Время от времени затягивалась, стряхивая пепел вниз. Стояла босыми ногами на полу. Куталась в легкий халатик, который нисколько не согревал, а служил, скорее, для эстетических целей, задумчиво смотрела вдаль, продумывая разные способы мести, но все равно так до сих пор и не решилась совершить поступок. Настоящий поступок, с большой буквы, который надолго запомнят все участники тех событий.

Месть…

Аманда время от времени произносила это слово, иногда неосознанно писала его на полях своих тетрадей, стараясь постоянно держать перед глазами напоминание о своей истинной цели. Когда

то она думала, что её предназначение – актерское мастерство, теперь решила, что смысл её жизни заключен именно в мести. Она должна отплатить всем, кто заставил её плакать, той же монетой. Она должна заставить их рыдать. Она обязана увидеть в их глазах дикий страх, должна почувствовать испуг, который заполонит их души. Отомстить, почувствовав на языке сладкий привкус мести, смешанной с моральным удовлетворением от совершения этой самой мести.

– Мэнди, – вновь окликнул её Эштон.

Девушка вздохнула, повернулась лицом к брату, предварительно нацепив одну из своих самых сладких улыбок. Улыбка была фальшива до безобразия, но Аманда уже столько раз примеряла на себя этот аксессуар, что он стал одним целым с ней. Никто при всем желании не смог бы отличить улыбку настоящую от фальшивой. Аманда умела вводить всех в заблуждение, но в то же время понимала: Эштон обязательно её раскусит. Как бы она не старалась выглядеть счастливой, он почувствует её истинное настроение.

– Ты снова пришла сюда, – со вздохом констатировал Эштон. – Зачем?

– Мне просто хочется побыть наедине с собой. Разве это запрещено?

– Нет, Мэнди, конечно, нет. Но ты можешь побыть наедине с собой и дома. Я же знаю, что общество тебя угнетает…

– Сейчас день. Можешь не волноваться за меня.

– Аманда, – позвал девушку брат.

Она подняла глаза и недоуменно вскинула брови. Будто не понимала причину его задумчивости и настороженности. Эштон пропустил волосы сквозь пальцы, стараясь отвлечься от своих мрачных мыслей.

Состояние сестры его беспокоило. Даже пугало. Он никак не мог смириться с тем, что его всегда веселая, озорная, дерзкая сестра превратилась в колючего ежа, чьи иголки постоянно готовы впиться в кожу, без разговоров, без предупреждений. Молниеносно, если она будет чем

то недовольна.

Хотя, в этом не было ничего удивительного.

Вполне закономерное явление.

– Всё хорошо? – спросила она, пряча руки в карманы.

Она все никак не могла согреться. На руках кожа слегка посинела, видны были голубоватые венки. Кончик носа покраснел, кожа обветрилась и шелушилась, губы потрескались. После всего случившегося Аманда перестала следить за собой. Просто не видела в этом смысла. Если раньше у нее хоть изредка просыпалось желание блистать, то теперь оно испарилось в неизвестном направлении, не оставив о себе никаких напоминаний. Прежняя Аманда Грант умерла. Новая Аманда, занявшая её место, оказалась куда более циничной и ожесточенной. Главенствующим чувством в её жизни стала ненависть. Всепоглощающая. Та, что не умеет капитулировать под натиском любви. Только ненависть, только жестокость, только желание причинить боль.

– Я хотел спросить тебя о том же.

– У меня все хорошо, – кивнула она. – Не переживай, я не собираюсь прыгать с моста. Мне просто нравится смотреть отсюда на город, не более того.

– Я и не думал. Ты же умная девочка, – хмыкнул Эштон, потрепав сестру по волосам.

Она зашипела, как разъяренная кошка. Терпеть не могла, с ней обращались, как с маленьким ребенком, но это был не кто

то посторонний. Это был Эштон. Её вечное отражение. Вторая половина её души, продолжение её самой. Он понимал её так, как никто другой.

– Кстати, как ты здесь оказался? – поинтересовалась Аманда, шагая по мосту.

– Мама привезла.

– Она тоже здесь?

– Нет, уехала по своим делам.

