— С чего это вдруг, вроде — очень на дворе, еды в лесу много, — пожал плечами Иггельд, — людской кровушку, что ли, испробовал, сладким мясом полакомился?
— Поехали, посмотрим?
— Ты что же думаешь, витязи без нас не управятся? Им только твоего меча не хватает?
— Управятся-то сами, а мне посмотреть охота. Ты ведь, Игг, людоедов видывал?
— Да сколько раз, — махнул рукой старый воин, — в тех лесах, что к Святым Горам на пути, их видимо-невидимо, только они человечину не едят!
— А почему их тогда людоедами зовут? — заметил несоответствие княжич.
— Стоит такому чудищу ненароком человечка сгубить, да попробовать мяса людского, как другой пищи ему уже не надобно, — объяснил Иггельд.
— Ну, так как, поедем?
— Почему бы и нет, — неожиданно согласился наставник, — размяться никогда не мешает, да и мало ли что… Может, ребятушки повадок людоедских не знают, так подскажу.
* * *
Ребятушки знали и повадки, и что почем! Когда после двух дней конного пути, миновав Мертвое Болото, княжич и лекарь достигли опушки Голого Леса, то первым, что они заметили, был дым от костра.
— Опоздали… — разочаровано махнул рукой Младояр.
— Да уж, коли огонь жгут, не таясь, стало быть, охота закончена, — согласился старик.
— А может, это людоед их, того, поджаривает! Ведь правду говорят, людоеды огня не боятся, сами костры жгут?
— Если огня достанут, то, бывает, и дровишек подкладывают, и сами сушатся-греются. Вот только разжигать не умеют, — Иггельд, как всегда, знал все обо всем.
— Вон, я вижу, клок рыжей шерсти, да среди таких же рыжих листьев! — княжич указал рукой.
— Да уж, замаскировался, — усмехнулся Иггельд, подъезжая поближе. Последовали приветствия, рукопожатия.
Дружинники уже успели и поохотиться, и поджарить кабанчика. Иггельда и Младояра радушно пригласили отведать свининки, мол, людоед подождет, теперь, битый, никуда не сбежит, а мясцо и остыть может! Младояр лопал за обе щеки, видно — с горя, ведь поохотиться не пришлось. А он так надеялся…
Рассказ дружинников оказался краток. Чудище само выскочило на воинов, едва те углубились в лес. Ни выискивать, ни выслеживать не пришлось.
— Иногда даже удобственно, что он такой высокий оказался, — смеялся Хаврюша, такой же рыжий, что и забитый людоед, — я — на жеребце, а он на своих двоих, так головы вровень. Сам под мое железо и выскочил, напоролся, да издох сразу. Одно плохо — вот, тащить пришлось на опушку…
— А зачем тащить? — не понял Младояр.
— Что б деревенские ходили, смотрели — мертв людоед, можно спокойно по лесу хаживать, — объяснили княжичу.
— Что-то просто у вас все получилось, — заметил Иггельд.
— А чудо-юдо Хаврюшу за родича никак приняло, за свояка!
— Обниматься, видать, полез, рыжие друг дружку любят, — посмеивались добры молодцы.
— Может быть, и любят, — посмеивался огневолосый, — вот только отчего рыжие лисы меня сторонкой обходят? Кабы любили — в шубу лисью женку нарядил бы, да дочурок, первым добытчиком бы стал!
Младояр не дослушал окончания шутливой перепалки, ноги сами понесли его смотреть на мертвого людоеда. Иггельд тоже поднялся, слегка опьянев от обильной жирной пищи.
— Руки у него какие длинные, — дивился княжич, — одни руки с меня длиной! А ножки короткие, кривые, колесом.
— Прирожденный всадник, видать! — случился тот редкий случай, когда старый ведун глупо пошутил.
— Воняет жутко! — продолжал княжич, — И как он, с таким душком, на охоту ходил?
— А они, людоеды, что медведи, брюхо ягодами набивают, — объяснил Иггельд, — а ежели задерут зверя, так с дерева прыгнув. Мне сказывали, перевернется людоед, ногами за ветвь держась, вниз головой, да хвать ручищими диннющими поросеночка прямо с земли, и наверх! А свинья бегает, хрюкает, понять, что случилось, не может.
— Чего же тогда на Хаврюшку, пошел, а не с ветвей прыгнул?
— Может, у них, как у медведей, такой обычай, человека стоя на задних лапах уваживать, — предположил Иггельд, рассматривая рану на шее чудища, — да, один тычок клинка в горло, перерезаны и жилы, и дыхалка. Что ни говори, а по умению убивать человек среди прочей живности равных себе не имеет!
