Эмили давным

давно убрала из своей телефонной книги номер Паркера, потому не писала и не звонила ему. Да и, ко всему прочему, она прекрасно знала, что он после её отъезда в депрессию не впал, не впадет и впадать не собирается, просто вычеркнет из жизни и забудет. Она не ошиблась. Паркер в точности так и поступил.

Сегодня они разговаривали еще меньше, чем в прошлый раз. Сначала она выманила у Эшли его газировку. Точнее просто попросила немного попить, он протянул ей стакан, а, когда она порывалась вернуть, великодушно отказался. На самом деле, он просто был излишне брезгливым и вновь пить через трубочку, к которой прикасались чужие губы, казалось преступлением против своей личности. Эмили знала об этом с давних пор, тем и воспользовалась.

Разговорившись, они слегка предались воспоминаниям, а потом уже по традиции отправились домой к Паркеру…

– Да, Паркер, ты был великолепен! – выпалила Эмили, откидываясь на подушку.

Эшли тяжело дышал и отстраненным взглядом смотрел в потолок, его сейчас ничто и никто не волновало, кроме того чувства, которое всегда появлялось после секса. Ему казалось, что он на седьмом небе, а комплимент из уст Эмили усилил произведенный эффект в несколько раз. Даже, если сейчас она соврала, Паркеру очень хотелось верить.

Он давал выход всем эмоциям, скопившимся в душе за это утро. Они раздирали изнутри и были очень противоречивыми. Нет, он, конечно, понимал, что не один такой в мире, найдутся и другие представители класса «самовлюбленный парень», но почему же им должен был стать именно выскочка из соседнего дома. И почему они оказались в одном классе? Почему не в параллельных?! Видимо, как всегда, сработал тот самый закон подлости, практически никогда не дававший осечек.

– Паркер, ты превзошел самого себя, – переворачиваясь на живот, произнесла Эмили.

Она уткнулась локтем в кровать, подперла щеку ладонью и посмотрела на Эшли через завесу волос. Эмили, по

прежнему, так и не подстриглась, волосы стали ещё длиннее, хотя и раньше были завидной длины.

– Да неужели? – фыркнул он.

– Ты замечательный, – промурлыкала девушка, проводя ладонью по его плечу, затем по шее и зарываясь пальцами в волосы.

Они всегда безумно ей нравились. Паркеру очень шла такая прическа. Особенно хорошо он смотрелся, когда не забирал челку назад, и она занавешивала его лицо. Это придавало ему, если не мужественности, то таинственности, однозначно.

Паркер придвинулся ближе. Ладонь скользнула по обнаженному плечу, погладила, поднялась чуть выше. Пальцы пробежались по ключицам, затем ладонь легла на щеку. Эмили закрыла глаза, и потянулась за поцелуем. Эшли собирался её поцеловать, но в этот момент, что

то стукнулось о стекло, заставив Паркера прервать увлекательное занятие и скрипнуть зубами от ненависти.

– Что это было? – насторожилась девушка.

Паркер подцепил с пола джинсы и рубашку. Одевшись, он подошел к окну и нисколько не удивился, увидев в окне напротив лицо своего соседа. Дитрих сидел на широком подоконнике. Ноги были согнуты в коленях, носки разноцветных кед упирались в стену. Школьная форма сменилась более неформальной одеждой: футболкой и клетчатой рубашкой с закатанным рукавом; джинсы были прежними. На голову Ланц натянул берет. Челка закрывала глаза. Чтобы заглянуть в них, нужно было убрать волосы от лица, но Ланцу, кажется, и так неплохо.

Услышав, что окно напротив открылось, он безмятежно улыбнулся и все так же, не поворачивая головы, произнес:

– Вы не могли бы немного сдерживать свои эмоции? Мешаете.

– Не могли бы, – отозвался Паркер. – Хочется тишины и покоя, сними себе номер в пятизвездочном отеле со звукоизоляцией.

Дитрих хмыкнул презрительно, давая понять, что, если с его требованиями не будут считаться, он продолжит портить настроение окружающим.

– Только если ты заплатишь, – выдал нарочито небрежно.

