Нет, не может! Сама эта мысль для меня невыносима.

По телефону или электронной почте мы с потенциальным жильцом жаждем познакомиться.

Когда же встреча происходит, мне неприятно видеть в моей квартире этого бородача, который переставил мебель и расшвырял вещи, как у себя дома. Он мне все время улыбается, ведь я хозяйка.

Летом, едва войдя в квартиру, я начинаю выискивать ущерб.

Как правило, все чисто, и в квартире полный порядок: мои жильцы хотят пожить тут еще. Я внимательно обхожу комнату за комнатой. Красивая у меня квартира. Хорошо в ней. Усевшись в гостиной с книжкой, я с хозяйской гордостью оглядываю мраморный камин, этажерки, залитый солнцем пол. Поднимаю глаза к потолку, и сердце у меня обрывается: здоровенная трещина — нет, целых три, которых не было в прошлом году.

Так что все мое пребывание в Париже проходит в беготне по строительным и интерьерным магазинам, разговорах с малярами и электриками, починке сливного бачка или проверке газовой плиты, покупках посуды или пылесоса, выслушивании жалоб соседей, уборке, чистке, покраске, вылизывании квартиры сверху донизу, подготовке ее к въезду нового жильца.

Я больше не хожу на выставки.

Когда иду по кварталу, то держу нос по ветру: таблички «Продается» на окнах домов меня угнетают. Ну конечно, все хотят поскорей убраться с тонущего корабля: шарм этого квартала исчезает, а дома здесь стоят на весьма зыбкой почве. Таблички «Продано» согревают мою душу. Ага, значит, в этом квартале еще покупают жилье, он все еще востребован.

Я провожу в своей квартире много времени, но я в ней не живу. Я не пишу. Нет времени, нет вдохновения. Слишком много бытовых проблем.

Время моего пребывания в Париже уменьшается, как шагреневая кожа: я не способна отказаться от сдачи квартиры в наем.

В любом случае, я больше не люблю Париж: там я ничем не занимаюсь, кроме своей квартиры.

Квартиру я люблю, лишь когда она приносит деньги, которые позволят оплатить грядущие ремонты и увеличат мои сбережения.

Продать: это желание приходит быстро. Отделаться от этого бремени, вернуться к беззаботным прогулкам по Парижу, к легкости бытия, обрести внутреннюю свободу, которая позволяет писать.

Но подходящее ли сейчас время для продажи? Цены на рынке недвижимости низкие. И поговаривают, что жилье по-прежнему самое надежное вложение капитала.

Куда разумнее воспользоваться кризисом, чтобы присмотреть другую квартиру, не имеющую основного недостатка моей — отдаленности от центра. Жилье в центре Парижа доступно, глупо этим не воспользоваться.

На всякий случай я покупаю газету с объявлениями о продаже недвижимости. Начинаю ходить по адресам и вскоре нахожу идеальный вариант — маленькую двухкомнатную квартирку под самой крышей на пешеходной улочке позади собора святого Евстахия. Самое сердце города. Шестой этаж без лифта, но лестница удобная. Симпатично, светло, немного дороговато. Я вполне смогу здесь жить. Отовсюду льется свет через круглые окна в покатой крыше. При мысли о возможности обладания этой квартиркой возле станции «Шатле», через которую проходят все линии метро, меня наполняет радость.

Поскольку на следующий день я улетаю, решать нужно быстро.

«Доверьтесь вашему инстинкту, — говорит мне хозяйка. — Она вам нравится, решайтесь. Если захотите ее сдать, то сдадите без проблем».

Верю. Месторасположение — золотой ключик инвестиций в недвижимость. Я смогу ее сдавать очень дорого. Это умная покупка. Конечно, есть и недостатки, но за такую цену я не найду ничего столь же привлекательного, и к тому же в центре. Да еще мне повезло натолкнуться на тот самый идеальный вариант, когда владельцы срочно нуждаются в наличности, потому что покупают другую квартиру. Они отдают ее за бесценок.

