— Оно и правильно, в следующий раз не пойдут к нам баловать! — Гориполк даже обрадовался.

— Пленников не много, на всех не хватит. Требы Роду, да Ящеру, да Велесу, да Кроту — воздадут те, кто еще не вступил в братство воинское, кто не связал с богами нашими кровью теплой да соленой, — провозгласил князь.

В дружине зашевелились, кого-то похлопывали по плечам, даже поздравляли. В голове княжича мелькнула мысль, мгновением позже — как озарило. Это ведь и к нему относится. Он, тринадцатилетний отрок, уже пять раз бывавший в походах, впервые не только увидит требы…

— Ничего особенного, — услышал Младояр шепот старого наставника, — ты к морозу приучен, авось, нос не засопливится…

— Мороз? — губы княжича совсем занемели, само собой, не из-за холода.

— Что требу приносят, одежды сбросив, то не страшно, — объяснил Иггельд, — и выпить кровушки — так только сугрев, одно плохо — потом кровью омываться придется. Я полотно подготовлю, тебя-то сразу ототру… Эх, возиться мне назавтра с отмороженными мальчишками!

Младояр еще ни разу не убивал так. Разумеется, он выпустил уже не одну сотню стрел, стоя далеко за спинами дружинников. Бывало, заняв позицию на возвышении, ему удавалось проследить полет стрелы. Он радовался, отмечая попадание. Верно, многих поранил, кого-то, может, и убил. Но вот так, стоя совсем близко к врагу, он не убивал еще ни разу. Тем более — связанного врага, может — даже молящего о пощаде.

— Отец, — тихо шепнул князю Младояр, обождав, пока тот спустится с черного камня, — это такой обычай, мне тоже нужно?

— Да, — подтвердил Дидомысл.

— А нельзя, чтобы это сделал за меня кто-то другой?

— Ты хочешь, чтобы с дружиной побратался кто-то другой? — вопросом на вопрос ответил князь.

— Я должен?

— Ты княжич, и пока Макошь не спряла еще нити будущего, пока ни у одного из моих старших сыновей не родилось детей мужеского полу — может случиться так, что тебе придется стать князем. — терпеливо объяснил Дидомысл, — А князь — отец и брат дружине!

Младояр тщетно искал глазами Иггельда, старый лекарь, видать, занялся ранеными, сделав лишь короткую передышку — послушать княжеское слово. Тут к нему подкатился, улыбаясь, Крутомил.

— Сегодня мой братец станет мне братом и по дружине, — юноша обнял младшего брата, тот, не ответив, лишь вздохнул, — ты не бойся, я буду рядом! Если что — посмотри на меня, как в детстве…

Как-то раз, давным-давно, маленький Млад провинился, да так — вспоминать стыдно. И водил глазами, ища спасения. Тогда десятилетний Крутомил, все поняв, взял вину на себя. Порка была необычно крепкой… Как и дружба между братьями, начавшаяся с того случая.

— Мне просто как-то так… Неладно, — признался Младояр.

— Подумаешь — прирежешь какого-нибудь степняка, — продолжал мять братца — брони на княжичах так и скрежетали, царапаясь — в объятиях Крутомил, — все будут резать, и ты порежешь! А если что — смотри на меня, я ж говорю, все забудешь, рука сама дело сделает.

Зима имеет и свои достоинства. Вот, скажем, обряды… Ну, волхвов, понятное дело, в поход не брали, да и не положено, главный жрец дружины в походе — сам князь. А как с кумиром? Вот снежная зима и подмогает! Отроки быстро нашли нетоптаный снег, катали растущие на глазах шары. Один на другой, один на другой, вот — борода, вот — глаза, вот нос. Ай да Крота слепили, загляденье! Но князь недоволен, велел достать каменья самоцветные — для глаз жертвенных мест хозяина. Выбрал необыкновенно длинный лал, что у вражьего князя нашли, верно — аж из Хиндеи красный камушек, поставили кумиру нос. Рот мелкими лалами, как зубами, украсили, злата вывалили к ногам снежным. Серебро-то более не в цене, а сказывали, еще лет сто назад один в один со златом ценилось.