Паркер скрипнул зубами и, ничего не говоря, захлопнул окно.

– Так и живем, – усмехнулся Ланц своей собеседнице на экране лэптопа. – Видела, с кем приходится общаться?

– Видела, – хмыкнула Керри. – Сомнительная радость.

– Отвратительный тип, – заверил её Дитрих.

*

Самооценка – великая вещь.

От того, как человек сам себя оценивает, его будут оценивать и окружающие. Правда, во всем нужно знать меру, и этот случай – не исключение. Люди должны любить себя, должны относиться к себе хотя бы с минимальной симпатией, но не стоит думать, что каждый из нас прекрасен и неповторим. Нет, конечно, все мы индивидуальности, но и индивидуальность можно проявлять по

разному. Можно найти отдушину в творчестве, писать романы, придумывая новые жизни, типажи, судьбы. Можно вязать, и не важно, что получится на выходе: жуткий свитер из петель разной длины, или же идеальный пуловер, который не стыдно будет надевать, выходя в люди. Главное, чтобы это приносило удовольствие и придавало уверенности в своих силах.

Но методы самовыражения у разных людей проявляются по

разному. Невозможно однозначно сказать, где находится тонкая грань между своеобразием и сумасшествием. Все опять же зависит от нашего мировосприятия. Для кого

то совершенно обыденным делом является убийство, и он вопреки логике считает это нормальным, в то время как большинство людей, адекватная часть общества, понимает, насколько это мерзко и отталкивающе. Но и на всякую мерзость тоже находятся свои любители.

Подобные мысли посещали Дитриха после ознакомления с книгой Джоанн Харрис «Мальчик с голубыми глазами». Весь сюжет крутился вокруг сорокадвухлетнего мужчины, описывавшего в блоге свою жизнь. Это было мерзко. На каждой странице муссировалась тема убийств и притворства, умения водить за нос окружающих людей и аудиторию интернета. После прочтения Ланца переполняли противоречивые чувства. Вроде бы интересно было знать, чем все закончится, дождаться финала, развязки всей истории, но, в то же время, надоедало самолюбование главного героя и его постоянное упоминание синего цвета, как символа собственной жизни. Это было излишне утомительно, и голова оказалась забита ненужным хламом.

Хотя, в чем

то Ланц сам был похож на Голубоглазого.

Быть может, все тем же отношением к жизни? Вероятнее всего, именно так и было. Дитрих в некоторых моментах ловил себя на мысли, что его жизненная философия схожа с философией главного героя, по многим пунктам, кроме, разумеется, того самого, связанного с убийствами.

Его частенько в старой школе называли фриком. Дитрих прекрасно знал значение этого слова, и частично даже был согласен с таким определением его личности. Но с другой стороны, готов был оспаривать данное мнение, потому что доля правды в нем была ничтожно мала. Ведь, по сути, кто такие фрики? Люди, отверженные обществом, пытающиеся привлечь к себе внимание с помощью нестандартной линии поведения, нестандартной одежды или макияжа. При желании, под это определение можно подогнать любого человека. Для кого

то данное понятие будет оскорблением, кто

то расценит его, как комплимент. О первоначальном значении этого слова все как

то подзабыли, а ведь оно было довольно оскорбительным. Не всем будет приятно услышать в свой адрес слово «урод» или же «сумасшедший».

В настоящее время фриками принято считать людей, отличающихся ярким, необычным, эпатажным внешним видом, вызывающим поведением и обладающего неординарным мировоззрением, являющимся результатом отказа от социальных стереотипов. В себе Дитрих ничего подобного не замечал, он не пытался выделяться из толпы, просто придерживался той линии поведения, которую выработал для себя еще с детских лет, когда отказался садиться за одну парту с неопрятной девчонкой, носившей брекеты и вытиравшей сопли, лившиеся из носа, рукавом своей кофты. Дитрих презирал неопрятных нерях, которые не умеют, а главное – не хотят учиться следить за своей внешностью. Особенно, если эти неряхи женского пола. Одно дело – мужчины, которые по природе своей более ленивы и способны считать, что они сами по себе – настоящее сокровище, от которого никто никогда не откажется. Но девушки