– Пшел вон, многоликий шива!

– Много выпил, вшивый! – как попугай повторил за мной Воронков.

Ссутулив плечи и понуро опустив голову, с видом поэта, чьи труды по достоинству оценят на следующий день после смерти, Враг удалялся, шаркая копытами. Он плакал навзрыд, и земля дымилась в тех местах, куда падали его слезы.

– Я ж не этого хотел, – доносились до нас его всхлипывания, – я не хотел Зла, я просто думал, что пойду другим путем…

– Нельзя же быть такими бесчеловечными по отношению к Дьяволу! – воскликнула Света и побежала догонять Врага.

– Черт с ней, – произнес я машинально; впрочем, когда девушка поравнялась с ним, мои слова приобрели прямой смысл.

Я повернулся к Воронкову.

– Так что вы там говорили о торговле недвижимостью? – спросил он.

– Я хочу сказать…

– А-а-а!!! – неожиданно заорал Игорь Анатольевич истошным голосом.

– Что с вами? – испугался я.

– Анимаутер! С ним что-то произошло!

– Что? Почему? С чего вы взяли?

– Смотрите же, доступ к вашему телу закрыт!

Я обернулся и увидел, что исчез столп синего света вместе с колодцем, на дне которого я валялся. Мне не хотелось верить своим глазам.

– Ну, видите?! – взвизгнул Воронков.

– Обождите вы! – одернул я его. – Быть может, процесс аккомодации еще не завершен.

– Какая тут аккомодация?! До этого колодца расстояние не больше, чем от комода до дивана в вашей комнате! – не унимался Игорь Анатольевич.

Я щурился и тер глаза, но столп синего цвета так и не загорелся вновь. Я обернулся к колодцу, открывающему вход в девичью плоть, и увидел, что и розовый свет померк и вот-вот потухнет совсем.

– Ну что, аккомодировался?! – верещал Воронков.

– Да! – воскликнул я и бросился вниз головой в колодец сквозь толщу розового света.

Как-никак это был единственный шанс вернуть себя к жизни.

И

Как любил повторять прапорщик Попыхайло, лучше иметь дочь-проститутку, чем сына-ефрейтора. Или чем сына – мертвого майора, добавил я от себя лично.

…Бац!!!

Искры из глаз!

Если бы меня назначили министром здравоохранения, я бы перво-наперво издал приказ о выносе покойников. Я бы распорядился таким образом, чтобы головой вперед выносили их, а не живых. Потому что если ты умер, тебе без разницы, заденут твоим темечком об косяк или нет. А то я не успеваю придти в себя после удара фаготом по голове, как два дюжих санитара все той же головой нечаянно бьют меня об стену.

– Куда вы меня тащите? – кричу я тоненьким голосом, что заставляет меня вспомнить о том, что я превратился в женщину, да к тому же в падшую.

– Отдохнешь чуток в «Кащенко», – бурчит медсанбрат, идущий сзади.

Они выносят меня из подъезда на улицу, и при свете фонаря я вижу машину «скорой помощи».

Я пытаюсь подняться с носилок, но оказывается, что меня крепко привязали к ним.

– Отпустите меня! – верещу я и изо всех сил дергаюсь.

Они подносят меня к машине, и неожиданно идущий впереди санитар, непонятно к кому обратившись, восклицает:

– Э, вы чего?!

Затем он добавляет:

– Уй, бля-а-а! – выпускает из рук носилки и опускается на землю.

– В чем дело?! – выкрикивает второй санитар и тоже выпускает чертовы носилки, причем сперва из правой руки и лишь через сотую долю секунды из левой, и этой малюсенькой доли секунды хватает на то, чтоб долбаные носилки перевернулись, и я сваливаюсь лицом об асфальт, а эти трижды проклятые носилки – на меня сверху.

Мне очень больно, и даже мысль о том, что разбито не мое, а чужое лицо, меня не утешает. Мне так и не удается перевернуться, и я лишаюсь удовольствия видеть происходившее. До меня доносится глухой удар и второй санитар, видимо более интеллигентный, чем первый, хрипит:

– Уй!

Приближаются шаги, меня переворачивают, и я вижу своих освободителей. Это сутенер, который привез ко мне девушку, в облике которой я нахожусь, и еще один здоровый тип.

– Что это за ерунда такая?! – сердито вопрошает последний, отвязывая меня от злополучных носилок.

