Любовь тоже в список приоритетов молодой женщины не входит. Эту истину Кристина активно вбивала в голову дочери, но, видимо, та плохо слушала мать. Урок прошел мимо, и сейчас перед мисс Вильямс сидел тот, кого Люси по своей молодости и неопытности решила записать в графу «моё будущее».

Будущее нагло ухмылялось, глядя в глаза Кристине, и даже не пыталось отвести взгляд. На губах его играла косая ухмылочка. Волосы вновь были собраны в хвост, а одна широкая прядь выпущена, закрывая левый глаз. К одежде в этот раз у директрисы претензий не было. Дитрих не позволил себе ничего лишнего. Школьная форма; выглаженная и накрахмаленная рубашка, казалось, притронься к воротничку, и он захрустит под пальцами, брюки с идеальными стрелками, начищенные ботинки, а не те новомодные сапоги, что раньше.

– Ну, что же вы молчите, госпожа директор? – спросил Дитрих, опершись локтем на стол и подперев ладонью подбородок. – Кричать на беззащитную девушку в коридоре, при свидетелях, вы горазды, а сказать что

то, находясь наедине со мной, не можете. Дар речи покинул или придумываете, как больнее уколоть?

– А вы забываетесь, Ланц, – ответила Кристина, вернув себе былое самообладание.

– Позвольте узнать, в каких моментах.

– Во всех.

– Могу я кое

что уточнить?

– Что именно?

– Не волнуйтесь, не количество ваших любовников, – хохотнул Ланц, упиваясь тем, сколько ненависти во взгляде у женщины появляется каждый раз, когда в ушах у нее звучит его голос.

Это были чистейшие эмоции, без примесей. Те самые, что на вес золота. Истинная ненависть, а не просто злость, припорошенная пыльцой отторжения.

– Что вы себе позволяете, Ланц! – крикнула женщина, ударив ладонью по столу. – Повторюсь, вы забываете о том, где находитесь и с кем разговариваете. Я вам не малолетняя дура, в присутствии которой можно отпускать пошлые шуточки, а она будет млеть от счастья.

– Я позволяю себе глумиться над вами. Разве непонятно? – Дитрих искренне изобразил удивление. – Вы ведете себя так, что над вами просто невозможно не посмеяться. Но да, впрочем, собрались мы здесь не вас обсуждать, а вашу дочь. Так давайте о ней и говорить, а не болтать на отвлеченные темы.

– Не боитесь вылететь из школы?

– Я? – удивился Ланц. – Совсем нет. Вы говорите так, словно это единственная школа в Англии, и я обязательно останусь недоучкой, если сейчас выскажу вам все, что о вас думаю. Угрозы у вас глупые, как, впрочем, и вы сами.

Кристина молча проглотила эту обиду.

Уже поняла, что их разговор будет проходить на ином уровне. Здесь будет задействован не тип отношений директор – ученик, а нечто более близкое, родственное, почти семейное. Мать девушки и парень этой же девушки. В этом общении допускались и некие вольности вроде тех, что сейчас вылетали изо рта Дитриха.

В то же время ей было крайне неприятно слышать подобные слова от человека, который ничего не добился, а уже пытается учить её жизни.

Хотелось в очередной раз воспользоваться своей властью, пригрозить, заявив, что может испортить ему жизнь. Дитрих тут же отмел и это заявление.

– В крайнем случае, вернусь в Германию. И там доучусь. Свет клином на вашей школе не сошелся, – подвел он итог своему выступлению.

Вильямс все сильнее убеждалась в том, что в случае с Паркером ей было намного спокойнее, чем в случае с Ланцем. Этот парень не устраивал её вообще по всем пунктам. Он был чрезвычайно наглым, не проявлял никакого уважения к ней, женщине, родившей ту, кому он, вроде бы симпатизировал, да и просто, как к женщине. Он всем своим видом демонстрировал ей свое презрение, осуждал, пытался доказать свою правоту, в её доводы Дитриха совсем не интересовали.

Ланц откровенно скучал, глядя на нелепые попытки Кристины донести до него свою точку зрения. Странно, что Паркер с его умением язвить, не поставил её на место в свое время. Скорее всего, его просто привели в замешательство угрозы о вылете из школы. В отличие от Дитриха, Паркер опасался потерять место, а потому вел себя тише воды, ниже травы. Ланц теперь отрывался от души, глядя на то, как на лице женщины проступают красные пятна, как она хватает со стола первую попавшуюся папку и начинает обмахиваться ею, стараясь привести расшалившиеся нервы в порядок.

