепа стучат! Не испугался мальчик-Рахта, идет прямо в избу. А там его старуха поджидает. Смотрит Рахта — а это и впрямь Баба-Яга Костяная Нога! Страшная-престрашная, зубы изо рта наружу торчат, нос крючком, волосы — торчком!

— Зачем явился — не запылился? — спрашивает малыша Баба-Яга.

— За именем пришел! — отвечает ей Рахта.

— Имя дать — дело не простое, — говорит ему бабка, а сама зубы свои скалит, — сначала ты испытание должен пройтить!

— Испытывай! — говорит мальчик-Рахта.

— Садись, мальчик на лопату, буду тебя в печь саживать!

— Не хочу в печь, ты меня там изжаришь и съешь потом! — отвечает Рахта.

— Тебе что мать с отцом родные наказывали?

— Слушаться…

— Так и слушайся! — говорит Баба-Яга строго, скидывай рубаху да садись на лопату.

Послушался мальчик-Рахта, снял рубаху, а бабка как его голеньким увидала, какие у него руки да ноги мясистые, у ней аж и слюнки потекли. А наш-то, маленький дурачок, этого не заметил, сел на лопатку, его старуха в печь и запихала. И то, пролез еле-еле. Сразу заслонку закрыла, да принялась дровишек подкладывать…

— Как, не холодно тебе там, мальчик? — спрашивает, — А то я еще дровишек подложу!

— Эй, бабка, да здесь уж совсем горячо!

— Ничего, ничего, терпи, дитятко, хотел имя получить — так и поджариться вытерпи!

Терпел Рахта, терпел, да уж и невмоготу стало. Куда там баня какая! И кричит он снова…

— Эй, Баба-Яга, выпусти меня, а то я изжарюсь здесь!

— А изжаришься, буде такова твоя судьба, — смеется старуха, — съем я тебя, мясом налакомлюсь, на травке покатаюся-поваляюся!

— Ну-ка, выпусти меня сейчас же! — говорит Рахта, — А не то вылезу сам, хуже будет!

— Ну, вылазь, коли смогешь! — совсем уж рассмеялась Баба-Яга.

Рахта был мальчик послушный, разрешили вылезти, если сможет — он и решил смочь! Ножками да ручками в раскаленную печь уперся, да как потянулся изо всей своей детской мочи — пошла печь трещинами… Как ударил ногой раз, другой — повыбивал кирпичи!

— Эй, ты чего мне избушку-то рушишь? — испугалась Баба-Яга, — Я ж пошутила, я тебя и так выпущу…