— Так им и надо! Людоеды же!
— Раньше они как люди были, жилища себе строили, охотились с копьями, — молвил ведун, — сейчас мало осталось, только в лесах, вот и одичали по одиночке-то. Человека тоже, одного в лесу подержи — одичает, а коли с младых ногтей в лесу растет, волками вскормленный — и вовсе человеческой речи никогда не выучится, зверь зверем…
— Но они — людоеды! Потому их наши предки и перебили.
— Слышал я от старых мудрецов летопись изустную, — Иггельд посмотрел на воспитанника как-то по особенному, — сказывали, еще от древних богов та летопись. Там о людоедах тоже говорилось. Перебили их наши предки. Только…
— Что только? — насторожился Младояр, почувствовав что-то недоброе.
— Только перебили потому, что сами людоедами были! Истребляли этих длинноруких, да ели. Пока почти всех не съели…
— Как так? — Младояр так и присел.
— Жестоки жили наши предки, — вздохнул старый ведун.
* * *
Утром ударил морозец. Иггельд и Младояр, решив, что они уже все посмотрели, отправились в обратный путь. Ледок потрескивал под копытами лошадей, но даже и не думал таять. Более того, посыпал крупный снег, ухитрившийся до полудня совершенно преобразить все кругом. Вот так — вчера золотая осень, а сегодня — белая красавицы зима. Еще бы чуть подождать — и можно будет перебираться по болотам, с жеребцов не слезая.
Путников остановили близ хуторка, стоявшего на берегу небольшой, но глубокой речушки. Точнее — остановили Иггельда, ведь лучшего в княжестве лекаря знали, кажется, в лицо решительно все!
Выслушав хуторянина, старик помрачнел, насупил брови. Долго расспрашивал, мужичок показывал рукой вокруг, объяснял, подвел к лодчонке, служившей, видать, для переправы. Младояр, хоть и почуял недоброе, спешиться не торопился. Наконец, Иггельд вспомнил и о княжиче.
— Плохие дела, — Иггельд положил отроку руку на плечо, — хуже сотен людоедов… Вот там, — лекарь указал рукой через реку, куда-то в лес, — там деревенька среди болот. Вчера кричали с того берегу, что у них болезнь пошла, язва… Он-то, — ведун кивнул в сторону хуторянина, — молодец, туда челн не повел, так что мор сюда пока не переполз. Вкруг той деревни болота, пока водица льдом не стала, единственный проход — здесь. Моровая язва пока никуда не денется, но надо поспешить.
— Ну, мы переправимся, глазами посмотрим, моровая ли то язва, так, Игг? — спросил княжич.
— Нет, это я переправлюсь, один, а ты здесь, на этом берегу останешься, — остановил его лекарь, — я тебе о моровых язвах не рассказывал…
— Расскажи!
— Спешу я, но, пока травы собирать буду, расскажу, что успею. Слушай, — Иггельд прямо здесь, на берегу, принялся ворошить свои сумки с лекарствами, — есть кожная моровая язва, самая безобидная, лишь половина тех, кто ее подхватил, умирает.
— Безобидная? — подивился княжич.
— Не перебивай, времени мало! Заражаются этой язвой от больных зверей, да от скота, язва цвета черного, струпьями, тело огнем горит. Лекарь, коли перстами больного трогать не станет, заразу не подхватит. А потрогал —уксусом оботри, или скипидаром. Есть моровая язва, что под мышками начинается, та куда страшней, правда — не все от нее умирают, каждый четвертый-пятый больной выздоравливает. Вырастает узел под мышкой, реже — в паху, гнойный, начинается лихорадка, потом гной изливается, кому повезло — выздоравливает. До такого больного ни руками, ни чем другим дотрагиваться нельзя, а коли пришлось нож применить, дабы язву почистить, лезвие на огне прокалить сразу надо, а руки — скипидаром. Но всего хуже, коли кто вдохнет от такого больного, да заболеет у него дыхалка. С каждым выдохом будет заразу распространять, и сам умрет, и все, кто рядом с ним одним воздухом подышит — тоже. Никто не выживает! Все свитки лекарские учат — достаточно просто увидеть больного, у которого моровая язва на дыхалку перекинулась, чтобы к встрече с Вием готовиться. Есть, конечно, способы… Нос и рот тканью прикрыть, уксусом намоченой, руки в перчатки, лучше все тело в плащ укутать, а после все сжечь… Все, некогда уже, больше рассказывать не стану. Теперь слушай мой приказ!
