— Ты знаешь, как это бывает с женами, — промолвил он.

Карпентер нахмурился:

— Откуда ты узнал, что я женат?

— Разве не для этого устраиваются посещения? Не для встречи с женами? Плюс обручальное кольцо у тебя на пальце. Элементарно, дорогой Ватсон.

Карпентера ответ не удовлетворил.

— Иногда приходят матери, — заметил он.

— Моя матушка отказалась от меня.

— Не понимает, как ты пошел не по той дорожке?

— Знаешь, что я подарил ей на прошлое Рождество? Пять тысяч наличными. Сказал ей, чтобы купила себе что-нибудь по вкусу. Отец потом сообщил, что она отдала все деньги в общество защиты животных. Представляешь мою реакцию?

Они повернули направо. Заключенных становилось все больше. Вновь прибывшие заговаривали с арестантами из других блоков. Шеферд подумал, что это одно из немногих мест, где могут встретиться зеки из разных частей тюрьмы.

— Как жена отнеслась к твоему аресту? — спросил Шеферд.

Он задал вопрос небрежным тоном, сознавая, что переступает определенную черту. Его слова затронули личную тему, и от реакции Карпентера зависело, как продвинется дальше расследование.

— Не особенно обрадовалась, — ответил Карпентер. — Но она винит обстоятельства, а не меня.

У Шеферда забилось сердце. Это было простое замечание, но оно касалось его частной жизни. Значит, ему удалось сломать лед.

— Моя жена во всем винит меня. Она мечтает получить дом, машину и все на свете. Включая ребенка.

— Найми себе хорошего адвоката, — посоветовал Карпентер. — Надо бороться за то, что тебе принадлежит.

— А тебя жена не допекает?

Карпентер улыбнулся.

— Она знает, что я долго здесь не задержусь.

— Ты что, роешь под землей туннель? Это единственный известный мне способ выбраться отсюда.

Карпентер рассмеялся.

— Придумай план получше.

— Да? А ты уже придумал?

— В любом случае я не позволю им засадить меня на пятнадцать лет.

— Чертовы судьи.

Карпентер покачал головой:

— Не надо винить судей. Они просто следуют определенным правилам. Это все равно что обвинять рефери в проигрыше боксера. Мне кажется, каждый сам виноват в том, что дал себя поймать. В тюрьму тебя посадили полицейские.

— Верно. Если я узнаю, кто меня подставил, сразу убью.

Карпентер покосился на него.

— Тебя подставили?

— Еще как! Все было тихо-мирно, и вдруг откуда ни возьмись полезли полицейские. Они были вооружены — значит, знали, что у нас стволы.

— Не догадываешься, кто тебя сдал?

— Я был новичком в команде. Это мог быть кто угодно. Но я его найду. Даже если мне придется потратить на это всю жизнь, я достану ублюдка.

— Ты не скоро выйдешь на свободу.

— А какой у тебя план?

Карпентер постучал по носу пальцем.

— Ноу-хау, — усмехнулся он.

— В смысле «не мое дело», — кивнул Шеферд. — Понял.

Заключенных ввели в зону ожидания. В дальнем конце комнаты находилась дверь, где двое охранников обыскивали с ног до головы, давали каждому по желтому жетону и пропускали дальше. Шеферд и Карпентер встали в очередь.

Обыск здесь проводился гораздо тщательнее, чем перед прогулкой. Шеферда методично охлопали по бокам, спине и груди, заставили открыть рот, высунуть язык и оттопырить вперед уши, продемонстрировав, что он ничего не прячет. Один из офицеров провел ладонью по его волосам и выдал ему ярко-желтый жетон.

— Это что, значок велосипедиста? — спросил Шеферд, улыбнувшись через плечо Карпентеру. — Видишь, Джерри, мы с женой отправляемся на велосипедную прогулку.

Надзиратель пропустил его в дверь. Комната для посещений выглядела как огромный зал размером с теннисный корт. Над входом висел балкон, ходивший по нему охранник со скучающим видом озирал расставленные внизу ряды стульев и столов. В зале находилось уже более сотни посетителей, сидевших или стоявших в ожидании своих близких. Большинство гостей были женщины, многие пришли с детьми. Столы стояли в пять рядов, от "А" до "Д", каждый в окружении четырех пластмассовых стульев. Стулья свободно двигались, но столы были намертво прикручены к полу.

