Мы влезаем в округлую трубу, где как раз могут поместиться два человека. Я насчитал шестьдесят метров и обессилел. Мне кажется, вдалеке слышен шум водопада. Но это просто наша одежда трется о стенки. Труба выпрямляется, поднимается вертикально, и я нащупываю перекладины. Хватаюсь за них и подтягиваюсь. Несколько секунд проходит под аккомпанемент нашего прерывистого сопения. Я больше не слышу дыхания Ламбера. Куда он делся? Вверху я замечаю его фонарик. Он удаляется. Я отталкиваюсь ногами и вытягиваю руки, стремясь на воздух. Прислоняюсь спиной к стенке. Труба такая узкая, что в этом месте впору бы сесть. Почему же я этого не сделаю? Ламберов луч останавливается, шарит в темноте вокруг меня, замирает на моем лбу.

– Вы идете? – Его голос, низвергаясь по трубе, становится громовым. – Еще тридцать метров, а потом вам придется ползти! – Я догоняю его и протискиваюсь, как могу, обдирая кожу на голове и локтях. Застреваю во второй раз и не вижу больше ни зги…

Двигаясь ощупью, я ползу к выходу. В тревоге ты зовешь, умоляешь дать хоть какую-то подсказку, но не получаешь ответа. Ты лишь чувствуешь, что справа труба расположена горизонтально, а слева поднимается вертикально. Мы устремляемся по второй, надеясь, что она ведет к небесной лазури. По мере того, как мы взбираемся по перекладинам, дышать становится легче. Ты считаешь каждый метр, я вытираю пот со лба: выдержим ли мы? На высоте наших рук простирается площадка. Есть ли рядом шахта? Преодолеем головокружение, чтобы не упасть. Наверное, Ламбер скрылся за поворотом, оставив нас здесь подыхать, а под рукой даже нет фонарика или пламени зажигалки, чтобы попробовать сориентироваться. Заблудились. Нет. Там кто-то дышит. И вдруг тебя ослепляет свет. Он направил фонарик тебе в глаза.

– Подойдите, я на вас посмотрю. Придется избавиться от лишнего веса и пересмотреть ваши гастрономические привычки! Присядьте вон там! А теперь проследите взглядом за движением моего фонарика…

Как вы можете убедиться, мы находимся под сводом в форме полусферы. Выход – прямо за вами. Когда пойдете обратно, будьте осторожны. Вам достаточно представить свое состояние, если вы упадете с высоты тридцати метров. Труба узкая. Вы оборвете на себе одежду и обдерете кожу…

Посмотрите на эти четыре металлические трубки, прикрепленные к стенке. Они образуют второй вход, снабженный красной сигнальной лампочкой, которая загорается, как только пересекаются два взгляда, в ближайшее время – мой и ваш. Это место называется альвеолой. В подземной сети, куда мы попали минуту назад, их целое множество. Привыкнете. Возьмите пальцами двойную трубку, перед которой стоите, и поднесите ее к глазам. Эта зрительная труба вращается на оси. Теперь у вас есть оптический аппарат, позволяющий наблюдать за каждым миллиметром пространства. Насколько мне известно, не существует другой машины, способной достичь такой же степени совершенства, поскольку она тотчас доставляет вас туда, куда вы желаете отправиться!

Теперь посмотрите сюда (луч фонарика перемещается на пол): у вас также есть шлемофон, связанный с моим при помощью рации. Два этих шлема позволяют нам переговариваться, не переставая наблюдать за тем, что происходит по ту сторону стенки. Как только наденете наушники, вам достаточно будет передвинуть оптическую трубку на один миллиметр, чтобы включить всю систему. Вы готовы? Тогда начнем.

Ламбер гасит фонарик. Я беру зрительную трубку, подношу ее клипу, и она автоматически настраивается на расстояние между моими глазами. Не успел я передвинуть трубку, как зажигается сигнальная лампочка. Мы нависаем над просторной комнатой, занятой четырьмя десятками людей, которые сидят за тремя прямоугольными столами, поставленными под прямыми углами. Наушники заполняет праздничный гам.

