И все-таки размышления о высших существах продолжали тревожить Нойдака. Правда, как оказалось, эти самые размышления преследовали лишь одну, конкретную задачу. И вот, на ближайшем привале, Нойдак вновь начал терзать своих друзей вопросами.

— Вот у вас, князей да богатырей, бог — покровитель Перун? Так?

— Перун. — отозвался Сухмат.

— А у тех, кто коров да овец разводит, да торгует — Велес? — продолжал допытываться Нойдак.

— Ну, да…

— А девушки любви у Лады выспрашивают?

— Ага! — улыбнулся Сухматий.

— А кузнецы да иные мастера — Сварожичу?

— Ну, правильно, — отозвался на этот раз Рахта, — надоел уже. И Роду старики молятся да ведуны, а Симаргла колдуны уваживают. Все, теперь все?

— Вот видишь, у всех есть боги, а кто у Нойдака бог?

— А ты кто? Ведун — не ведун, воин — не воин… — Рахта был в этот вечер зол, — Дурак ты, Нойдак, вот кто ты!

— Если Нойдак дурак, то кто его бог? — задал уж совершенно глупый вопрос северянин.

— Да кому из богов дураки нужны? — вконец развеселился Сухмат, который, в противоположность побратиму, теперь уже забавлялся этим разговором.

— А разве у дураков нет бога? — удивился Нойдак, — У всех есть, а у меня — нет?

— Вот уж о ком никогда слыхом не слыхивал, так это о Боге Дураков! — попытался закончить разговор Рахта.

— И нигде, ни в каких землях, нет для меня бога?

— Слыхал я о земле Хинд, — продолжал веселиться Сухматий, — так там богов так много, как у нас — сорок да ворон. Но и там, думаю, Бога для дураков не придумали…

Разговор закончился, и Нойдак, так и оставшийся без личного бога, расстроился вконец. В самом деле обидно — у всех есть, а у тебя — нет!

— Что это ты такое …? — спросил Рахта, наблюдая за действиями старой бабки.

Рахта мог и сам напечь хлеба али пирогов, прекрасно знал, как готовить тесто, на чем замешивать, сколько чего класть — крутое ли нужно было тесто для печения, иль жидкое — для блинов. Но то, что смешивала эта бабка, было непривычно. Как так — муку и патоку? Что же это получится такое? Может, старуха на старости лет совсем из ума выжила…

— Тише ты, а то заругают меня, что при чужаке пряничное тесто замешиваю, — ругнулась было старая женщина и тут же схватила сама себя руками за рот, поняв, что проговорилась.

— Так вот он, секрет пряников печатных! — воскликнул Рахта. Все любили пряники, но тайна их изготовления зорко охранялась в этих краях. Повезти в Киев на продажу — сколько угодно, пусть едят… Но секрет — наш, никому не скажем!

— Ой, дитятко, если кто узнает, что секрет тебе заветный глупая я, выболтала, ой, убьют меня смертью лютой! — заголосила бабка.

— Ладно, — вздохнул богатырь, — никому не скажу, так и быть…

— Не скажешь?

— Родом клянусь!

— Ой, спасибо тебе, добрый молодец, не погубил бабку старую, глупую…

Слова старухи о возможной расправе над ней были не пустыми страхами. Селение получало стабильный доход от продажи пряников, доход, которого станичники бы лишились, если бы секрет готовки лакомства ушел бы гулять по Руси.

— Спасибо просто не бывает, — сказал Рахта, — будешь сегодня угощать меня со товарищами своими пряниками сладкими!

— Ой, дитятко, для вас и расстаралась, для того и готовилась…

Надо отметить, что бабка угостила наших героев не только пряниками, уж она-то расстаралась! Чего только не нашли в горшках, вынутых их печи да выложенных на стол дорогие гости. Называется, положила — ну все, что только можно, и мяса и кореньев не пожалела, и гречки вкуснейшей, да все сметаной залила. Сметана запеклась, образовав скусную корочку.

Нойдак чуть не захлебнулся слюной, почуяв такие ароматы. Дернулся к своему горшочку, обжегся, замотал рукой. Рахта покачал головой и не спеша преломил поданный к столу каравай. Бабка и тут расстаралась, испекла хлебушка из белой, чисто пшеничной муки, а не из сурожи, как обычно. И чего она так старалась? Может, действительно решила задобрить Рахту?