Взглянув на их сердитые лица, я понимаю, что попал из огня в полымя, и меня повезут не в «Кащенко», а удовлетворять чьи-нибудь сексуальные фантазии. Отрадно то, что справиться с каким-нибудь ничего не ожидающим похотливым ублюдком будет легче, чем с дюжими санитарами, поставленными охранять сумасшедших. А кроме того, я надеюсь – как выяснится позднее, напрасно – на то, что проститутка с разбитой об асфальт физиономией никого не заинтересует.

Пока я размышляю, сутенеры препровождают меня к стоящему неподалеку «такси» и сажают на заднее сидение, где уже сидит симпатичная крашеная блондинка.

– Свет, что случилось-то? – спрашивает она.

– Помоги лучше! – перебивает ее сутенер и добавляет, обращаясь ко второму парню. – Эдик, у тебя аптечка есть?

Они достают вату, перекись водорода и обрабатывают ссадины на моем лице.

– Так что здесь происходит, в конце концов?! – встряхивает меня сутенер.

– Меня хотели отправить в «Кащенко», – отвечаю я.

– Что?! Этот перец?! – возмущается сутенер. – Порву падлу!

– Не стоит, – бормочу я.

– Это еще почему?

– Почему… почему… – лепечу я, думая, чтобы такое соврать?

– Ладно, сиди! Без тебя разберемся! – с этими словами сутенер направляется в сторону подъезда.

«Еще не хватало, чтоб гнусный эксплуататор малолетних проституток измывался над моим временно неодушевленным телом?!» – думаю я и кричу вслед:

– Эй! Говорю тебе, не надо его трогать!

– Чево! – оборачивается сутенер. – Тебе, шо, его жалко?!

– Да нет, просто он умер, – выдаю я.

– Как это?!

– Временно, – уточняю я.

– Слышь, ты, дура трахнутая, у тебя, кажется, правда крыша поехала! Ты че гонишь-то? – орет в ответ сутенер; впрочем, слова мои возымели действие: он идет в обратную сторону.

А я смотрю на его похабную, искаженную от ярости физиономию и думаю: «А на фига мне, собственно, ждать, пока меня отвезут к какому-нибудь, вполне возможно, добропорядочному человеку, захотевшему развлечься в обществе ночной жрицы, а не засветить этому гнусному жлобу пяткой в лоб прямо сейчас, как говорится, не отходя от кассы?! К тому же и времени у меня в обрез». Я поспешно выбираюсь из машины, высовываю руки через рукава смирительной рубашки, подбираю ее края, и, обождав, когда между мною и сутенером останется два шага, пытаюсь провести прямой удар правой ногой так, чтобы пяткой попасть ему в лоб. Однако я не учитываю того, что девушка, тело которой я позаимствовал, не занималась спортом. И вместо того, чтобы свалить коронным ударом своего противника, я сам грохаюсь на асфальт, к тому же сильно растянув ногу и мышцы в паху.

– Ты шо, дура трахнутая, мыла съела или так охренела? – разражается бранью сутенер, вновь поднимая меня на ноги.

Он отвешивает мне оплеуху, открывает дверцу «волги» и вталкивает меня внутрь, а сам плюхается рядом с водителем и командует:

– Давай, Эдик, дуй на Королева. Там Вася Дрозд ждет.

И я понимаю, что мне грозит тот самый «субботник», принять участие в котором я агитировал полтергейста Воронкова. «Черт меня подери! – проклинаю я себя. – Говорил же прапорщик Попыхайло: ногами нужно бить ниже бляхи, а красивые удары в голову оставьте для показательных выступлений и кино. Сейчас бы двинул этому уроду в пах и все дела! А теперь придется дать дрозда какому-то Васе».

– Свет, а Свет, чего с тобой случилось? – заботливо шепчет блондинка.

Я смотрю на нее с вожделением. Ее милое личико и большая полуобнаженная грудь придают мне силы и стремления во что бы то ни стало вновь обрести покинутую мною мужскую плоть; в противном случае мне придется стать лесбияном.

– Ангелочек, – тихо отвечаю я, – дай мне номер своего телефона, я тебе позвоню, когда все закончится, и все расскажу.

– Свет, ты что спятила?! Мы же с тобой одну хату снимаем!

– Свет, ты кончай гнать в натуре! – отзывается сутенер.