– Алло? – (Это голос Ламбера.) – Будьте очень внимательны и отмечайте, пожалуйста, все, что увидите. Для облегчения задачи вот вам несколько сведений: сейчас мы находимся у Банье – соседей, которые сегодня отмечают помолвку своей младшей дочери и сына одного вольноградского ремесленника… Чтобы приблизить изображение, осторожно поверните первое из двух колец, опоясывающих вашу трубку. Второе служит для противоположной операции. Если вы правильно отрегулируете прибор, то сможете увидеть даже зрачки любого из гостей, собравшихся за этим столом.

Тощий малый, сидящий напротив нас в самой глубине комнаты, – это сам Банье. Бедняга разместился здесь не просто ради соблюдения протокола, как вы могли бы подумать, а потому что на четырех этажерках, высящихся за его спиной, расставлено около сотни маленьких стеклянных гондол, привезенных из Италии. Невысокая женщина с редкими волосами, сидящая на лощеной подушке (взгляните, как она раскачивается на своем сиденье), – это мадам Банье. Вы найдете массу полезных сведений о ней на полоске под номером 8735-h моего личного реестра. Что касается двух других, сбоку, это, как вы догадываетесь, будущие свекор и свекровь. Наконец, посмотрите налево: поодаль от других белокурый молодой человек обнимает у окна молодую девушку. Это жених и невеста. Теперь прокомментируйте сцену, обоснуйте ваши операции и наблюдения. Я вас слушаю.

– В эту самую минуту…

– Погодите. В реестре, соответствующем нашим наблюдениям, мы располагаем двумя возможностями. Первая – комментировать события по мере их развития. Вторая – предвосхищать их. Выбирая одну, вы ускоряете ход вещей, а выбирая другую, произвольно замедляете его, что в нынешнем случае мне кажется предпочтительнее. Поэтому говорите лучше: «Как всегда».

– Как всегда, мы присутствуем на завершении семейной трапезы…

– Так-то лучше звучит.

– Бокалы осушены, тарелки собраны. Господин Банье сообщает присутствующим, что хотел бы спеть. Пожилые проявляют внимание, молодежь – нетерпение. После первого куплета песня заканчивается…

– Скажите: «Обрывается. Ворон!»

– Простите?

– Я велел вам сказать: «Ворон!»

– Ворон… – Полувсхлипом. – В огромном волнении Банье прочищает горло, жестом подзывает к себе жениха и что-то шепчет ему на ухо. Молодой человек соглашается, идет к своему отцу и передает ему слова Банье. Под столом возится стая детишек. Блондинчик в детском комбинезоне усердно намазывает маслом туфли старой дамы, чье лицо цвета газетной бумаги выражает в эту минуту…

– Как всегда…

– Как всегда, горечь и скуку. Банье хлопает в ладоши. По этому сигналу гости встают со стульев и быстро сдвигают столы к стенам. Посредине расчищенной комнаты Банье обращается к отцу жениха, который, похоже, очень удивлен. Стулья расставлены кружком. Гости размещаются, Банье раздевается до пояса, отец жениха протягивает очки своей супруге и, становясь в центр круга, улыбается Банье. Звенит…

– Пощечина, отец жениха отступает на шаг, а Банье всякий раз выкрикивает одну фразу: «Со всего размаха, это игра!»

– Спасибо. В эту минуту…

– Как…

– Всегда, руки мужчин перекрещиваются и полностью перемешиваются…

– Перерыв!

– Мадам Банье кажется довольной, дочь невесты – встревоженной. Одни голоса требуют приостановки, другие – продолжения боя. Банье получает оплеуху, на которую отвечает затрещиной. Поединок окончен. Толстый мужчина, лежащий на полу, ищет среди подступающих теней милосердную руку, что протянет ему бифокальные очки. Банье громко выкрикивает, что все будет хорошо. Кто-то включает проигрыватель, и молодежь бросается на свободное место танцевать. Под столом сговаривается вокруг мешка стайка сорванцов. Все они одновременно выпрямляются. Видны их зубы. Над танцующими разлетается пригоршня моркови, которая обрушивается на жениха и невесту, убегающих в глубь комнаты…

– Крестьянский обычай…

– С искаженным от страха лицом Банье вбегает в наше поле зрения!

– Главное – не упустите его!

– Мы замечаем у него в руках обломки гондолы. Он отчаянно смотрит в нашу сторону и бессильно разводит руками, врывается какой-то человек, обнимает его…

– Это Вейра! Быстро уходим отсюда, сейчас же в 4-ю альвеолу! Бросьте этот объектив и идите за мной!