Пересчитали пленников, стали кликать молодых дружинников, сначала — юношей, ранее обряд не проходивших, затем дело дошло до отроков. Первым Младояра вывели, рядом со взрослыми поставили, потом — остальных отроков, начиная с тех, которые постарше. Всего пятнадцать юношей получилось, да четверо отроков. А Младояр — самым младшим оказался, в дружине немало пареньков и постарше к Кротову капищу не подпустили. Но ведь княжич — потому и место дали…

Молодые воины сняли брони, на снег полетели шлемы, рукавицы, рубахи, обувка. И вот пятнадцать парней, в одних портах, встали в круг, взялись за руки. Взвизгнули дудки, ударили бубны. И начался мужской хоровод, быстрый и резкий в движениях, юноши притоптывали, то и дело меняли направление бега, тела покрылись потом — это на морозе-то!

На мгновение шум смолк, цепочка полуобнаженных воинов расступилась, в круг затащили первого пленника. Тот и не пытался вырваться — его держали двое воинов богатырского сложения, израненное тело скита болталось среди этих гигантов, что детская кукла. И вновь — бег вокруг кумира Крота. А в центре уже льется кровь. Потом капли горячие летят в танцующих — это воин, только воздавший требу богам, поливал жертвенной кровью пробегавших мимо него, набирая руду в обе пригоршни. Младояр машинально слизнул с губ — солоновато…

Вот уже волокут второго, из круга выходит следующий воин, а тот, кто приобщился — становится на место. Вновь дуды, бубны, бешеный бег по кругу, новые брызги по лицу, телу. Одна из капель попадает в глаз, княжич пытается сморгнуть — руками-то не протрешь, нельзя размыкать круг, а то сила, Кротом копимая, прочь уйдет.

Ритуал повторяется раз за разом. Имена выкрикивает сам князь. Младояр как во сне. Но вот в круг пошел один отрок, минуя княжича. «Хорошо бы, если обо мне забыли!» — мелькнула в голове маленькая надежда. Вот и второй отрок пошел приобщаться. «Забыли, забыли…». В кругу третий мальчишка, лишь чуть старше Млада. И тут дурака валяет, баловник, пригоршня, полная крови, летит в аккурат в глаза княжича.

— Младояр, выходи!

«Все-таки не забыли» — в отчаянии понимает княжич. Все как во сне. «Ничего, все это делали, и я сделаю!».

Вот и тот, кого он принесет в требу. Тщедушное тельце пленника прикладывают лицом к грубо слепленной рыбе у «ног» снежного старца. Вот пленника разворачивают к Младояру, сбрасывают одежды, княжич замечает поначалу лишь измученное, покрытое кровоподтеками юное лицо, а потом, потом… Нет, невозможно представить ничего худшего для юного воина. Перед Младояром — обнаженная девочка-подросток, с такими маленькими еще куполами грудей, бессильно висящая на руках равнодушных гигантов. Ну, может и не совсем равнодушных — те слегка воротят рыла в стороны. Простое золотое ожерелье скитской работы, как малые бубенчики — вот и все украшенья девичьи.

— Это дочь скитского князя, — поясняет отец.

— Угодна ли боевым богам кровь женщины? — выкрикивает кто-то издалека.

— Девица воевала, взята с оружием в руках, и железо то — в крови крутенской, — громко объявляет князь, — она — воин, и кровь ее угодна богам!

— Отец, оставь жизнь девочке! — взмолился Младояр.

— Что, отпустить с миром? Вырастет, станет царицей, приведет сюда новых воинов мстить за отца да братьев!

— Оставь, я о ней позабочусь…

— У нас нет рабства.

Бешеная музыка смолкли, избрызганые кровью молодые воины стояли, прислушиваясь к разговору отца с сыном. Младояр оглянулся. Многие смотрели на него с сочувствием… Рядом с кругом заметил Крутомила, брат что-то яростно показывал ему руками, махал, жестикулировал…

— Я оставлю ее себе… Как угодно назови…

— Ты оставишь ее себе, она подрастет, ты в нее влюбишься. А потом — две дороги. Либо она припомнит тебе все, однажды воткнув нож под ребра… Или полюбит тебя, станет женой верной, любимой. А ты станешь князем. И подумаешь, как хорошо, что я взял рабыню. И разрешишь другим брать рабов. Станет Крутен княжеством с рабами, привыкнет народ, начнет друг дружку в неволю продавать, как те элласы… Этого будущего хочешь ты Крутену?

— Нет… — княжич заметался в отчаянии.

— Тогда бери нож!

— Но почему я?! — выкрикнул Младояр.