Рыжеволосая девушка с висевшим на груди младенцем запрыгала на месте и замахала руками. Ее муж, парень лет двадцати, помахал ей в ответ и подошел к стойке, где надзирательница сверила его фамилию со списком. Шеферд последовал за ним и назвал свою фамилию и номер.

— У меня закрытое посещение, — произнес он.

Женщина заглянула в компьютерную распечатку.

— Комната номер пять, — сообщила она, указав в дальний конец комнаты.

Пробираясь между рядами, Шеферд заметил камеры слежения, висевшие по всем четырем углам зала. Они медленно смещались, фокусируясь на отдельных столах и бесстрастно наблюдая за тем, как мужья обнимали жен, а отцы нянчили малышей и целовали детей постарше. Некоторые мужчины откровенно плакали, прижимая к себе жен, по их щекам струились слезы.

Между столами ходили трое надзирателей, невозмутимо глядя, как заключенные занимают свои места. Если кто-нибудь вел себя слишком возбужденно, они хлопали его по плечу и просили успокоиться. Все заключенные садились по правую сторону столов, а посетители — по левую.

В углу зала стояла кабинка, где продавали сладости и напитки, рядом находилась игровая площадка для детей, за которой присматривали две добродушные женщины средних лет.

Дверь в пятую комнату была открыта, и за столом уже сидела Сью. Лайам первым увидел Шеферда и бросился к нему, раскинув руки.

— Папа, папа! — закричал он.

Шеферд схватил его на руки и крепко сжал.

— Привет, малыш, — сказал он и поцеловал его в лоб.

— Когда ты вернешься домой, папа? — спросил Лайам.

Шеферд поцеловал его снова.

— Скоро.

— Сегодня?

— Нет, не сегодня, но скоро.

Он поставил Лайама на пол и протянул руки Сью. Жена улыбалась, но Шеферд заметил, как она напряжена. Он сжал ее в объятиях, и она обвила руки вокруг его талии.

— Господи, как я по тебе соскучился! — прошептал Шеферд.

— Ты сам на это пошел, — отозвалась она, и он услышал в ее голосе упрек.

— Прости.

— Я не думала, что это будет так ужасно.

— Здесь тюрьма, — заметил Шеферд, пытаясь улыбнуться. — А ты чего ожидала?

— Мне говорили, что теперь они больше похожи на летние лагеря.

— Речь шла о заведениях открытого типа, — объяснил Шеферд.

— А это какое?

— Категория А. Тюрьма строгого режима.

— Но ведь тебя даже не судили. А как же презумпция невиновности?

— Так работает система, любимая.

— Почему тебя посадили в тюрьму, папа? — спросил Лайам. — Ты плохо себя вел?

Шеферд опустился на одно колено и положил руку на плечо сына.

— Я хорошо себя вел, Лайам. Но никому не рассказывай, что я здесь, ладно?

— Это тайна?

— Да.

— Хорошо, папа.

Шеферд взъерошил его волосы.

— Умница.

Сью достала из сумки тетрадь, цветные карандаши и положила их на стол. Лайам принялся рисовать. Шеферд поднялся с пола.

— Спасибо, что пришла, — сказал он жене. — Ты приехала с Харгроувом?

— Сэм прислал шофера. Он ждет нас снаружи. Сколько времени это займет, Дэн? Долго тебе еще здесь сидеть?

В комнате было стеклянное окно, и охранники могли заглядывать внутрь, но никто не проявлял к Шеферду интереса.

— Это опасно? — спросила жена, понизив голос, чтобы не слышал Лайам.

Сью села за стол. На ней была десятилетней давности шерстяная кофта, в которой она всегда ходила с ним на прогулки, выцветшие голубые джинсы и старые ботинки. Для тюрьмы сгодится. Зато она тщательно накрасилась и распустила свои длинные волосы, как он любил.

Шеферд покачал головой.

— Я в блоке предварительного заключения, — произнес он. — Все стараются вести себя тихо, чтобы хорошо выглядеть в суде.

Он не стал сообщать ей про свою стычку с Дикобразом. И про сломанную ногу Юржака.

— Кто-то из женщин говорил, будто на прошлой неделе один парень покончил с собой.