Со вздохом решаешься заказать обед за пять крон семьдесят пять эре. А потом остается только ждать. Ждать, ждать, ждать, пока утекает твоя драгоценная юность и исчезает в волнах времени. И чувствуешь, как меланхолия, таящаяся в душе каждого существа, прорывается наружу. И ты смертельно пугаешь Яна, начиная внезапно говорить с ним «о жизни».

Я встречала множество иностранцев, восхвалявших Швецию и шведов в таких восторженных выражениях, что в качестве представительницы моей родины от восхищения начинала кудахтать, как курица. Но тут внезапно на их лицах появлялось чуть кислое выражение, и моё восхищенное кудахтанье застревало в горле. Потому что я знала, о чем они думают. А думают они о том времени, которое провели в тщетном ожидании в маленьких неуютных шведских ресторанчиках. Вспоминаю американца, который сказал, что как ни очаровательна Швеция, он никогда больше туда не поедет. Слишком драгоценно для него время. У него всего месяц отпуска, и он может потратить на ожидание еды не больше трёх недель. Потому что ему очень хочется осмотреть ещё и замок, и городскую ратушу. Конечно, парень этот был брюзга и нытик... да, он был очень недоволен тем, что никто не хотел показать ему дорогу в ближайший ночной клуб, когда он проезжал мимо Грённы [85]. Но если он даже и былбрюзга и нытик, то вовсе не удивительно, что его начинала одолевать тоска по дому при одной мысли о том, с какой быстротой можно получить там гамбургер, дымящийся на прилавке в любом маленьком буфете в Штатах. Там даже не надо вылезать из «тачки», чтобы поесть; во многих местах тебя обслужат прямо в автомобиле. Но такой степени развития, надеюсь, нам в Швеции никогда не достигнуть.

— А ты не боишься врасти в автомобиль? — спросила я Боба, когда мы как-то решили посмотреть кино, не вылезая из машины. Кое-где в США встречаются кинотеатры под открытым небом и без скамеек. Публика въезжает прямо в машинах на площадку перед белым экраном.

Для нации, которая так органически срослась с автомобилями, практически не может быть и речи о том, чтобы прогуливаться, наслаждаясь природой. Насколько я понимаю, американский народ считает, что природа годится только для того, чтобы, сидя в машине, бешено мчаться мимо неё.

— Могла бы ты представить себе, что живешь в Америке? — тихо спросил меня Боб, чтобы Тетушка, садящая сзади, не услышана его. Однако голос его был все же не настолько тих, чтобы не заметить, как он гордится своей страной и как твердо уверен, что каждый человек на земном шаре должен мечтать жить в ней.

Я спросила себя: «Хочу ли я остаться в Америке?» Остаться среди этих приветливых, не связанных условностями людей, жить их жизнью, которая так easy-going [86]и может стать весьма приятной благодаря их неслыханным природным ресурсам. Нет, я ни в коем случае не хочу остаться здесь навсегда! Внезапно я почувствовала болезненную тоску и желание бродить по шведскому летнему лугу, тихо странствовать в шведском лесу, погрузиться в глубину шведской природы, а не проноситься сквозь нее в погоне за sight-seeing [87]. Осмотр достопримечательностей — к этому и приноравливается американская природа. На расстоянии всё выглядит так красиво! Линии ландшафта мягки и ласкают глаз. Повсюду виднеются nice views [88]. Но крайне редко непосредственно окружающая тебя природа манит совершить экскурсию.

«Американская природа — разве можно рассказать о ней всего лишь через несколько дней езды в машине? — восставало мое лучшее „я“. — Понравилось бы тебе, если бы кто-нибудь так самонадеянно высказался о европейской природе, после того как проехался, например, по Смоландскому плоскогорью?»

Я смиренно призналась себе, что в Калифорнии, видимо, всё иначе, и принялась болтать с Бобом.