Ужин начался и закончился пивом. Впрочем, это было скорее не пиво, а какая-та бражка, уж больно она была крепка да хмельна. Известное дело — каждый варит пиво как умеет. Но Нойдак на этот раз держался молодцом — то бишь на ногах удерживался… Видно, впрок пошли северянину уроки, что от Василька он в Киеве получил!

Еще один сюрприз — с печи слез, кряхтя, дед — старый-престарый, древний-предревний.

— Ну, чем, внученька, кормить деда будешь? — прошамкал старец.

— Сейчас, деда, сейчас! — засуетилась старушка.

— Это что ж, твой дед? — удивился Рахта.

— Дед, — подтвердил дедуля, — самый что ни на есть настоящий дед!

— А как звать-величать то тебя, дедушко?

— Да так и зови — дед Пильгуй!

— А сколько ж тебе лет, дедуля? — заинтересовался Рахта.

— Я штарый дед, мне — што лет! — заявил Пильгуй с гордостью.

— Странно, у соседки моей тоже дед-сто-лет живет, и тоже Пильгуем зовется, — удивился Сухмат, — и тоже весь день на печи лежит, а слезает только когда ложками за столом застучат.

— Да, бывает, старички соберутся, да хвастают, какими в молодости силачами бывали, — усмехнулся Рахта.

— Да, их послушать… — поддакнул Сухмат.

— А што? — насупился дед Пильгуй.

— Да ты тоже, небось, добрым молодцем был?

— Был…

— А нонче постарел, послабел…

— Ну уж нет! — прошамкал дед назидательно, — Вшя моя шила при мне!

— Это как? — удивился Рахта на немощного деда.

— А так, — сказал Пильгуй, — и шилы моей не убавилось!

— А доказать— показать? — усомнился Сухмат.

— Ох, годы мои древние, — вздохнул Пильгуй, — ну, пошли, не верясшие, покажу…

И дед всамдели поковылял к двери. Богатыри отправились за ним. Последним шел Нойдак, глаза его блестели. Конечно, он повидал уже немало чудес, но и сейчас ему было страшно интересно!

— Вот, зырьте, не верясшие, вот камень немаленький! — старик оперся на валун ростом с человека, — этот камень шо времен молодости моей ждесь штоит, на нем я шилу и меряю!

— Да, камешек что надо! — согласился с уважением в голосе Рахта.

— И ты, дед, что — его? — Сухмат вообще пребывал в полной растерянности.

— Шмотри, внучек, шмотри! — и дед Пильгуй оперся обоими руками о камень, — Шмотри, вот шила моя молодесшкая!

Трое наших героев — Рахта, Сухмат и Нойдак — впились глазами в камень, явно ожидая чуда. Дед продолжал упираться, но ничего не происходило. Камень как стоял, так и продолжал стоять, ни на волосок не двинувшись с места и даже не покачнувшись. Наконец, вздохнув, Пильгуй отнял руки от валуна.

— Вот, убедилишь?

— В чем убедились? — растерянно переспросил Сухмат.

— В том, что вшя шила моя при мне!

— Как это?

— А я и в молодости не мог ни поднять, ни ш мешта шдвинуть этот камушек, — ухмыльнулся дед, — и шейчаш не могу!

Первым понял смысл шутки Сухмат, мгновением позже расхохотался Рахта, а вот Нойдак еще некоторое время растерянно смотрел на друзей, не понимая — чего это они хохочут, может, и ему надо смеяться за компанию? Но в этот момент и до северянина-простачка дошло, что над ним подшутили…

— И все-таки старость — не радость, — сказал Сухмат, когда все четверо возвратились в избу и вновь расселись на лавках за столом, — тебе, поди, еще жевать трудно — без зубов-то? Тебе кто пищу жует? Правнуки?

— Я дед бравый, — рассердился Пильгуй, — хоть и беж жубов, да пока мне чужие без надобношти!

— Так ты что, не жуешь пищу-то? Только кашкой питаешься? — пожалел старика Рахта.

— Что такое — не жую? Я вам вшем докажу и покажу! Вше шьем и шсшую!

— Ну, дед, с камнем ты нас провел, что ни говори, — покачал головой Сухмат, — но как без зубов жевать?

— Вот, не верят штарому Пильгую! — рассердился дед, — но я докажу!

— Давай, доказывай! — подбодрил деда Рахта, явно ожидая очередной шутки.