– Знала. Всегда знала. Просто тогда эмоции одержали победу над разумом, и я решила, что это будет довольно смелым поступком. Мне казалось, что я должна это сделать. Вот просто так, без особых на то причин, чтобы потом вспоминать и думать, что я хоть в чем

то его переиграла. Если он не сумел оценить, то не ему и награда.

– Ты говоришь нереальными загадками, которые я при всем желании понять не смогу, – произнес Паркер, вздохнув.

– И да, на самом деле, наверное, подошел бы любой парень. Кто угодно, кроме самого Курта.

– Такое чувство, что мы сейчас о потере невинности говорим, – вздохнув, выпалил Паркер. – Но ведь мы…

По тому, как похолодели руки девушки, почти мгновенно остывая, и как в мгновение ока побелели её щеки, Паркер понял, что попал в точку. Правда, у него это открытие в голове никак не желало укладываться, а мысли, до этого момента упорядоченные, начали отплясывать внутри черепной коробки невообразимый, дикий канкан.

– Мы что, правда, о ней говорим? – обреченно выдал он, искренне надеясь, что ошибается.

– Да, – согласно кивнула девушка.

Руки у неё по

прежнему, были холодными, и на лице ни кровинки. Только меловая бледность.

Это обстоятельство, конечно, ставило все с ног на голову, накладывая ответственность на обоих участников процесса. Не только на Керри, но и на Эшли. По всему выходило, что Дитрих все же не зря съездил ему по физиономии. За дело.

– И?

– И ничего, – развела она руками. – Наверное, у нас ничего не получилось тогда. Но второй раз мне проверять как

то не хочется, потому что было больно и неприятно. Очень больно и очень неприятно, – повторила уже, скорее, для себя.

– То есть получается, что фактически ты еще девственница? – спросил Паркер.

Разговаривать на подобную тему было довольно странно. Если бы раньше ему сказали, что он будет обсуждать с девушкой тему её невинности, он ответил бы, что это бред, и он никогда не вступит в подобный диалог, а теперь он слушал откровения и пытался понять, как дошел до такой жизни.

– Не знаю, – честно ответила Керри. – Может, да. Может, нет. Я же говорю, что было очень больно, а говорят, что это прямо адски в первый раз. Но крови не было, это тоже своего рода показатель. Но я точно сказать не могу. У некоторых она не с первого раза рвется, у других вообще её нет, и какой случай мой, мне неизвестно. В любом случае, мне кажется, что больше мне ничего такого не захочется. Никогда.

– Всё

таки ты дура, – вздохнул Эшли. – Это было с твоей стороны не просто глупо. Это было ужасно глупо. Не знаю… Ты бы еще вышла вечерком в темную подворотню, да крикнула нечто вроде: «Никто не хочет перепихнуться?». Представь, какой контингент к тебе сбежался бы? Школьные дискотеки не многим лучше подобных подворотен, хочу тебе сказать. Если бы ты нарвалась на какого

нибудь безбашенного урода… Ты хотела бы, чтобы твоим первым стал какой

нибудь угашенный мудак?

Последний вопрос Паркер произнес слишком громко, потому что уже в следующий момент дверь комнаты распахнулась настежь, явив миру Дитриха с вытаращенными глазами. Он выглядел так, словно ему на голову только что свалилось нечто громоздкое и очень тяжелое, отчего он ещё долго не может оправиться.

– В каком смысле первым? – выпалил он.

– Что ты здесь делаешь? – рявкнула в ответ Керри.

– Я хочу знать, какого черта вы тут говорите о…

– Потому что твоя сестра – девственница, – хмыкнул Паркер. – Наверное, раз уж я так облажался.

– Заткнись! – в своей любимой манере выпалил Ланц, глядя на него горящими от гнева глазами.

– Слушай, а ведь ты мне реально за дело вмазал, – продолжал бесить соседа Эшли. – Только почему

то сам теперь удивляешься. Не знал? Умело притворялся?

– Заткнись! – повторил Ланц и, ухватив девушку за запястье, потащил её в коридор.

Тащил недолго, толкнув к стене, оперся ладонями по обе стороны от головы девушки, не давая ей возможности выскользнуть из импровизированной ловушки, и прошипел:

– Как прикажешь понимать это всё?