Я выплачу кредит за десять лет. Две квартиры обеспечат мою финансовую независимость. Муж, мой лучший советчик, думает, что это отличный план.

Я уезжаю, так и не подписав бумаг. Я убегаю.

Все шестнадцать часов полета я кручусь в кресле без всякой надежды заснуть даже со снотворным, терзаясь мыслями о выгодной сделке, которую упустила, и в голове моей вертятся слова: «Моя светлая уютная норка».

Я думаю о ней днем и ночью. И оплакиваю ее. В бешенстве просыпаюсь среди ночи. Ну как я могла упустить такое выгодное дельце? Где была моя энергия, мое воображение, моя деловая хватка?

От родителей я унаследовала две взаимоисключающие страсти: от отца — страсть к вещам, спискам, организованности, расчетам, инвестициям, обладанию, собственности; от матери — ненависть к бытовым проблемам.

Иногда я задаюсь вопросом, не из скупости ли я пишу. Чтобы ничто не пропало даром. Чтобы переработать и обратить в доход все, что со мной происходит. Чтобы собрать мое прошлое, сохранить его про запас, звонким и полновесным. Чтобы иметь возможность наведываться туда как в сокровищницу и любоваться моими золотыми монетками. Чтобы инвестировать и заставить плодоносить мой капитал чувств и ощущений.

А еще потому, что это ничего не стоит. Потому что писать можно практически везде и всегда даром. Потому что когда я пишу, то не трачу ничего, кроме моего времени, и завишу только от себя самой.

Ничего, кроме времени и чернил. Сущая ерунда. Моя перьевая ручка, которая течет при письме, кажется мне еще совсем новенькой, как дядюшке Скруджу его сюртук, которому всего двадцать лет. Что же касается бумаги, то я покупаю в Америке пачки недорогой желтой бумаги, в Праге — маленькие изумительные тетрадки по восемь крон за штуку (двадцать пять сантимов), а бумагу для печати я бесплатно беру в университете или же муж приносит с работы. И, наконец, совершенно необходимая вещь — компьютер. Его я тоже приобрела по случаю. Сгодится, пока работает. Я печатаю на старом ноутбуке, купленном за сотню долларов. Он находился в прокате три года. Жесткий диск издает странные звуки. Как сказала мне продавщица, сколько продержится, столько продержится. Он держится вот уже пять лет.

Единственная статья расходов — картриджи для принтера. Тридцать евро за картридж, которого хватает на распечатку полутора тысяч страниц. Я практически ничего не распечатываю, приспособившись читать прямо с экрана вплоть до самой последней стадии создания книги.

Слова я тоже экономлю. Все время боюсь сказать лишнее. Мой стиль экономный. Любое отступление внушает мне ужас. Я иду прямо к цели. Вгрызаюсь в сюжет, как сверло.

Мне бы хотелось писать романы, полные возвышенных чувств, пробирающие читателей до слез. Но я мгновенно замечаю в людях лишь самые низменные их побуждения. Даже мое видение мира — это видение скряги: я смотрю на людей с точки зрения их недостатков.

Писать книги — это волшебство. Всей душой отдаваясь этому занятию, я ничего не теряю. Наоборот, чем больше я пишу, тем больше обогащаюсь. Мыслями я где-то далеко. Я не та, которую описываю, а та, которая пишет, — анонимная и невидимая спекулянтка.

Это беспроигрышный вариант: в таком виде спекуляции можно только выиграть. Страдания — сырье. Любой минус на бумаге идет в плюс.

Единственный образ жизни, который мне понятен.

Никто и ничто не может лишить меня этого — скромного удовольствия писать книги.

Каждое утро, садясь за мой рабочий стол у окна, я открываю ноутбук и в полном одиночестве принимаюсь возделывать мой словесный сад.