Ещё прежде чем мы пустились в путь, Боб занял довольно скептическую позицию в вопросе о преимуществах путешествия вместе с Тётушкой, расположившейся на заднем сиденье. Но я утешила его, сказав, что Тётушка по причине своего преклонного возраста в машине всегда хочет спать.

— Она практически всё время спит, — заверила я его, после чего лицо Боба значительно просветлело.

— Ведь ты сама понимаешь, — сказал он, — мне захочется поболтать с тобой о том о сём, и нежелательно, чтобы кто-то слышал каждое слово.

Мы ехали уже целых два дня, и на челе Боба снова сгустились тучи.

— Если хочешь знать моё мнение — она крайне энергичная и жизнедеятельная дама! — сказал Боб. — Или же это необычайно тяжелый случай бессонницы. Она нуждается в медицинском обследовании. Ведь можно принимать пилюли.

— Что вы там говорите о пилюлях? — услышали мы с заднего сиденья голос Тётушки, бодрой, как только что проснувшаяся птичка. За два дня она даже не вздремнула, и Бобу так и не удалось поболтать со мной ни «о том», ни «о сём».

Мы ещё более молча поехали дальше. На заднем сиденье тоже стояла тишина. Тётушка сидела с закрытыми глазами, и Боб, собравшись с духом, сказал:

— Мне кажется, в шведских девушках есть что- то особенное. Разумеется, я знаю не очень многих, но, во всяком случае, Гарбо, Бергман... [89]а ещё ты, Кати!

— Ну а я? — сердито спросила Тётушка и открыла глаза.

Мы ехали дальше в еще более глубоком молчании. Слышалось только, как тарахтит мотор. Мне самой захотелось спать. Боб обернулся и посмотрел на Тётушку.

— Да, в самом деле, — прошептал он. — Думаю, природа взяла своё. Кати, — через некоторое время продолжил он, — ты веришь в любовь с первого взгляда?

Не успела я ответить, как за нашими спинами послышался тонкий, чуть суховатый голос:

— Конечно верит. Она всегда влюбляется с первого взгляда.

Угнетённость — самое верное слово, какое я могу придумать, чтобы описать настроение, воцарившееся в автомобиле в ближайший час. Потом мы приехали в небольшой городок, где Боб должен был проинспектировать филиал своей конторы. Поблизости находился чудесный заповедник, и Боб оставил мне машину, чтобы, пока он не вернётся, мы вместе с Тётушкой объездили этот парк.

— Послушай-ка, Тётушка! — рассерженно сказала я, когда мы, оставшись одни, рулили под сенью заповедных дубов. — Неужто, в самом деле, тебе так необходимо было высказываться о любви с первого взгляда?

Ответа я не получила. Единственный звук, который я услышала, был равномерный храп Тётушки, смешивавшийся с мягким шелестом деревьев.

Солнце село, и наступил вечер, и мы с Бобом пошли в кино в забытом Богом городке, куда причалили на ночь. Тетушка спала в одном из туристических бунгало рядом с мотелем совсем близко от городка, куда мы завернули. Да, она спала как убитая.

— Рано или поздно природа берет свое, — сказал довольный Боб.

Вооруженные колоссальным пакетом попкорна, мы вошли в сверкающий рай, который являл собой самый большой кинотеатр городка. Попкорн, как каждому известно, — воздушная кукуруза. А если не каждому известно, какие колоссальные количества этого своеобразного лакомства потребляются в Америке, спросите у меня. Я сказала Бобу, что если, упаси бог, кто-то ко- го-то случайно переедет и возникнут трудности с установлением личности жертвы, то вскрытие обязательно даст ответ на этот вопрос. Если живот набит кукурузой, то это либо американец, либо курица. Не хочу сказать о попкорне ни единого дурного слова, но шуршание целлофановых пакетов и хруст кукурузы, перемалываемой зубами как раз в тот момент, когда Бетт Дэвис [90]выходит в звездную ночь с одним желанием — умереть, так сбивают с толку, что тут уж ничего не поделаешь — в твоем духовном мире начинается некоторый кризис.