— Хошь, послюнявлю?
— Дурень! Вода стечь должна, с собой всю заразу унеся… — продолжил, было, поучения Иггельд, но вдруг осекся, воскликнув, — Стой князь, стой!
— Что такое? — Дидомысл, развернувшись, двинулся к лекарю.
— Вот здесь они обмыли мечи, — Иггельд указал на придорожную канавку, вода — вот оттуда, — палец указал на общий колодец..
— Да, и дорожка аккурат от терема к терему, — кивнул князь удовлетворенно.
— Как же они не встретились? — спросил Крутомил.
— Фарнак со товарищами шел другой дорогой, — предположил Дидомысл.
— А почему именно Фарнак? — спросил Младояр отца, пытаясь скрыть изумление. Он, как ему казалось, единственный после князя и лекаря догадался, а тут оказывается, что и старший брат, казалось — лишь посвистывающий, все понимает…
— Потому как он не показал сразу свой меч, дурачок, — улыбнулся Крутомил.
— Они могли разойтись не только в дороге, — добавил князь, — но и во времени.
— Как это?
— Ну, ведь Сиром нарочно слух распустил, что на торг уезжает, дабы за ночной грабеж не захомутали. А Фарнак, прослышав, решил дождаться — покуда из терема не уйдут, может — затаились где рядом, выжидали. Как Сиром с дружинкой своей вышел, подалее отошел — те в двери. Так и не встретились, хоть и одной дорогой ходили.
— А обратно?
— Так, ничего не найдя, небось еще куда искать направились, — объяснил отец.
Младояр не пропустил мимо ушей «Так, ничего не найдя», но не стал переспрашивать, отчего это князь так уверен…
Вот и терем купца Сирома. Хозяин помалкивает, молча кланяется князю, приглашает зайти. Яснополк в терем не идет, не заходил и к Фарнаку, мол — не дела для воеводы разглядывать купчин, друг дружку порезавших. На этот раз и Крутомил остался снаружи, предпочтя поговорить о каких-то делах с дядей.
Ну, а Младояру все интересно. Весь пол — в черепках. Перебили все сосуды — а жаль, по осколкам видать — мастера потрудилась. Вот, валяется осколок большого сосуда, с лепной женской головкой, волосы — в пучок на затылке, улыбка на белых щечках. Крови поменьше, чем в доме Фарнака, трупов всего два, старик да девочка-служка. Да и дверь цела, замок на месте. Оказывается, и среди купчин есть умельцы чужие замки открывать! Впрочем, известное дело, богачей половина — прежде воровством промышляла, да грабежом баловалась…
Иггельд, не дожидаясь приказа, занялся трупами. Поднял веко у мертвой девчушки, лет десяти, не больше, вгляделся. Велел открыть двери пошире — свету мало.
«Никого не жалеют, даже девчонку…» — пронеслось в голове у Младояра, — «Вот и Сойку, будь на ее месте, убили бы… Сойка? Так ведь она тоже дочь купеческая!». Ноги понесли сами, как будто поняли… Быстрей, быстрей…
Иггельд недоуменно оглянулся, неожиданный уход Младояра лишь чуть-чуть удивил его. Надо было заниматься делом, а не рассуждать о странностях поведения воспитанника.
* * *
Терем Хугинсон казался пустым. Младояр постучал в двери. Тишина. Постучал еще, погромче, решительнее. Двери оставались заперты. Юноша развернулся, ударил пяткой — раз, другой…
— Чего дубасишь? — послышался старческий голос откуда-то слева.
— Ей, старик, не знаешь, куда хозяева подевались?
— Нечто тебе, недоросль, отчет давать? — прошамкал служка, подходя поближе. Сто лет, что ли ему? Небось, выбирал Хугинсон сторожа подешевле…
— А хоть и мне! — молвил княжич столь грозно, что и сам подивился.
— Ишь, молоко на губах не обсохло, а уже на стариков орать…
— Где Сойка? — не выдержал Младояр.
— Где да как. Расскажи да покажи, — старик уже все понял, сам был молод… — увезли твою зазнобу, уж две ночи терем пуст.
— Куда увезли, кто?
— Отец ее, Хугинсон, увез — сказывал, за море, неспокойно тут стало, — объяснил сторож.
— Жива… Сойка?
— А что ей станется, еще не вошла в возраст, когда в невесты крадут!
— А что Хугинсон говорил, когда вернется?