– Как хочешь, – отозвалась Дарк, не желавшая посвящать брата в тонкости своей личной жизни.

– Нет, ты мне все

таки объясни, по какому праву Курт сначала говорит всей школе, что у вас уже все было, и ты даже не сопротивляешься распространению этих слухов, а теперь выясняется, что ничего у вас не было, а он – просто трепло. Знаешь, на твоем месте я набил бы ему морду в тот момент, как только он открыл рот и позволил себе…

– Я разрешила, – прервала его Керри.

– Что? – Дитрих замолчал на полуслове, услышав сие бредовое заявление.

– Я разрешила ему сказать, что все было. Так нужно.

– Кому? Павлину твоему ощипанному, который цены себе не сложит, а на деле и евроцента не стоит?

– Не говори так о нём! – вспыхнула девушка.

– Буду говорить, что хочу и как хочу. Я ненавижу твоего Курта. Я хочу, чтобы ты была счастлива, а не лила слезы в подушку, от того, что он вытирает об тебя ноги. А ты почему

то его защищаешь, хотя по

хорошему, уже давно следовало отбросить его от себя, как ненужный мусор.

– Ты так Гретхен отбрасывал. Тебе простительно, а ему нет?

– Учти, сестренка, что она мне изменяла, а не я ей. И, в отличие от тебя, я пламенной любовью не пылал. Так же, как и она ко мне. Мы были двумя чужими людьми, которые трахались время от времени. И всё.

– Вот поэтому тебе меня и не понять. Ты не знаешь, что такое любовь.

– О, да! Зато ты знаешь.

– Знаю.

– И потому так быстро соглашаешься на аферу с Паркером? Пылая любовью к Курту? Господи, я большего бреда в жизни не слышал! И вряд ли услышу.

– Тебе не понять.

– Не понять, – согласно кивнул Дитрих. – Потому что я мыслю здраво, а ты как

то очень и очень исковеркано. При всем огромном желании я не смогу понять, что движет тобой и заставляет делать такие ошибки.

– Я просто хотела, чтобы это сделал не Курт, а кто

то другой. И раз все так сложилось, почему бы не Паркер…

– При всей моей огромной ненависти к Эшли, не могу не заметить, что это было довольно эгоистично и по

скотски, – вздохнул Ланц. – Пожалуй, именно такие вот случаи и разочаровывают парней в современных девушках. Это, во

первых. Во

вторых, открою тебе страшную тайну. Ни один парень, узнав об измене, не станет делать переоценку ценностей, стараясь понять, как он мог упустить сокровище. Он скорее просто выслушает твой оправдательный, а, может, поданный с показной бравадой рассказ и скажет: «А иди ты на хуй, дорогая. На тот, с которого пришла». И помашет ручкой. Во всяком случае, я бы сделал так. И многие другие парни – тоже.

– Я не думала об этом, – отстраненно ответила Керри. – Ухватилась за первую же возможность. Решила, что это будет самым оптимальным вариантом. И теперь вот оказалась в такой глупой ситуации.

– Кстати, – вновь посуровел Дитрих. – Почему именно с Паркером ты обсуждаешь подобные вопросы?

– А с кем мне ещё их обсудить? С тобой? – хмыкнула девушка.

– С матерью своей! – рявкнул Ланц. – Но никак не с посторонним мужиком!

– Успокойся, бешеная собачка, – произнес Эшли, появившись в коридоре. – Мне можно… Я же, в какой

то степени, виновник торжества. Можно сказать, почти родственник.

Улыбнувшись и, спустя пару мгновений вновь посерьезнев, он подмигнул Керри. Она непроизвольно улыбнулась, проигнорировав даже хмурый взгляд Дитриха, смотревшего поочередно то на Паркера, то на нее. Казалось, он готов сейчас убить обоих, только никак не может определиться, с кого же начать. Поняв, что окончательно запутался в этой белиберде, Ланц сплюнул и, ничего не объясняя, предпочел скрыться в своей комнате, грохнув для красочности дверью. Картина, висевшая в коридоре, рядом с его дверью, свалилась со стены, настолько сильным был удар двери о косяк.

– Мастер зрелищ, – резюмировал Паркер. – Какой

то неуравновешенный молодой человек с зашкаливающим количеством амбиций.