— Кажется, мистер Кент придерживается того же мнения, — сухо сказала Эмма.
Джейми склонил голову набок.
— Ты так думаешь?
— Угу… Слушай, Джейми, наверное, мне лучше встать. Уже поздно и…
— Значит, ты действительно хочешь видеть мистера Кента. — В голосе мальчика сквозило явное осуждение.
— Да, пожалуй. — Она поставила чашку и блюдце на тумбочку.
Джейми состроил гримасу.
— О'кей, тогда я пошел. А можно мне сначала посмотреть, как ты вставляешь глаза?
Эмма была рада, что успела допить чай.
— Если хочешь, — согласилась она. Забавно… Даже тогда, когда жизнь казалась невыносимой, всегда находилось что-нибудь, способное ее рассмешить. В последнее время таким человеком все чаще становился Джейми.
Она вылезла из кровати, довольная, что надела ночную рубашку с высоким воротником и длинными рукавами, и пошла в смежную ванную надеть линзы. Это было проделано со скоростью и искусством, отточенными долгой практикой. Джейми, следивший за операцией как зачарованный, побежал искать Риппера, предоставив Эмме возможность принять ванну.
Наслаждаясь теплой водой и вдыхая свежий сосновый запах мыла, который всегда напоминал ей о Заке, игравшем в лесу на губной гармошке, Эмма решила, что Джейми прав. Как бы ни было больно, она должна повидать Зака до его отъезда. Хотя бы для того, чтобы попрощаться. Она не любила расставаться по-плохому.
Двадцать минут спустя, надев белые брюки и сине-голубую блузку, Эмма в последний раз провела расческой по волосам и спустилась в столовую.
Она открыла дверь и тут же пожалела, что пришла. Если бы только миссис Ли не настояла на том, чтобы накрыть в столовой! Эта длинная, узкая как гроб комната с темной мебелью и выцветшими гобеленами на стенах по утрам казалась слишком мрачной. А сидевший за столом Зак отнюдь не добавлял ей веселья, поскольку был в самом отвратительном настроении. Селия же, как всегда, завтракала у себя в спальне.
— Доброе утро, — сказала Эмма газете со следами зубов, которой Зак прикрывал лицо.
— Доброе утро, — злобно ответила газета.
— Славный сегодня день.
— Серьезно?
Эмма села, протянула руку и опустила газету.
— Да. Джейми сказал, что ты скоро уезжаешь.
— Джейми прав. Кому-то из нас надо работать.
— Даже в воскресенье? Кстати, что ты хочешь сказать своим "кому-то из нас"?
Зак снова поднял газету, прикрывая ею плотно сжатые губы.
— Я имею в виду, что должен зарабатывать себе на жизнь.
— А я нет? — Эмма взяла накрытое крышкой серебряное блюдо и положила себе омлет.
За газетой исчезла чашка кофе.
— Насколько я знаю, ты никогда не ударяла палец о палец.
— Неправда! Большинство моих статей покупает "Ярмарка мод". Но я сотрудничаю и с другими журналами.
— Да? Значит, ты живешь на гонорары?
— Нет. Но могла бы.
— Прекрасно. — Чашка появилась снова, газета громко зашуршала, и Зак перевернул страницу.
— Я тебя оскорбила? — с отчаянием в голосе спросила Эмма, когда за пять минут не было сказано ни слова. Омлет лежал в желудке как влажная губка.
— Вовсе нет. — Наконец газета опустилась, и Эмма увидела холодный взгляд Зака. — Эмма, чего ты хочешь? Еще одного предложения? Чтобы снова отказать мне? Не выйдет.
В самом деле, чего она от него хочет? Уважения? Смешно. Нет, она хочет, чтобы Зак любил ее и хотел прожить с ней до самой смерти. Но именно этого он не мог или не желал ей дать.
— Я ничего не хочу от тебя, Зак, — после паузы сказала она. — Но разве мы не можем по крайней мере остаться друзьями?
— Друзьями? Не думаю. Друзья не распускают руки. А я сомневаюсь, что сумею удержаться. — Его голос был сухим, как опавшие листья. Но… Сердце Эммы сделало скачок. Он все еще желал ее, хотя и пытался шутить.
— Если бы у нас было время… — беспомощно начала она.