— Сам-то хозяин вернется, не бойсь, и пары лун не пройдет, а вот свою зазнобу — не жди. Останется за морем, будет по законам тамошнем жить, в строгости…
Где-то на соседней улице, близ торгов, слышалась веселая мелодия, сопровождаемая в такт ударами бубна. Кому-то весело…
«Вот так, вот так!» — стучало в голове юноши, — «Но почему так, почему так? Отчего Судьба всегда против меня? Прав, что ли, старик, украл я чужую судьбу, а теперь не будет ладу?». Как-то некстати ливануло с небес крупными каплями, редко так, но — метко, прямо по носу наперед! «А почему некстати?» — подумал Младояр, — «Очень даже кстати, вот и музыка смолкла, и… слез не видно».
* * *
Княжичу казалось, что уснуть нипочем не удастся, настолько все в нем бурлило и горело. Но вот — сел за свиток, прочитал самую малость — да голова сама в кулаки и уткнулась. Проснулся на лавке — Иггельд, что ли, переложил, али сам во сне? Умылся…
— Ну и как, что в городе слыхать, больше никого не зарезали? — Иггельд только что возвратился, глаза усталые, даже плечи приспущены.
— Много чего слыхать, наставник, но ты сам наперед расскажи, чего такой битый да мученый? — Младояр взрослел на глазах, еще год назад ему и в голову не пришло бы спросить, где так измотался за ночь его друг и учитель. Княжич знал — что не в постели с вдовушкой — Иггельд в этих делах излишеств не допускал, исполнит мужское дело — и храпака! — Заболел кто?
— Нет, бабы-повитухи не справились, позвали. Да и то — раньше надо было б. А так — пришлось целую ночь просидеть, двойня шла, а дорога узка оказалась, да еще и ножкой пошел… Потом кровила долго, боялся — умрет, но ничего — обошлось. Мне бы то умение, что за эти годы приобрел, да в те далекие времена, когда ты на свет божий вылезти никак не мог…
— Тогда бы и мать жива осталась?
— Да, думаю — управился бы… Но Судьба дает тогда, когда уже не нужно!
— Другим нужно! — юноша поразился — язык сам изрекает такое…
Лекарь как-то странно взглянул на Младояра, помолчал и вернулся к старой теме.
— Ладно, рассказывай, как там наша кольчуга поживает, есть новости?
— Штук пять продано, цены падают, пирожник Речаня трижды бит, да видать — калита его потяжелела немало!
— Откуда пять штук?
— Да вот, Игг, представь, торгуют нашей кольчугой на всех углах базара, скрытно предлагают, также тайно покупают. Уже и к отцу жалобиться ходили на обман, да чего — он им дедовский закон под нос: «Покупатель да смотрит сам!». Одному купцу древлянскому аж пять штук впарили. Он дивился — мол, чего это они такие тяжелые, ведь сказывали — заветные кольчуги легки? А ему — мол, это металл чудный, легкий, зато кольца толстые — сам пощупай, оттого и тяжелы!
— И задорого ли древлянин те волшебные брони покупал?
— Не особо, — хихикнул княжич, — по тройной цене от обычной…
— Ну, веселится же народ, — на лице Иггельда заиграла улыбка, — плохо только, уж низко совсем нашу реликвию оценивают… Кстати, а за что пирожника-то побили?
— Речаня свой способ разбогатеть придумал, — уж неизвестно, откуда княжич все прознал, но рассказывал так, будто сверстник-пирожник ему на ушко во всем попризнался, — сначала он просто похвастал, мол, я княжичу Младу пирожок, а он мне — кольчугу заветную померить дал…
— А ты давал? — насторожился Иггельд.
— Нет, конечно!
— А, по-моему, давал!
— Да нет же, не давал… — княжич отвел взгляд, решив оставить сей вопрос во мраке тайны, — Так вот, начал Речаня хвастать — мол, я подлинную кольчугу Млада в руках держал, щупал да нюхал, на себя мерил! А ему — мол, мы тебе покажем, а ты приговоришь — настоящий ли товар предлагают? Ну, дурень-то и обрадовался поначалу, серебра затребовал за просмотр-то. А после первой выволочки — призадумался. Сообразил — как ни скажу, одного непременно обидишь — либо продавцу сделку сорвешь, либо покупатель обманутым окажется. И кто-то, тот ли, другой — побьет, да еще как!
— Тогда спасай парня, — подмигнул ведун, — пойди всем скажи, мол — дурачок-пирожник моей кольчужки даже издали не видывал!