Она выглядела нелепо и жалко. Даже аргументов не могла подобрать. Вся её бравада оказалась показной.

Неужели этого человека боялась Люси?

Хотя, в случае с Лайтвуд опасения не напрасны. Они не чужие люди, родственники. Люси зависима от матери до тех пор, пока сама не начнет обеспечивать себя.

Она не сможет, как Дитрих хлопнуть дверью и уйти из дома. Люси девушка, а такие приключения не для девушек. Их нужно оберегать и лелеять, а не подставлять под удар.

Отношения – это всегда ответственность. И несут её двое, а не кто

то один. Об этом Дитрих не забывал ни на секунду, но все равно старательно тянул одеяло на себя, стараясь огородить Люси от всех неприятных факторов, присущих развернувшейся ситуации.

– Какого черта ты снова вертишься рядом с ней? Разве тебе непонятно, что я не желаю видеть вас вместе?

– Понятно, – кивнул Дитрих. – Но с каких пор ваше мнение стало для меня законом? Вы мне никто, да и, в принципе, особой властью не обладаете. Вы не королева, не Господь Бог, просто озлобленная на мир женщина, считающая, что знает жизнь лучше, чем кто

либо другой.

– То есть ты хочешь сказать, что не отступишься и будешь идти до победного конца?

– Разве вы этого еще не поняли?

– Ты не ответил на вопрос.

– По

моему, я дал ответ, который невозможно расценить иначе.

– Зачем тебе это нужно?

– Скажите, мисс Вильямс, а для чего вообще люди заводят отношения? Сегодня вы выдаете на редкость глупые вопросы. Это даже звучит странно, а уж со стороны выглядит так вообще верхом идиотизма.

Дитрих без спроса потянулся к стакану, стоявшему на столе, и бутылке минералки. Отвинтил пробку, налил жидкость в стакан и принялся пить маленькими глоточками. Просто так, ради того, чтобы в очередной раз позлить женщину, сидевшую напротив. Она явно не была в восторге от того, что этот клоун прикасается к её вещам.

– Но ты ведь не для того за Люси ухаживаешь.

– А для чего?

– Вот это я и хочу понять.

– Для вас не существует иного мнения, кроме вашего. Так ведь?

– К чему сейчас эти слова?

– К тому, что вы всегда будете уверены исключительно в своей правоте. И что бы я сейчас не сказал, вы будете трактовать все на свой манер. Придерживаясь своей кривой логики. Разговаривать с вами бесполезно. Результат будет нулевой.

– Зачем же тогда настаивал на разговоре?

– Просто интересно было понаблюдать за вами. Вы напоминаете мне лабораторную мышь, что бегает по своей клетке и искренне считает, что эта клетка – весь мир, а она – его хозяйка. Но, поверьте мне, за пределами клетки тоже есть жизнь, и она гораздо более насыщенная, чем вы думаете. У вас при любом раскладе не получится вечно внушать своей дочери, что именно в этой клетке счастливая жизнь, а за её пределами – грязь, чернота и разруха. Люси умная девушка. Она сама неплохо разбирается в жизни, так что дайте ей свободу действий. Я уверен, она ничего плохого не сделает.

– И свобода действий – это отношения с тобой? – хмыкнула Кристина, постукивая ногтями по столешнице. – Я правильно тебя поняла?

– Не только. Но и это в том числе.

Кристина посмотрела на Дитриха изучающе, улыбнулась почти нежно, а потом произнесла тоном, не терпящим возражений:

– Нет.

Ланц скрипнул зубами, поняв, что проиграл это сражение. А, может, и всю битву. Впрочем, он и не надеялся, что у него получится переубедить Кристину. Она была не из тех людей, что легко могут сменить гнев на милость, послушав несколько весомых доводов в пользу той или иной точки зрения.

– Почему же, позвольте узнать? – спросил безмятежно, сделав вид, что совершенно не расстроен этим ответом.

– Потому что ты меня бесишь, и я не хочу видеть тебя рядом со своей дочерью.