– Но знает, что ты приехал за мной?

– Не знает. Она не интересовалась, я не говорил. Просто сказал, что здесь у меня встреча, а с кем именно, пояснять не стал.

– Понятно, – хмыкнула девушка.

Эштон не удержался от очередного нежного жеста и приобнял сестру за плечи.

Почувствовал, как на время она притихла, вздрогнула. Разумеется, снова давала о себе знать страх, развившийся на фоне не столь отдаленных событий.

Но позже девушка расслабилась, осознав, что ничего страшного не происходит. Это всего

навсего её брат, а не посторонний человек.

Для него тоже не стал открытием тот факт, что они с сестрой начинают отдаляться друг от друга. И это Эштона пугало. Он привык к тому, что сестра всегда рядом. Всегда поможет, всегда успокоит, скажет пару слов, и все проблемы станут казаться чепухой, на которую и внимание обращать не стоит. Все быстротечно, все проходит, а родственные чувства непоколебимы, они должны проходить испытание временем. Всегда, независимо от того, какие именно проверки выпадут на долю испытуемых.

Сейчас между ними пролегала пропасть. И с каждым годом она становилась все глубже. Никаких сдвигов в пользу улучшения, вход в зону отчуждения совсем

совсем близко.

Раньше они даже болели синхронно. Не было такого, чтобы заболел Эштон, а Аманда, переселенная в другую детскую, оставалась здорова. Она тоже начинала хлюпать носом, кашлять и чихать. Если она обдирала коленки, то и Эштон обязательно падал, разбивая их. Независимо от того, рядом они находились, или же в разных местах.

Это была самая крепкая родственная связь из всех возможных.

Это было настоящее единство.

Но не зря говорят, что со временем все исчезает и сходит на нет. Дружба, любовь, нежность и забота однажды уходят, не назвав пункт назначения, в который отправились. Все ослабевает, а со временем, возможно, исчезнет полностью. Вот и их родственная связь ослабела. Когда Аманде было плохо, Эштон ничего не почувствовал. Ему в тот вечер судьба улыбалась, а вот Аманде показала уродливый оскал с почерневшими зубами, мерзкий, отталкивающий, ужасный.

Забыть и не вспоминать. Никогда не вспоминать.

Первое время Аманда жила с такой установкой на будущее. Ей хотелось вновь вернуться к нормальной жизни, обрести себя прежнюю. Уверенную в себе, задорную, смешливую. Пусть не всем она открывалась с этой стороны, только самым дорогим и близким, но ведь открывалась же… Теперь она и сама не помнила, каково это – улыбаться от счастья, а не оттого, что не хочется расстраивать близких людей, которые устали видеть слезы в уголках глаз. Иногда ей удавалось обвести всех вокруг пальца. Во всяком случае, играя свой жизненный спектакль, Аманда была в этом уверена.

Но, поднимая глаза, и сталкиваясь с изучающим взглядом напротив, понимала: она стала плохой актрисой. Её обман раскрыт, и маска сорвана.

Эштон знает правду. Он чувствует все, что творится у нее в душе. Но тоже старательно делает хорошую мину при плохой игре.

Он никогда не пытался заговорить с сестрой на эту тему. Понимал, что все равно ничего не добьется. Все обязательно закончится грандиозным скандалом. Есть такие вещи, когда можно проявить любопытство и попытаться вытащить наружу чужие переживания, получив за это в ответ «спасибо». Бывают и такие, когда за каждый неосторожно заданный вопрос можно получить истерику в ответ. Это как раз и был их с Амандой случай. Эштон прекрасно чувствовал настроения сестры, потому и не лез со своим состраданием, оно все равно не могло ничего изменить.

На самом деле, это был первый и единственный случай, когда Эштон совершенно не понимал свою сестру. Он пытался ставить себя на её место, но все равно не видел в произошедшем ничего сверхъестественного. Бывают случаи и хуже. Здесь же… Тоже отвратительная ситуация, но спасибо, что хоть жива осталась. Иным и такая удача не улыбается. К подобным выводам приходил Эштон

прагматик. Эштон в ипостаси любящего брата придерживался иных взглядов.