— Время? Оно у нас было. Я не шутил, когда говорил, что из этого ничего не выйдет. Ты была права, отказав мне. — Он улыбнулся странной кривой улыбкой, от которой Эмме захотелось заплакать. — А теперь, если ты не против, я дочитаю статью.
Он поднял газету и углубился в нее.
Эмма смотрела на заголовок статьи о последнем политическом скандале, но ничего не видела: буквы прыгали перед глазами. Взять бы вилку, проткнуть эту проклятую газету и вонзиться ему прямо в…
Нет. Испачканная омлетом вилка со звоном выпала из ее пальцев. Зак уже сказал все, что хотел. Он и так считает ее испорченной, избалованной девчонкой. Незачем подтверждать его правоту.
Эмма аккуратно положила салфетку рядом с тарелкой и встала. Зак не пошевелился.
Она вздохнула, на всякий случай подождала несколько секунд и вышла из комнаты.
Кажется, как только она закрыла дверь, в столовой раздался треск рвущейся бумаги, а потом удар кулаком по столу.
В холле была Энни Кут. Эмма чересчур жизнерадостно поздоровалась с ней и заторопилась к себе в комнату.
— Зак, — простонала она, открывая шкаф. — Зак, неужели ты не видишь… — Взгляд Эммы упал не зеленое платье подружки невесты.
Как там Саймон однажды говорил про Оливию? Что он восхищается ее умением делать все, что нужно, без жалоб и суеты? Правда, в его словах звучало уважение, а не любовь…
В конце концов, уважение — это всего лишь начало. Может быть, она никогда не сможет заставить Зака полюбить ее. Но она тоже сумеет без жалоб делать все, что нужно. Если понадобится.
Эмма задумчиво сняла зеленое платье с вешалки и бросила его на спинку стула. Потом достала чемодан и положила его на кровать.
Она собиралась уезжать лишь завтра. Но… Как однажды Оливия сказала Джейми, не желавшему убирать игрушки, нет смысла закрывать глаза на правду. Никто не сделает за тебя твою работу.
Эмма открыла ящик и начала перекладывать одежду в чемодан. Оливия мудра. Она заслужила счастье. И все же вчера они с Саймоном не составляли единого целого. Улыбка Оливии была чересчур яркой.
Рассеянно укладывая вещи, Эмма смотрела на подернутое рябью озеро. Некогда Шерраби было счастливым местом. Однажды, когда здесь снова поселится счастье, она вернется сюда.
Через полчаса она вышла из дома.
Эмма не видела мужчину, следившего за ней из окна столовой. И не видела того, как он смял "Таймс", сделал из газеты бумажное ядро и швырнул его на пол.
Глава 8
— Оливия. — В негромком гипнотическом голосе Саймона слышалась повелительная нотка. — Оливия, идите сюда.
Оливия неохотно оторвала взгляд от толп, заполнявших Елисейские поля, и повернулась лицом к мужу. Он сидел на краю широкой двуспальной кровати, раздвинув ноги и положив руки на колени. Дорогой серый костюм, сшитый у лучшего портного, делал его элегантным и невыносимо обольстительным. Оливия облизала губы.
Во время полета они почти не разговаривали. Оливия устала, была осторожна, все еще сомневалась, не сделала ли она глупость, и ощущала неловкость, когда непринужденно вытянутые длинные ноги Саймона временами касались ее бедра. Он казался довольным ее молчанием, хотя иногда цепко поглядывал на нее и загадочно улыбался.
Оливия, чью уверенность в себе сильно поколебал бесконечный, полный событий день, размышляла, не думает ли Саймон о том, как все было бы, совершай он это путешествие с таинственной Сильвией.
Если он и думал о Сильвии, то никак не показывал этого. Они прибыли в великолепную старую гостиницу на Елисейских полях и оказались в роскошном люксе на третьем этаже. Хватило одной мраморной ванны с золотыми кранами, чтобы у Оливии полезли глаза на лоб. А золотые орлы в изголовье кровати заставили бы ее хихикнуть, если бы она не так нервничала. Впервые за весь этот день они остались совершенно одни.
Саймон решительно опустился на пугающе огромную кровать и привлек Оливию к себе на колени.
Она немедленно сжалась; Саймон что-то пробормотал себе под нос и отпустил ее. Смущенная, выбитая из колеи, не зная, как вести себя с человеком, которого знала меньше двух месяцев, Оливия вскочила, подошла к окну и простояла там добрых десять минут, молча глядя на кипевшую внизу жизнь.
